1.3. Истоки проблемы возрастной дискриминации, или социогенез возрастных категорий

Итак, в феномене возраста теснейшим образом переплетены биологические и социальные характеристики. Антропологи находят объяснение этому факту в том, что на ранних этапах социогенеза возрастные характеристики человека были тесно сопряжены с его социальным статусом, благодаря чему возраст являлся одним из важнейших регуляторов социального взаимодействия отношений людей.

Судя по всему, в ходе эволюции возрастной и социальный статус первоначально были практически неотделимы друг от друга. Так, например, у животных, живущих в иерархичеки-организованных семейных сообществах, наступление физической и социальной зрелости совпадает. В частности, у волков самец начинает бунтовать против вожака, когда физически готов взять на себя его роль (Лоренц К., 1998).

Аналогичную картину описывают и антропологи, реконструирующие начальные этапы социогенеза. Представители бесписьменных культур не придавали значения индивидуальному хронологическому возрасту, для них важнее было указание на принадлежность человека к тому или иному возрастному классу - возрастной группе, занимающей строго определенное место в системе социальной стратификации общества и характеризующейся выполнением разных видов деятельности, разной степенью престижа и власти (Социологический энциклопедический словарь, 1988). Первоначально появление возрастных классов было отражением естественного половозрастного разделения труда, и переход человека из одного возрастного класса в другой определялся изменениями его трудоспособности.

Однако впоследствии, в силу стратификационной значимости возрастных признаков, произошла дифференциация возрастного и социального статуса человека, позволяющая общности регулировать состав «высших» и «низших» (в плане социальной иерархии) возрастных классов вне зависимости от реальной демографической ситуации. Для культур, тяготеющих к традиционности, и сегодня характерно невнимание к хронологическому возрасту человека. Например, исследования в Абхазии показали, пожилые мужчины, отвечая на вопрос о своем возрасте, называют цифру 100 лет или даже больше, что не соответствует их реальному возрасту, зато отражает их социальный статус (Бочаров В.В., 2001).

Наиболее действенным механизмом подобной регуляции стали обряды перехода (инициации), благодаря которым возрастные классы стали по сути «разновозрастными», объединяя людей не по возрастному признаку, а по закрепленному за ними социальному статусу (Геппен А. ван, 2002). Благодаря им старейшинами могли становиться члены средних возрастных групп, обладающие необходимыми материальными ресурсами, а не самые пожилые индивиды, как это происходило, например, у аборигенов Австралии (Роуз Ф., 1989). С другой стороны, «ребенком» мог оставаться объективно зрелый человек. В частности, у народности масаи человек не получал статус «взрослого» до тех пор, пока его родители не находили материальной возможности обеспечить ему прохождение процедуры инициации (Геппен А. ван, 2002). Таким образом, в процессе усложнения форм организации общественного устройства возраст оказался не гарантией, а лишь предпосылкой достижения высокого социального статуса, а статус возрастного класса, в свою очередь, определялся возможностью сосредоточить в своих руках контроль над материальными ресурсами.

Вопрос о том, какие возрастные классы имели самый высокий статус на начальных этапах социогенеза, сегодня, по всей видимости, может считаться дискуссионным, хотя в предыдущем столетии, после того, как английским этнографом У. Риверсом был предложен термин «геронтократия», было широко распространено убеждение в том, что наиболее высоким социальным статусом обладали пожилые люди. Согласно современным представлениям, особое положение пожилых людей было всего лишь одним из элементов организации властных отношений. Например, А.А. Смолькин, опираясь на идеи Дж. Вудберна, указывает на то, что социальный статус того или иного возрастного класса зависел от типа хозяйственной системы, господствующей в соответствующей общности (Смолькин А.А., 2004). В общностях с хозяйственной системой «немедленного возврата», где результат является немедленным следствием вложенного труда, доминировали представители тех возрастных групп, которые были способны обеспечить достижение этого результата, то есть молодые люди. В общностях с системой «отсроченного возврата» обязательно наличествует определенная социальные иерархия, связанная с необходимостью трансляции опыта (в мировоззренческом и инструментальном планах), и здесь одна из заметных управленческих ролей, наряду с представителями возрастного класса взрослых, начинает принадлежать «совету старейшин». Вполне естественно, что ни в первом, ни во втором случае социальный статус «детей» не был высоким, и детство рассматривалось как малоценный период жизни. Как отмечает Ф. Арьес, «открытие детства» как отдельного значимого этапа жизненного пути человека случилось только в XVI-XVII столетии в связи с развитием гуманистической мысли и институционализацией государством воспитательных функций (Арьес Ф., 1999).

Статус пожилых людей, напротив, в тот же период начал претерпевать негативные изменения. Обобщая точки зрения этнографов, социологов, антропологов и историков (Мид М., 1988; Baumeister R., 1986; Branco K.J., Williamson J. B., 1982; Cuddy A.J.C., Norton M.I., Fiske S.T., 2005; Hagestad G.O., Uhlenberg P., 2005; Nelson T.D., 2005), можно выделить отдельные причины этой трансформации, которые не утрачивают своей актуальности на протяжении нескольких последних столетий:

увеличение темпов научно-технического прогресса, которое приводит к обесцениванию опыта прошлых поколений в глазах последующих;

изобретение печати и увеличение грамотности населения, что снизило значимость изустной передачи опыта и традиций;

введение законодательно закрепленного пенсионного возраста, ассоциированного с представлениями о снижении трудоспособности пожилого человека;

прогресс в медицинской сфере, приведший к увеличению продолжительности жизни и, как следствие, к увеличению экономической нагрузки на общество, обеспечивающее пенсионеров;

возрастная сегрегация, дифференцирующая возрастные группы в плане возможности доступа к тем или иным ресурсам, которыми располагает общество;

трансформация структуры семьи, приводящая к разрыву традиционных межпоколенческих связей.

Подводя итог главе 1, отметим, что возрастные признаки человека не могут трактоваться как исключительно биологический или психофизиологический феномен. Возраст оказывается теснейшим образом связанным с социальным статусом человека не только на ранних этапах социогенеза, но и в современном обществе. Сегодня возраст, безусловно, не является единственным или доминирующим признаком, определяющим социальный статус человека, однако очевидно, что положение людей разного возраста в иерархии общественных отношений обусловлено в том числе и местом, которое занимает их возрастная группа в структуре общества, а также функциями, которые группа выполняет. В связи с этим можно говорить о существовании особого вида социальных отношений - возрастных отношений, в которых отражаются сложившиеся в обществе практики отношения к представителям разных возрастов.