Часть I. Славяне восточной европы в V—VII вв.

лежности рассматриваемых кладов и случайных на­ходок славянам-антам (Спицын А. А., 1928, с. 492 — 495). Серьезная аргументация этого предположения приведена Б. А. Рыбаковым (Рыбаков Б. А., 1948, с. 57-71; 1953а, с. 23-104). Позднее И. Вернер еще раз убедительно показал, что одиночные пальчатые фибулы были частью славянской женской одежды, и составил карту распространения этих украшений (Werner /., 1950, S. 150-170; 1960, S. 114-120).

В последние годы пальчатые фибулы были найде­ны на достоверно славянских памятниках, в том числе в жилищах и захоронениях, что не оставляет никаких сомнений в этнической атрибуции этих украшений. Их картография (карта 5) свидетельствует, что паль­чатые фибулы были характерны не для всех славян, а в основном для их племенной группировки, которой принадлежат памятники пражско-пеньковского типа.

На поселениях пеньковского типа встречены и дру­гие предметы, сопоставимые с находками в кладах. Так, на селище Скибинцы (Остров Мытковский) в Винницком Побужье найдена литая фигурка льва (рис. 6; табл. IV, 7). На поселении Требужены в Мол­давии обнаружена подвеска в виде фигуры человека с согнутыми ногами и упирающимися в бедра руками (Рафалович И. А., 1972, рис. 4). Стилистически она близка накладкам из Мартыновского клада. Инте­ресна бронзовая фигурка лошади, найденная па по­селении Самчинцы (рис. 7; табл. IV, 9). Из поселе­ния Семейки происходят серьги пастырского типа и фигурка медного конька с причудливо узорчатой го­ловой. В одной из полуземлянок селища Селиште найден фрагмент двупластинчатой фибулы. Наконец, выявлена непосредственная связь поселения праж­ско-пеньковского типа у с. Вильховчик с кладом мар­тыновского типа. Бляшки от поясного набора марты­новского облика встречены здесь в округлобоком глиняном сосуде пражско-пеньковских традиций (Приходнюк О. М., 1979а, с. 90, 91).

Впрочем, нельзя, конечно, утверждать, что все кла­ ды с находками пастырского и мартыновского типов оставлены славянами. Многие предметы в этих кла­ дах представлены фрагментарно. На этом основании в археологической литературе высказано предполо­ жение, что вещи и их обломки в кладах были метал­ лическим сырьем ремесленников-ювелиров. Некото­ рые из кладов могли быть зарыты и неславянским населением Юго-Восточной Европы.

Некоторые венгерские исследователи связывают поясные наборы мартыновского типа с аварами. Прорезные поясные накладки с антропоморфными чертами действительно известны среди аварских ком­ плексов Среднего Подунавья (Ldslo G., 1955). Одна­ ко такие пояса распространены довольно широко и безусловно не являются отражением одного опреде­ ленного этноса. Можно полагать, что в этих поясных наборах проявляется общая евроазиатская мода. Та­ кие пояса носили дружинники, принадлежавшие к самым различным этноплеменным группировкам. А. К. Амброз связывает появление этих поясных на­ боров с полуварварской средой византийских городов и крепостей Нижнего Подунавья. Отсюда они доволь­ но быстро и широко распространились на значитель­ ных пространствах Евразии (Амброз А. К.. 1971а с. 118).

Очевидно, к культовым предметам принадлежат

небольшие фигурки животных из обожженной глины. Все они вылеплены из одного комка глины, изображе­ние схематичное и стилизованное. Намечен лишь об­щий контур животного, поэтому определить вид его не представляется возможным. Лишь одна фигурка с поселения Ханска II выполнена в реалистической манере и не оставляет сомнений в том, что изображен конь.

На поселении VI—VII вв. в Старых Малаештах найдена глиняная фигурка человека с широко раздви­нутыми ногами и поднятыми до уровня плеч руками. Изображение стилизовано и несколько условно.

Погребальными памятниками славян, оставивших пражско-пеньковскую керамику, были бескурганные могильники с захоронениям по обряду трупосожже-ния. Обнаружены и исследованы они пока в очень немногих пунктах. Остатки трех таких могильников были раскопаны в районе с. Великая Андрусовка в бассейне Тясмина (Верезовецъ Д. Т., 1969, с. 58—70). Два из них сохранились частично, - третий — относи­тельно хорошо. Площадь последнего около 1,5 га. Раскопками охвачено 1000 кв.м и выявлено 29 захо­ронений. Во всех случаях остатки кремации, совер­шенной на стороне, были помещены в очень неболь­шие неглубокие ямки. Погребения — урновые и без-урновые, все безынвентарные.

Единичные погребения того же типа известны в Прутско-Днестровском междуречье.

По металлическим находкам памятники типа Пень-ковки в целом датируются VI—VII вв. Однако име­ются некоторые основания предполагать, что начало пеньковской культуры восходит к V в. Так, на селище Куня в Побужье обнаружена железная двучленная фибула позднего арбалетного типа, характерная, по мнению исследователя памятника, для IV—V вв. (Хавлюк П. И., 1974, с. 188). С поселения Жовнин происходит костяная ложечка, датируемая по северо­кавказским аналогиям второй половиной IV—V в. н. э. (Рутковсъка Л. М., 1972, с. 224). В пользу этого гово­рят и находки черняховской керамики на некоторых пеньковских поселениях.

Два важнейших признака пражско-пеньковской культуры — керамика и домостроительство — позволя­ют искать истоки ее в черняховских древностях. Ни в одной из синхронных культур на соседних территори­ях нет керамического комплекса, подобного пеньков-скому. На отдельных селищах пеньковского типа встречены единичные слабопрофилированные ци-линдро-конические и тюльпановидные горшки, сбли­жающиеся с глиняными сосудами, распространенны­ми в третьей четверти I тысячелетия н. э. в Верхнем Поднепровье (древности типа Колочина и Тушемли— Банцеровщины). П. Н. Третьяков высказал догадку о сложении пеньковской культуры в результате миг­рации населения из верхнеднепровских областей в междуречье Днестра и Днепра (Третьяков П. Я., 1965, с. 63—77). Однако керамические комплексы в целом, домостроительство и другие элементы этих культур настолько различны, что не может быть речи о происхождении пеньковских древностей из области Верхнего Поднепровья.

Округлобокие сосуды с максимальным расшире­нием в средней части их высоты, очень близкие к ве­дущему типу пражско-пеньковских горшков, широко представлены на памятниках черняховской культуры.

26