Часть II

Прекрасный

пол

Глава 1

ИЗОБРЕТЕНИЕ ПРЕКРАСНОГО ПОЛА

Собирательные образы нам показывают, поступки

доказывают, а ожидания подтверждают, что мужская и

женская красота имеют неодинаковую ценность. Реклам-

ные плакаты и обложки журналов, манера разговора и

песни, мода и манекенщицы, мужские взгляды и жен-

ские желания - все настойчиво напоминает нам о при-

вилегированном положении женской красоты, об отож-

дествлении ее с <прекрасным полом>.

Это чудесный роман, и это давняя история. Давай-

те вспомним сказки, вспомним королев и их беспрестан-

ную тревогу: <Зеркальце, а зеркальце, скажи: кто всех

красивей?> На протяжении веков поэты восхищались

прелестью прекрасной дамы, художники и скульпторы

прославляли формы Венеры, книги <секретов> распро-

страняли рецепты женского очарования. Да и в наши

дни фотографии в модных журналах, институты и кон-

курсы красоты, советы косметологов и косметические

продукты без устали возрождают примат женской красо-

ты, снова и снова утверждают огромное значение внеш-

ности для женской идентичности. Какая женщина не

мечтает стать красавицей, и какой мужчина не мечтает

144

об очаровательных женщинах? Женщина никогда не

бывает слишком красивой: чем она красивее, тем ярче

сияет ее женственность. У мужчин ничего подобного

не наблюдается: собирательный образ мужественности

не зависит от красоты. Сегодня, как и вчера, связанные

с красотой ожидания и ценность, которую за ней при-

знают, у мужчин и у женщин разные. Для нас вывод на-

прашивается сам собой: второй пол и прекрасный пол -

это один и тот же пол.

Однако так было не всегда. На протяжении очень и

очень долгого времени человеческой истории женщина

отнюдь не выглядела высшим воплощением красоты, а

ее прелести не обеспечивали ей ни высокого положения

в обществе, ни повышенного внимания со стороны дея-

телей искусства. Бесценный урок погружения в самое

отдаленное прошлое нам открывает: нет никакого по-

стоянства существования <прекрасного пола>, как нет

и внеисторической необходимости в нем. <Прекрасный

пол> - это явление целиком и полностью историческое,

некий социальный институт, нечто <искусственно вы-

строенное>, и его возникновение не намного опередило

зарю Нового времени.

145

Когда женщины еще не были

прекрасным полом

Во всех общественных формациях женскую красоту

признавали и ценили, пользуясь при этом более или ме-

нее разнообразными эстетическими критериями. Но зато

ни одно из прежних обществ не превозносило женскую

красоту посредством установления эстетической иерар-

хии гендеров, в которой женскому полу отводилось бы

самое высокое место. В масштабах всеобщей истории

подобное почитание женственности явно представляет

собой исключение. Таковы сведения, которые можно из-

влечь из изучения истории первобытного общества и ди-

ких племен.

Толстозадые Венеры и дикарки

Уже искусство верхнего палеолита, как известно,

оставило нам некоторое количество женских изображе-

ний и обозначений, хотя подобных изображений гораздо

меньше, чем фигур животных. Начиная с эпохи ориньяк-

146

ской культуры*, появляются изображения женских на-

ружных половых органов и лобковых треугольников,

запечатленные на известняке рисунки овалов. Существу-

ют так же знаменитые статуэтки обнаженных женщин -

толстозадые Венеры с неестественно большими обвис-

лыми грудями, с огромным животом и таким же тазом,

напоминающим по виду шар (Венера из Виллендорфа**,

дама из Дольни Вестоницы***). Их массивные бедра и

торс контрастируют с тонкими и совсем сужающимися

на концах ручками и ножками. Головы - маленькие по

размеру и безликие - обычно не обнаруживают ни од-

ной индивидуальной черты^. То обстоятельство, что в

этих фигурах внимание сосредоточено прежде всего на

груди, бедрах и животе, а их головы, как правило, атро-

фированы, дает основание относить их к символам пло-

дородия. Все эти явно утрирующие занятые сохранени-

ем рода части женского тела изображения-реалистиче-

ские и абстрактные, анфас и в профиль, начертанные

и вылепленные - имеют между собой то общее свойст-

во, что они никоим образом не свидетельствуют об эсте-

тическом обожествлении второго пола.

В искусстве неолита, которое начинает свое разви-

тие приблизительно за 8000 лет до нашей эры на Ближ-

нем Востоке, происходит очень важное изменение: жен-

ские изображения в количественном отношении начи-

нают преобладать над изображениями животных. При

этом женские фигуры из обожженной глины или кам-

ня - фигуры с несоразмерно большими бедрами и гру-

дями, с нарочито выделенными половыми органами, но

*Ориньякская культура-культура позднего палеолита в За-

падной Европе, названная так по пещере Ориньяк (департамент Верх-

няя Гаронна) во Франции.

