15. Драматургия Вольтера. Принципы шекспировского театра и театра классицизма.

Продолжая культивировать аристократические жанры поэзии — послания, галантную лирику, оду и т. д., Вольтер в области драматической поэзии был последним крупным представителем классической трагедии. Однако в обстановке угасания аристократической культуры трансформировалась неизбежно и классическая трагедия. В её прежнюю рационалистическую холодность врывались всё в большем изобилии нотки чувствительности («Заира»), её прежняя скульптурная чёткость сменялась романтической живописностью («Танкред»). В репертуар античных фигур вторгались всё решительнее экзотические персонажи — средневековые рыцари, китайцы, скифы, гебры и тому подобное.

Долгое время не желая мириться с восшествием новой драмы — как формы «гибридной», Вольтер кончил тем, что и сам стал защищать приём смешения трагического и комического (в предисловии к «Расточителю» и «Сократу»), считая это смешение, впрочем, законной чертой лишь «высокой комедии» и отвергая как «нехудожественный жанр» «слезливую драму», где только «слёзы». Долгое время противодействуя вторжению на сцену плебеев-героев, Вольтер, под напором буржуазной драмы, сдал и эту свою позицию, широко открывая двери драмы «для всех сословий и всех званий» (предисловие к «Шотландке», со ссылками на английские примеры) и формулируя (в «Рассуждении о гебрах») по существу программу демократического театра; «чтобы легче внушить людям доблесть, необходимую обществу, автор выбрал героев из низшего класса. Он не побоялся вывести на сцену садовника, молодую девушку, помогающую отцу в сельских работах, простого солдата. Такие герои, стоящие ближе других к природе, говорящие простым языком, произведут более сильное впечатление и скорее достигнут цели, чем влюблённые принцы и мучимые страстью принцессы. Достаточно театры гремели трагическими приключениями, возможными только среди монархов и совершенно бесполезными для остальных людей». К типу таких буржуазных пьес можно отнести «Право сеньора», «Нанина», «Расточитель» и др.

В своей драматургии Вольтер стремился осуществить своеобразное сочетание положительных сторон шекспировской и классицистической драматургии. В частности, он допускал смешение трагического и комического, что было характерно для творчества Шекспира. Он объясняет это тем, что человеческая жизнь не однообразна, что нередко одно и то же происшествие влечет за собой все эти контрасты. Однако, это новшество Вольтер вводит робко и только в комедиях. Вольтер познакомился с творчеством Шекспира еще в Англии, он стал почитателем его большого таланта. Переводил отдельные сцены из пьес, подражал ему, заимствуя сюжеты или используя драматургические конфликты шекспировских пьес. Однако, Вольтер был воспитан на традициях классицистического театра, он привык к изысканной вежливости и галантности, которые осмеял Мольер. Просторечие Шекспира отталкивало многих, так называемых благовоспитанных аристократов 18 столетия. Выпады Вольтера против его творчества можно объяснить «титаническую силу быта», иными словами, изображение быта. «Шекспир был великим гением, но он жил в грубом веке, в пьесах его обнаруживается грубость этого века», - писал Вольтер.

Свою трагедию Вольтер построил по всем законам классицизма, не споря с веком, разделяя все господствующие вкусы. В пьесе соблюдены три единства, в ней пять актов, сценическое действие сведено к минимуму и дан широкий простор речам. В ней царит высокая патетика, сохранен александрийский стих. Что же касается идей, Вольтер шел вразрез с официальной идеологией, насыщал пьесы идеями Просвещения. Он требовал от драматургии правдивости и действия, он требовал чтобы герои говорили так, как люди говорят в действительности, чтобы поэтический язык ни в коем случае не был противоестественным. Поэтому его и привлекала драматургия Шекспира, в которой отражалась сама жизнь во всех ее суровых и действительных положениях и напряженных конфликтах.