7. Первое послание нестан-дареджан возлюбленному

И увидел я посланье той, что сердце опалила.

«Лев, скрывай от света рану! — так вещал мне луч светила —

Я твоя, но что достойней — слабость жалкая иль сила?

Пусть Асмат тебе расскажет то, что я ей говорила.

Жалкий обморок и слабость — их ли ты зовешь любовью?

Не приятней ли миджнуру слава, купленная кровью?

Нам обязаны хатавы дань представить по условью,—

Отчего ж мы потакаем их обману и злословью?

Я желаю выйти замуж за тебя давным-давно,

Но увидеться доселе было нам не суждено.

Лишь твой обморок недавно я заметила в окно,

Разузнать о происшедшем было мне немудрено.

Вот совет тебе разумный: объяви войну хатавам,

Заслужи почет и славу в столкновении кровавом.

Чем кропить слезами розу, укрепись в сраженье правом!

Я ль твой мрак не осветила блеском солнца величавым!»

Тут Асмат, забыв смущенье, речь со мною повела.

О себе скажу немного: радость душу залила,

Сердце сладко трепетало, стал кристален блеск чела,

Зарубинились ланиты жаждой счастья и тепла.

8. Первое послание тариэла возлюбленной

И писал я, созерцая это дивное посланье:

«О луна, как может солнце превзойти твое сиянье?

Пусть тебя не опечалит ни одно мое деянье!

Как во сне я, и не верю, что прошло мое страданье!»

Я сказал Асмат: «Не в силах ничего писать я боле!

Ты скажи ей: „О царевна, ты как солнце в ореоле!

Ты меня вернула к жизни, исцелив от тяжкой боли!

Я служить тебе отныне по своей желаю воле!"»

И опять сказала дева: «Осторожен будь, мой брат!

Если ты проговоришься, сам ты будешь виноват.

Ты прикинуться обязан, будто любишь ты Асмат, —

Так велит тебе царевна, чтоб ты мог проникнуть в сад».

Показалось мне разумным то, что дева говорила, —

Состязаться с ней не может и небесное светило,

Свет дневной ее сиянье в сумрак ночи превратило,

И Асмат ее заветы мне послушно повторила.

Дал Асмат я самоцветов в чаше золота литого.

«Не возьму, — она сказала, — подношенья дорогого!»

Лишь колечко весом в драхму приняла, промолвив слово:

«Пусть останется на память от безумца молодого!»

Так копье она из сердца извлекла рукой своей,

И ушла, и погасила жар губительных огней.

И к столу я возвратился, и обрадовал гостей,

И немалыми дарами одарил своих друзей.

9. Послание тариэла к хатавам и свидание его с возлюбленной

И приказ врагам хатавам я послал, составив строго:

«Всемогущий царь индийцев — царь, ниспосланный от бога.

Тот, кто голоден, но предан, — от него получит много,

Тот же, кто ему изменит, — ищет сам к беде предлога.

Господин и брат на троне! Чтобы рознь была забыта,

Приезжай ко мне не медля — ты и царственная свита.

Не приедете, так сами к вам мы явимся открыто,

И тогда своей вы кровью напитаетесь досыта».

Я возрадовался духом, лишь гонец отъехал прочь.

Потушив огонь смертельный, ликовал я день и ночь.

Мне судьба тогда давала всё, к чему я был охоч,

А теперь со мной, безумцем, зверь способен изнемочь!

Рвался в путь я, но рассудок заставлял меня смириться,

Предо мной моих собратьев пировала вереница,

Я ж, охвачен пылкой страстью, был не в силах веселиться.

Проклиная мир мгновенный, снова начал я томиться.

Раз вернулся из дворца я, удостоенный почета.

Истомленного мечтами, не брала меня дремота.

Перечитывал письмо я, ждал я жизни поворота.

Вдруг слугу привратник кликнул и ему промолвил что-то.

Прибыл посланный рабыни. Вновь писала мне Асмат,

Чтобы я, пронзенный в сердце, приходил не медля в сад.

Радость душу озарила, развязала цепь преград.

Взяв слугу, я в путь пустился, нетерпением объят.

Сад был пуст. Войдя в ворота, здесь не встретил никого я.

Вдруг Асмат, сияя, вышла из заветного покоя.

«Извлекла, как видишь, витязь, шип из сердца твоего я:

Расцветающая роза ждет любимого героя!»

Подняла она завесу. Я увидел трон из злата,

Бадахшанскими камнями изукрашенный богато.

И на нем сияло солнце, не познавшее заката, —

В душу мне смотрели очи, как озера из агата.

Так стоял я, но ни слова не сказала дева мне,

Только ласково смотрела, как на близкого вполне.

«Уходи, — Асмат шепнула, — здесь с тобой наедине

Говорить она не будет». И ушел я, весь в огне.

До ворот меня рабыня в этот день сопровождала.

Я роптал: «Судьба, не ты ли здесь меня уврачевала?

Отчего же, дав надежду, ты еще суровей стала?»

Но наперсница царевны в утешенье мне сказала:

«Не горюй, что вы ни словом обменяться не успели!

Затвори приют страданья, пригласи к себе веселье!

Пред тобой она смутилась — дева, гордая доселе,

И девическую скромность предпочла в любовном деле».

«О сестра,— сказал я деве,— для меня лишь ты бальзам!

Заклинаю, будь мне другом, я за всё тебе воздам.

Шли ко мне свои посланья и, со мною пополам,

Благосклонное вниманье прояви к моим делам».

На коня я сел, поехал, не обласканный приветом,

До утра в опочивальне просидел я нераздетым.

Я, кристалл, рубин и роза, стал синей индиго цветом,

Утешался тьмою ночи, унывал перед рассветом.

Тут посланцы от хатавов возвратились налегке.

Изъяснялся хан подвластный на враждебном языке:

«Мы, хатавы, не трусливы, наша крепость на замке.

Что нам царь земли индийской? Разве мы в его руке?»