**Виллендорф - местечко в Австрии недалеко от г. Кремса.

***Дольни Вестонице - местечко в Южной Моравии неподале-

ку от Бреславы.

^Andre Leroi-Gourhan, Prehistoire de l'art occidental, Paris, Maze-

nod, 1971.

147

с плохо проработанными лицами, которые находят,

например, в Мурейбите*, - по существу не отличают-

ся от так называемых палеолитических венер. Прибли-

зительно за 6000 лет до нашей эры изготавливают жен-

ские статуэтки с глазами, обозначенными либо прорисо-

ванными линиями, либо инкрустациями из обсидиана:

образ женщины <очеловечивается> из-за дополнитель-

ного внимания, уделенного лицу и взгляду. По всему

Ближнему Востоку распространяются женские фигурки

с пышными формами, иногда грозного вида, чрезмерно

развитые части их тел, как и деформация этих тел, вы-

ражают не только культ плодородия, но еще и подлин-

но иерархическую систему, нечто сакральное, место ко-

торому где-то <над> человеком. Эти массивные и вели-

чавые на вид фигуры женщин - или рожающих, или

восседающих на троне из пантер - изображают первых

богинь-матерей, первые обличья языческих божеств^.

И выявляемым свойством здесь все еще остается не кра-

сота женщины, а ее плодовитость, ее вознесенность над

жизнью и смертью. Богиню почитают не за красоту: ее

красота в том, что она - хозяйка и над животными, и

над стихийными силами природы, она - это олицетво-

рение божественной власти над жизнью и смертью.

То, что мы наблюдаем в племенах, называемых ди-

кими, также не приводит нас к заключению об эстети-

ческом превосходстве женского пола; ни их разговоры,

ни песни не несут в себе идеи <прекрасного пола>. В сказ-

ках и в устных фольклорных рассказах женскую красо-

ту превозносят, описывают, а также восхищаются ею

не чаще, чем красотой мужчин, и она не выглядит отли-

чительным качеством женщины. Разумеется, украшения,

*Мурейбит - название телля времен неолита, открытого в

1964 году в Сирии, на левом берегу Евфрата, в его среднем течении.

^Jacques Cauvin, Les Premiers Villages de Syrie-Palestine du IX-e

au ViI-e millenaire avant Jesus Christ, Lyon, Maison de l'Orient medi-

terraneen ancien, 1978; Jacques Cauvin, <L'apparition des premieres di-

vinites>. La Recherche, #194, dec. 1987.

148

татуировки и деформации тела могут то тут, то там быть

у представительниц женского пола более красочными

или богатыми, чем у мужчин, но это отнюдь не свиде-

тельствует об эстетическом почитании женщин, посколь-

ку такие знаки отличия всегда наполнены символиче-

скими, мифологическими, идентифицирующими, маги-

ческими и ритуальными смыслами. К тому же во многих

племенах украшающие мужчин отличительные знаки

являют себя во всей красе и с куда большим блеском,

чем знаки женщин. У народа чамбули, в Океании, как

заметила Маргарет Мид, именно мужчины носят самые

красивые украшения и больше всех заботятся о своей

внешности^. У народов маса и муссеи* в Африке <муж-

чина занимает центральное место в телесно ориентиро-

ванной эстетике>^; у народа маори** мужчины наносят

на себя гораздо более красочные и плотно расположен-

ные татуировки, чем женщины^; у народа водабе в Ни-

герии во время праздника именно женщины выбирают

самого красивого мужчину племени^. В обществах, не

имеющих письменности, красота обоих гендеров полу-

чает социальное признание и воспевается, украшения и

отличительные знаки на теле у мужчин и женщин раз-

личаются, однако женщины не вызывают восторгов как

высшее воплощение красоты.

Давайте воздержимся от принятия на веру того фак-

та, что социальный <отказ> от сакрализации женской

красоты является характерной чертой <первобытных>

эпох человечества. В действительности эта позиция про-

^Margaret Mead, Moeurs et sexualites en Oceanie, Paris, Pion, 1963.

*Народы маса и мусеи проживают, в частности, на террито-

рии Камеруна.

^Igor de Garine, <Massa et Moussey: la question de l'embonpoit>,

Autrement, #91,juin 1987, p. 108.

**Маори - народ, населяющий остров Таити.

^P. De Dekker, F. De. Dekker, Ta'aroa, l'univers polynesien, Bruxel-

les, Credit Communal, 1982.

^Carol Beckwith, Marion Van Offelen, Nomads of Niger, Londres,

William Collins Sons & Со 1984.

149

должала существовать в крестьянских культурах и спус-

тя долгое время после появления на исторической арене

государства: она просуществовала до начала XX века.

