Проблема «чужого стиля» в литературоведении.
Согласно предложенной М.М.Бахтиным классификации, кроме двух противоположных типов прямого слова, первого и третьего, а именно изображающего — прямого —авторского и объектного (также прямого, но изображенного, принадлежащего герою), важнейшую роль в художественной прозе играет промежуточный второй тип «двуголосого» слова, в котором пересекаются две смысловые направленности и которое
является «получужим».
Если вообще чужие слова, по выражению того же автора, «пахнут контекстами», то в данном случае речь идет именно о контексте чужого стиля. С этой точки зрения из всего круга явлений, относящихся ко второму типу слова, необходимо исключить следующие разновидности.
Во-первых, такие формы, когда авторская речь включает в себя речь персонажа (с определенными лексико-синтаксическими признаками) ради его интенции (смысловой направленности). Такова, например, несобственно-прямая речь или характерные особенно для произведений Достоевского реплики персонажей, передразнивающие чужой тон и полемические по отношению к чужому смыслу («обухом по темени, по счастливому выражению вашему»). Ибо своеобразие речи персонажа не является художественным (литературным) стилем: для автора это не стилизация, а для персонажа (приведенная реплика) не пародия. Использовать эти термины, таким образом, означало бы превратить их в метафоры.
Стилизация как способ воспроизведения чужого стиля и реакция на него не находится в той же плоскости, в которой расположена изображенная речь персонажа — прямая или несобственно-прямая, литературно-правильная (как у ведущих героев Чернышевского) или подчеркнуто внелитературная, экзотическая (как, скажем, в «Тихом Доне»). В обоих вариантах речь персонажа — элемент стилистической структуры, созданной автором произведения; она входит — при любых степенях различий с «авторской речью» (как правило, так обозначают речь повествователя) того же произведения — в систему одного авторского стиля. Предмет нашего рассмотрения, напротив, такие случаи, когда в произведении встречаются стилистические системы разных авторов, а не автора и его персонажа, взаимодействуют не просто точки зрения, а художественные установки или задания.
Во-вторых, такие формы «сказа» (речи персонажа, выступающего в качестве рассказчика, которая резко отличается от авторской — в случаях вставных историй — или выходит за пределы норм литературного языка), когда речь рассказчика, несомненно, относясь к одному из выделяемых лингвистической стилистикой «функциональных стилей», не несет
в себе художественной установки говорящего. Такая установка принадлежит только автору, который изображает рассказчика и его речь. Таковы чеховское «Письмо к ученому соседу». Все такого рода высказывания на самом деле стилистически «не выдержаны», представляют собой эклектическое смешение разных стилей. Конечно, само по себе присутствие сказа в произведении характеризует единый художественный стиль автора. Но это не основание для того, чтобы смешивать всякий сказ со стилизацией или считать первое вообще разновидностью второго (об особых случах — ниже). Мы будем в дальнейшем называть стилизацией воспроизведение только чужого художественного стиля, а не одного из «функциональных» стилей, т.е. систем использования языка в разных сферах жизненного речевого общения.
Для того чтобы самого разного рода «жизненные» высказывания приобрели одновременно цельность и собственную эстетическую направленность и значимость, достаточно большой исторической дистанции. Так, в исторических романах, например в пушкинской «Капитанской дочке», происходит стилизация устной бытовой речи, эпистолярного стиля и стиля официальных документов изображаемой эпохи. То, что изнутри эпохи представляется мозаикой разных стилей, с точки зрения иной, отдаленной эпохи видится и воссоздается в качестве стилистически однородного. Кроме того, любое из этих высказываний принадлежит не только персонажу или его сословию, но и объединяющей всех эпохе. Все они участвуют в создании образа языка эпохи, освещаемого исторически иным языковым сознанием. «Дух века» в таких случаях — своеобразный коллективный субъект, обладающий особой, чужой для автора исторического романа творческой установкой. Любой из функциональных стилей чужой эпохи может быть воспринят и воссоздан как стиль, эстетически направленный и значимый, т.е. может стать объектом исторической стилизации. Однако это означает, что и речь рассказчика, которую мы относим к сказу, в таких случаях — разновидность стилизации. Сказ действительно может быть стилизованным везде, где он обладает собственной, принадлежащей рассказчику эстетической установкой — установкой на изображение героя. Такова, например, функция сказа в «Левше» Лескова или в рассказах А.Платонова.
Вернувшись к нашему итоговому определению стиля, мы можем увидеть, что две части этого определения соответствуют обсуждавшемуся в первой главе этого раздела различению стиля как «системы приемов» и организующего (или регулятивного) принципа этого стиля. Любой из перечисленных способов воспроизведения чужого стиля — подражание или стилизация, пародия или вариация — направлен на обе стороны воспроизводимого явления. Но «тип упорядоченности» воссоздается для того, чтобы принять — в той или иной степени — чужой «регулятивный принцип» или полемически от него оттолкнуться. Организующая перечисленные явления художественная воля состоит не в самовыражении автора-творца «за чужой счет» (включая даже и эпигонские подражания влиятельному стилю), а в выражении как чужого стиля (и системы приемов, и обусловливающей эту систему установки), так и своего отношения к нему (его оценки — от панегирической до остро полемической). Итак, нас будет интересовать проблема чужого стиля, а не чужого языка.
Общий подход к различным вариантам воссоздания чужого стиля в литературном произведении, а также четкое разграничение этих вариантов в справочной и учебной литературе практически отсутствуют. Даже в рамках одного и того же издания, например в КЛЭ, мы видим разнобой в определениях: «бурлеск» и «травестия» для М. Л.Гаспарова — варианты пародии (в статье «Пародия»); в статье «Бурлеск» они отождествляются; в статье «Травестия» отождествлены пародия и травестия, бурлеск же не упомянут. Популярно смешение подражания и стилизации; иногда встречается даже неразличение подражания и пародии. Пародирование на основе стилизации (воспроизведение чужого стиля с сохранением присущей ему тематики) смешивается с сатирической дискредитацией автора — не с помощью воспроизведения его стиля как системы, а посредством контраста между воспроизводимым стилем и несоответствующим ему предметом изображения. Иногда — между цитируемым фрагментом чужого высказывания и «продолжением», переключающим это высказывание на комически неподходящую к нему тематику, как поступал в недавнее время пародист А.Иванов.
Бахтин и Тынянов: Четкое разграничение подражания и стилизации, стилизации и пародии как различных вариантов «двуголосого слова» мы находим прежде всего в книге «Проблемы поэтики Достоевского».