Бесчисленное количество поговорок на тему женской

красоты свидетельствует об отсутствии культа прекрас-

ного пола в патриархальной деревенской среде: всюду

преобладает тенденция к умалению роли женских пре-

лестей. Речь идет прежде всего о том, чтобы предосте-

речь юношей от преходящих и опасных соблазнов кра-

соты: <И самый прекрасный цветок увядает> (Прованс-

Лангедок), <Красота не идет об руку с добротой> (Об),

<Одной красотой сыт не будешь> (Гасконь)^. Конечно

же, старинные поговорки свидетельствуют о притяга-

тельности женской красоты, но вместо того чтобы вос-

хищаться ею и ее превозносить, крестьянский ментали-

тет стремится ее обесценить и даже придать ей сатанин-

ские черты: <Красивая девушка сильна в полсилы

дьявола> (Верхняя Бретань)*.

Какие социальные законы служат основой для ста-

туса женской красоты в первобытных обществах? Их

механизм невозможно понять, не увязав его с тем спосо-

бом, каким формируется в подобном контексте идентич-

ность женского гендера. В доцивилизованных сообще-

ствах людей положение женщины никогда не означает

простую констатацию установленного природой поряд-

ка, а зависит еще и от символического порядка; в част-

ности, статус женщины девушке сообщает не ее биоло-

гический пол, не потеря ею девственности и не замуже-

ство, а прежде всего ее способность к деторождению^.

^Jean-Louis Flandrin, Les Amours paysannes (XVI'e - XIX'e siec-

le), Paris, Gallimard, 1993, p. 166-169.

*Предостережения против красоты звучат и в русских пого-

ворках: <Жену выбирай не глазами, а ушами>, <На красивую гля-

деть хорошо, а с умною жить легко>, <Не ищи красоты, а ищи доб-

роты>, <Не красавицей дом держится, а умницей>, <С лица не воду

пить - умела бы в семье жить> и т. д.

^Francoise Heritier, Masculin/Feminin, Paris, Odile Jacob, 1996,

p. 230.

150

Вот почему признанную бесплодной женщину настоя-

щей женщиной не считают: она таковой сделается толь-

ко после того, как станет матерью. У самоанцев* бес-

плодную женщину захоранивают на детском кладбище

и без всяких ритуальных почестей. У народа нуэр** она

может разбогатеть и даже заполучить себе <супругу>:

дети, которых та произведет на свет, станут называть

бесплодную женщину <отцом>, признавая за ней тем

самым мужскую природу. Бесплодную женщину, как

существо незавершенное и неполноценное, презирают

за то, что она делает невозможным как выполнение <обя-

занности по продолжению рода>, так и наделение ее ста-

тусом предка^. Пока общественное положение женщин

отождествлялось с плодовитостью, их красота не могла

снискать себе дань высочайшего уважения и принять вид

отличительного свойства женского пола, ибо одно толь-

ко произведение на свет потомства устанавливало раз-

личие между двумя гендерами.

К тому же, как известно, в первобытном обществе

половое разделение труда организовано таким образом,

что повсеместно утверждается превосходство мужчины.

Достойные и общественно значимые виды деятельно-

сти - это те, которые выполняют мужчины; зато вто-

ростепенные и презираемые занятия неизменно выпада-

ют на долю женщин. Мужчину считают (да и сам он себя

считает) существом, во всем превосходящим женщин.

Женщины, несомненно, обладают в некоторых областях

признанной властью, но никакая их власть не позволит

женщине занять такое положение, чтобы она завладела

еще и символическими формами власти и общественно-

го признания: высшие награды, почести и престиж яв-

ляются достоянием мужчин. Общественное преклонение

*Самоанцы - полинезийский народ, основное население ост-

рова Самоа.

**Нуэр - народ, проживающий на территории Судана и Эфи-

опии.

^Ibid., p. 259-268.

151

перед женской красотой в этом контексте просто не мо-

жет возникнуть, поскольку такое преклонение вызвало

бы появление своего рода полюса сакрализации жен-

ственности, что вступило бы в противоречие с принци-

пом мужской монополии на престиж и социальное пре-

восходство. В культуре, характеризуемой систематиче-

ским и всеохватывающим приведением во взаимное

согласие всех свойств универсума^, в такой культуре,

которая изначально налагает запрет на автономию

любого меньшинства, немыслимы какие бы то ни было

поведенческие нормы, допускающие заискивание перед

женским полом, всегда оцениваемым в классификаци-

онных системах как нечто второстепенное по значимо-

сти или даже негативное по своей сути. Так же как не-

обходимо воздвигать заслоны против мужского стрем-

ления к политической принудительной власти^, следует

препятствовать и появлению у женщин слишком боль-

шого авторитета и возвышению их до положения <по-

велительниц> мужчин. В экзотических странах общество

противится сакрализации прекрасного пола, посколь-

ку подобная сакрализация, создавая условия для извле-

чения выгоды из такого достославного отличия, позво-

лила бы женщинам не только утвердить свое влияние

на мужчин, но и преследовать личные цели, создавая

рискованную ситуацию выпадения из-под контроля об-

щего для всех порядка.

К тому же отсутствие эстетического почитания жен-

щин неразрывно связано с их местом в организации тру-

да. При первобытно-общинном строе нет классов соб-

ственников, как нет и праздных женщин: даже жены

вождей обязаны участвовать в экономической деятель-

ности, и на всех женщин возложена задача выполнения

определенных работ, закрепленных за ними социальны-

ми нормами. Поскольку все женщины должны были

выполнять роль продолжательниц рода, возвеличивание

^Claude Levi-Strauss, La Pensee sauvage, Paris, Pion, 1962.

^Pierre Clastres, La Societe contre l'Etat, Paris, Minuit, 1974.

152

красоты как особой черты женского пола не могло най-

ти себе выражения в материальных формах. Для обоже-

ствления прекрасного пола понадобилось - условие не-

обходимое, но, разумеется, недостаточное, - чтобы для

начала возникли социальные различия между классом

богатых и классом бедных, классом благородных лю-

дей и классом тружеников и чтобы в качестве корреля-

та появилась категория незанятых трудовой деятельно-

стью женщин. Эти новые социальные условия позволи-

ли более тесно увязать принадлежность к женскому полу

со служением красоте: долгие часы безделья, которыми

располагали женщины из высших классов, они посвяща-

ли отныне тому, чтобы нарумяниться, нарядиться и на-

вести красоту: как для собственного развлечения, так и

для того, чтобы понравиться мужу. Со времен антично-

сти различные тексты, сначала греческие, а потом и рим-

ские, уделяют внимание женскому обыкновению исполь-

зовать румяна; все это, конечно же, не означало станов-

ления культуры <прекрасного пола>, но более отчетливо

ассоциировало женщину с поиском возможностей сде-

лать себя красивее. Одновременно возникают такие кри-

терии, которые побуждают считать красивыми только

женщин, избавленных от необходимости заниматься

производительным трудом. Требование белизны кожи,

преклонение перед маленькими ножками в Китае, ис-

пользование румян, мудреные прически, дорогие укра-

шения, корсеты и высокие каблуки: таковы социальные

коды или же ухищрения, призванные подчеркнуть вы-

сокий общественный статус; они-то и позволяют про-

следить связи, которые соединяют культ женской кра-

соты с аристократическими ценностями. Прекрасные

женщины - праздные женщины: отныне красота будет

считаться несовместимой с женским трудом. Подчерки-

вая нераздельность почитания красоты и почитания бла-

городства происхождения, Торстейн Веблен отмечает,

что <есть составляющие красоты, обусловленные день-

гами и культурой, и в конечном итоге именно они заня-

153

ли место исходных данных для идеальной женственно-

сти>^*. Культура прекрасного пола нуждалась в появ-

лении социального неравенства, в роскоши и в презре-

нии leisured classes** к производительному труду.

Афродита, Ева и Сатана

С появлением государства и социальных классов

общественное признание женской красоты вступает в

новую фазу своей истории. Чтобы убедиться в этом,

достаточно исследовать греческую культуру, отмечен-

ную вместе с тем узаконенным и распространенным муж-

ским гомосексуализмом.

Греческие поэты нередко воздавали должное жен-

ской красоте и подчеркивали ее силу - чудесную и в то

же время опасную. Вспомним для начала богинь панте-

она (Гера, Артемида, Афина, Афродита), которые изо-

бражаются как сама квинтэссенция красоты^. С другой

стороны, в <Трудах и днях> Гесиод*** рассказывает миф

о первой женщине - Пандоре, созданной Гефестом с

<прекрасным и желанным телом девственницы по образу

^Thorstein Veblen, Theorie de la classe des loisirs, Paris, Gallimard,

1970.

*Дамы должны были казаться субтильными, хрупкими и блед-

ными, с маленькими ухоженными руками. Женственность и нежность,

изящество и утонченность вскоре станут предметом прославления и

воспевания.

**Leisured classes (англ.) - праздные классы.

^Nicole Loraux, <Qu'est-ce qu'une deesse?>, Histoire desfemmes,

op. cit., t. I, p. 39; Catherine Fouquet, Yvonne Knibiehier, La Beaute,

pour quoi faire? Essai sur l'histoire de la beaute feminine, Paris, Temps

Actuels, 1982, p. 18-26; о сиренах и о нимфе Калипсо как олицетворе-

ниях соблазна и смерти см.: Jean-Pierre Vernant, L'Individu, la mort,

l'amour, Paris, Gallimard, 1989, p. 144-152.

***Таким образом, подобное отношение к женщинам существо-

вало в античной культуре изначально, поскольку Гесиод (VIII- VII вв.

до н.э.) был первым известным нам по имени древнегреческим поэ-

том.

154

бессмертных богинь> и великолепно украшенной Афи-

ной: от Пандоры и ведет свой род все женское <племя>.

Если женщина - это зло, то зла в ней тем больше, чем

сама она прекрасней и обольстительней. Пиндар и спар-

танский поэт Алкман* создавали парфении, <песни для

хоров девственниц>, которые воздают хвалу юным кра-

савицам, называя их по именам. Сапфо написала несколь-

ко страстных стихотворений во славу женского тела:

<Одни полагают, на нашей унылой земле ничего нет пре-

красней войска из всадников или пехотинцев; другие -

что всего красивей эскадра кораблей. А по-моему, для

любого прекрасней всего в мире тот, в кого он влюб-

лен>^*. В ее лирических стихах звучат имена женщин, в

которых Сапфо была влюблена. Похвалы красоте боль-

ше не безличностны, они отсылают к живым женщинам:

Аспазия*** - гетера, которую полюбил Перикл и даже

имел от нее сына, - знаменита, благодаря своей красоте

и уму. Известно также, что на Лесбосе, в Тренодосе и

Элисе существовали конкурсы женской красоты^****.

*Алкман - древнегреческий поэт, живший в Спарте между

672 и 612 годами до н. э., автор хоровых песен - парфений, которые

исполнялись на праздниках одноголосым девическим хором под ру-

ководством самого поэта.

^Sappho, Poesies, 1, 27.

**При переводе этих стихов на русский язык были выделены

несколько иные оттенки смысла. Ср.: <Вся земная конница, вся пе-

хота, кораблей армада на быстрых волнах не сильней любви моей.

Кто еще так страстью охвачен?> (Сапфо. Остров Лесбос. М.: ЭКС-

МО-ПРЕСС, 2001. С. 64 (в переводе И. Евса)). Или: <На земле на

черной всего прекрасней те считают конницу, те пехоту, те - суда.

По-моему ж, то прекрасно, что кому любо> (Там же. С. 158, в пере-

воде В. Вересаева).

***Аспазия Милетская (ок. 470 г. до н.э.-?)- афинская гете-

ра, прославившаяся своим умом, образованностью и красотой; в до-

ме Аспазии собирались выдающиеся люди ее времени.

^Henri-irenee Marrou, Histoire de l'education dans l'Antiquite, Pa-

ris, Seuil, coll. Points, t. I, 1981, p. 67.

****Особой известностью пользовались проводившиеся на Лес-

босе состязания в красоте - так называемые Каллистеи, где краси-

155

В то же время скульпторы, как никогда прежде, про-

славляли в своих творениях формы женского тела. За-

драпированное, а позднее и обнаженное женское тело

наделяют идеальными пропорциями, которыми скульп-

торы и художники будут руководствоваться до конца

XIX века. Гармония всех частей, полные груди, тонкая

талия, соразмерность бедер, позволяющая ноге нести вес

тела - греческий ваятель стремился воссоздать физиче-

ское совершенство женского облика. Теперь это уже не

религиозное прославление плодовитости, а освобожде-

ние тела от случайных черт, порыв к воплощению иде-

альной красоты - той самой, о которой Плиний* го-

ворит, что ее можно достичь, лишь отбирая из множе-

ства моделей те, которые более всех прочих известны

своей красотой. Женская красота выступает источни-

ком вдохновения для творцов, она - цель в себе и спо-

собна привести в восхищение всех любителей искусства

античности, особенно начиная со времен Праксителя и

знаменитой <Афродиты Книдской>.

Но если греки и превозносили женские прелести, они

никогда не считали женщину высшим воплощением кра-

соты. Конечно, состязания между женщинами в красоте

происходили, но немаловажно подчеркнуть, что отнюдь

не мужчины выступали в роли судей и не они распреде-

ляли награды. И в Древней Греции физическим совер-

шенством мужчин восторгались гораздо чаще, чем со-

вершенством женщин. Об этом свидетельствуют и го-

мосексуальная по своей ориентации поэзия, и диалоги

вейшие девушки награждались призами. Лесбиянки вообще слави-

лись своей красотой, и Гомер называл их красивейшими женщина-

ми Эллады: Агамемнон, чтобы умилостивить Ахиллеса, предлагает

ему в дар семь лесбосских пленниц, <красотой победивших всех жен

земнородных> (Илиада IX, 130).

*Плиний Старший (23-79) - римский писатель, автор <Есте-

ственной истории> в 37 томах, где он, в частности, описал и <Афро-

диту Книдскую>.

156

Платона, и эпиграммы гомосексуалистов*, и граффити

на стенах, и другие данные^. Изобразительные искусства

не менее зримо иллюстрируют ту же тенденцию. Хотя

скульпторы, начиная с архаического периода, создавали

множество статуй обнаженных атлетов, обнаженное жен-

ское тело стало появляться значительно позднее и до Прак-

сителя встречалось редко. Знаменитая обнаженная <Аф-

родита>, приобретенная островом Книдом, вызвала скан-

дал и была отвергнута жителями Косса. Преобладание

мужского обнаженного тела над женским нашло свое вы-

ражение и в росписи ваз: оголенных женщин чаще всего

изображают в тех сценах, где они заняты своим туалетом.

Вдобавок до середины V века на изображение женщин

сильно влияют эталоны красоты мужского тела: женщи-

ны выглядят мускулистыми, с такой же, как у мужчин, тали-

ей, широкоплечими и с мужской грудной клеткой; одни толь-

ко груди и свидетельствуют о женской идентичности^.

Многочисленные изображения преследуемых, скло-

няемых к половому акту или занимающихся любовью

юношей показывают, что образчики мужской красоты

ценились куда больше, чем образчики женской. В над-

писях, нанесенных граверным резцом на керамические

вазы и прославляющих красоту отдельных лиц, имена

женщин встречаются гораздо реже, чем имена мужчин.

<Клянусь Зевсом, Теогнис прекрасен>, <Состратос не-

обыкновенно красив>: подобные восторженные заявле-

*Гомосексуальность в Древней Греции отражала позицию же-

ноненавистника. Р. Флейклайр в работе <Любовь в Древней Гре-

ции> говорит о том, что <многие люди направляли все свое сексу-

ально укорененное влияние на мальчиков. Они были уверены, что

представительницы другого пола - низшие существа, у которых от-

сутствует всякое образование и утонченность, в которых нет ничего

хорошего, но которые обеспечивают потомство> (цит. по кн.: Лоуэн

Александр. Любовь и оргазм... Указ. соч. С. 326).

^К. J. Dover, L'Homosexualite grecque, Grenoble, La Pensee Sau-

vage, 1982, p. 23-29.

^Francois Lissarrague, <Femmes au figure>, Histoire des femmes,

op. cit., t. I, p. 222-223.

157

ния адресуют главным образом эфебам^*. Все эти ут-

верждения явно свидетельствуют о высочайшем значении,

придаваемом красоте юношей, об эстетическом домини-

ровании мужского тела, которое, как известно, полностью

обнажали в гимнасиях и на спортивных площадках.

Греческая античность, безусловно, приветствовала

женскую красоту, однако педерастическая культура при-

водила к предпочтению красоты юношей, к неприятию

отождествления женщин с прекрасным полом, к отказу

от эстетической иерархии полов под знаком превосход-

ства женственности**. В греческом обществе мужчина с

большим блеском олицетворяет красоту, нежели женщи-

на, и Ганимед, красота которого воспламенила самого

Зевса, вне всяких сомнений, являет собой более притяга-

тельный эстетический идеал, нежели статуи богинь. Вот

почему самыми известными секс-символами были муж-

чины вроде Леагра Афинянина, красоту которого вос-

хваляли почти полвека^. Совершенно особой ценностью,

которую признавали за мужской красотой, наделяли не

только тело, но и лицо. Правда, на расписанных вазах

мужчины, в отличие от женщин, обнажены по случаю

^К. J. Dover, L'Homosexualite grecque, op. cit., p. 139-154.

*Эфеб - в Древней Греции свободнорожденный юноша в

возрасте 18-20 лет, состоящий в эфебии, то есть в организации, го-

товившей молодежь к воинской и гражданской службе.

**Эта проблема подробно исследована в книге Мишеля Фуко

<История сексуальности-III. Забота о себе> (1984), где французский

философ приводит рассуждения Плутарха о том, что у истинного

Эрота нет ничего общего с гинекеем, и эти слова <поклонники маль-

чиков толкуют двояко: сексуальное желание, ради "полового удов-

летворения", не может быть признано соприродным любви; с дру-

гой стороны, "честным женщинам не подобает ни влюбляться, ни

быть предметом влюбленности", иначе говоря выступать в роли

любящих или любимых [...] Следовательно, возможна лишь одна

истинная любовь - к мальчикам: в ней отсутствуют недостойные

удовольствия, она всегда обязывает к дружбе, которая неотъемлема

от добродетели> (Фуко Мишель. История сексуальности-III. Забота

о себе. Киев: Дух и литера; Грунт; М.: Рефл-бук, 1998. С. 215).

^К. J. Dover, L'Homosexualite grecque, op. cit., p. 148.

158

занятий гимнастическими упражнениями, а вот зерка-

ло - предмет исключительно женский. Однако это не

позволяет утверждать, будто <вся красота эфебов - в

их теле> и что <заботе атлета о своем теле соответству-

ет забота женщины о своем взгляде>^. Доказательством

тому служит следующий отрывок из <Хармида>: <Тог-

да Херефонт, обратившись ко мне, сказал: Как нравит-

ся тебе юноша, мой Сократ? Разве лицо его не прекрас-

но? - Необыкновенно прекрасно, - отвечал я>^*. Не-

сомненно, для мужчин тело является самым главным

мерилом красоты. Только в одном хорошо всем извест-

ном анекдоте юный Алкивиад** не желал учиться иг-

рать на aulos (гобое) под тем предлогом, что это портит

лицо^.

Одной только педерастической культурой нельзя

объяснить отсутствия культа торжествующей женской

красоты. В Греции, как и в других античных цивилиза-

циях, женская красота неизменно порождала всяческие

кривотолки. Ведь именно от Пандоры пошел <прокля-

тый род женщин> и именно красота Елены послужила

предлогом для войны против Трои. Для греков женщи-

на - это <ужасный бич, занесенный над смертными

мужчинами>, существо хитрое и лживое, грозная опас-

ность, которую таит в себе обольстительная внешность.

Да и как можно прославлять женскую красоту во вре-

мена, когда ее уподобляют губительной ловушке, когда

господствует женоненавистничество, побуждающее счи-

^Francois Lissarrague, <Femmes au figure>, art. cite, p. 220, 224.

^Platon, Charmide, 154 cd.

*Цит. по изд.: Платон. Диалоги. M.: Мысль, 1986. С. 297.

**Алкивиад (ок. 450-ок. 404 гг. до н.э.)-афинский политиче-

ский деятель и полководец, ученик Сократа. Плутарх в <Сравнитель-

ных жизнеописаниях> сообщает, что он отказался играть на флейте,

заявив, что <если дуешь в отверстия флейт, твое лицо становится

почти неузнаваемо даже для близких людей> (Плутарх. Сравнитель-

ные жизнеописания: В 3 т. Т. I. M., 1961. С. 273-274).

^Henri-irenee Marrou, Histoire de l'education dans l'Antiquite, op.

cit., t. I. 1981, p. 202.

159

тать женщин коварными и зловредными существами?

Множество текстов содержит перечень женских пороков,

в них выдвигаются обвинения против уловок, которые

они используют, чтобы соблазнить мужчин. В частно-

сти, постоянно порицались женское кокетство и исполь-

зование румян^. Начиная с VI века до нашей эры уста-

новилась прочная традиция поношения <измышлений

кокетства> и <снадобий для искусного подкрашивания

лица>, относимых к злокозненным хитростям и к бесче-

стному обману, столь свойственному женскому роду^.

Иудео-христианская традиция также характеризу-

ется запретом на женскую красоту. Даже если в <Книге

бытия> и нет никаких указаний на красоту Евы, все рав-

но можно догадаться, что только благодаря своей оболь-

стительности она сумела толкнуть Адама на путь гре-

ха. В Библии красота героинь (Сара, Саломея*, Юдифь)

неотделима от вероломства, лукавства и обмана^: ее гу-

бительная сила должна вызывать не столько восторги,

сколько настороженность. Весь период Средневековья,

а потом еще и долгое время после его окончания про-

должала существовать традиция враждебности и подо-

зрительности в отношении женской внешности. <Врата

дьявола>**, неодолимость искушения и женские чары

^Bernard Grillet, Les Femmes et les Fards dans l'Antiquite grecque,

Lyon, CNRS, 1975.

^Во времена античности Овидий был одним из немногих авто-

ров, приветствовавших использование способов наведения женщи-

нами красоты и признающих их важность.

*Особенно велика была популярность Саломеи - <музы Де-

каданса> - в конце XIX века, когда она стала зримым воплощени-

ем Роковой женщины.

^Corinne Chaponniere, Le Mystere feminin, Paris, Orban, 1989,

p. 15-24.

**<Женщина, ты - врата дьявола. Ты смогла победить того,

против которого дьявол не осмеливается выступить в открытую. Это

из-за тебя Сыну Божьему пришлось умереть; тебе следовало бы все-

гда ходить в трауре и в лохмотьях>, - кликушествовал Тертуллиан

(ок. 160 - после 220), христианский богослов родом из Карфагена;

160

подвергаются гонениям со стороны церкви. Достаточно

вспомнить в этой связи яростные нападки клюнийского

аббата Одона (X век): <Физическая красота не выходит

за пределы поверхности кожи. Если бы мужчины увиде-

ли то, что под кожей, то при одном взгляде на женщин

их бы вырвало. И если мы не можем и кончиком пальца

трогать плевки или испражнения, то как у нас может

возникнуть желание обнять этот мешок экскрементов?>^

Если исключить из рассмотрения кодекс куртуазной

любви*, то средневековая культура отвергает какое бы

то ни было прославление женщины, поскольку женщи-

ну отождествляют с ловушкой, расставленной Дьяволом.

Суровые обвинения были выдвинуты церковниками

он не допускал второго брака и требовал, чтобы женщины постоян-

но скрывали свои лица под густой фатой. Женщина, по его опреде-

лению, - это <храм, возведенный над клоакой>.

^Цитата приведена Жаном Делюмо в его книге <Страх на За-

паде> (Jean Delumeau, La Peur en Occident, Paris, Fayard, coll. Pluriel,

1978, p. 409).

*Основные положения этого кодекса таковы: влюбленный

рыцарь - это вассал дамы со всеми вассальными повинностями,

такими как покорность, верность и скромность. Существуют три

стадии любви: воздыхатель, возлюбленный, любовник. Любовник

дает клятву верности даме, та, принимая ее, целует его в лоб, как

сеньор при принятии клятвы вассала, или дарит кольцо. Правила

игры отнюдь не требуют, чтобы на мольбы дама ответила <да>. <Это

уже не любовь, когда требуют награды>, - утверждали трубадуры.

Согласно кодексу куртуазной любви, возлюбленный не должен ни-

чего просить у прекрасной дамы, он может надеяться на награду, но

это не значит, что он когда-нибудь ее получит. Радость любви срод-

ни нарциссизму и мазохизму, поэт упивается своими страданиями.

Трубадур вообще воспевает не столько прекрасную даму (она вы-

ступает всего лишь поводом для возникновения его прекрасных

чувств), сколько свои горести. То, к чему стремится возлюбленный -

не сексуальное удовлетворение и не победа, - это сладкая мука, вы-

сокое счастье изнывать, томиться, изнемогать от любви, в которой

объекту любви отведена роль катализатора. Выделяют также четы-

ре степени любви: колеблющийся (тот, кто не осмеливается просить);

просящий, умоляющий (тот, кто осмелился просить); услышанный

(тот, кто получил от дамы ленты, перчатки или пояс); друг (тот, кто

получил поцелуй, о котором он молил, стоя на коленях; избранный

в этом случае теряет свободу).

161

против соблазна, исходящего от женщин, против их лу-

кавства, против их тщеславия и кокетства. Пощадили

одну только Деву Марию, поклонение которой, как и

ее иконография, распространяются начиная с XII века:

она одна обладает красотой, не чреватой опасностью.

Но в своем качестве девственницы и матери Христа она

являет собой что угодно, но только не символ женщи-

ны. Восторг перед Пречистой - это совсем не то же са-

мое, что желание относиться с благоговением к женско-

му роду*, который остается корнем зла и <орудием Са-

таны>.

Средневековое искусство воплотило в образы это

христианское поругание женской красоты. Вот почему

на некоторых фресках можно увидеть Сатану в облике пре-

красной девы. В других местах женщины принимают

*Ни твердость отваги, ни святость тела в восприятии мужчин

Средневековья не совместимы с супружеской жизнью. Дева Мария,

с ее отстраненностью от мужчины и от близости с ним, идеально

подходит для двух форм обожествления - святости и героизации.

Размышляя на эту тему, Карл Юнг тонко подметил: <Как правило,

и близость, и отсутствие женщины создают в бессознательном муж-

чины специфический комплекс. Если женщина отсутствует или не-

приступна, то бессознательное порождает в мужчине определенную

женственность, которая проявляется в различных формах и дает тол-

чок к возникновению многочисленных конфликтов. Чем более од-

нобокой является его осознанная, мужская, духовная установка, тем

неполноценнее, банальнее и примитивнее будет компенсирующий

женский аспект бессознательного. Мужчина, скорее всего, вообще

не будет осознавать темные проявления своей натуры, потому что

они будут покрыты таким слоем сладчайшей сентиментальности, что

он не только сам поверит в обман, но и навяжет это свое мнение

другим людям. Откровенно биологическое или грубое отношение к

женщине порождает чрезмерно пренебрежительную оценку женско-

го аспекта в бессознательном, в котором он с удовольствием прини-

мает форму Софии или Девы. Однако зачастую этот аспект искажа-

ется всеми способами, которые женоненавистничество может толь-

ко придумать для того, чтобы защитить мужское сознание от влияния

женщины, в результате чего мужчина становится жертвой непред-

сказуемых смен настроения и приступов тупой ярости> (Юнг Карл

Густав. Mysterium Coniunctionis. M.: Рефл-бук; К.: Ваклер, 1997.

С. 179).

162

облик полуженщин-полузмей* или фантастических со-

зданий с дьявольским ликом; женщины также могут

быть изображены рядом с омерзительными чудовища-

ми - и все это для того, чтобы отвратить мужчин от их

смертоносных чар. Средневековое искусство не пытает-

ся вызвать восхищение соблазнительным телом: оно

силится внушить страх перед женской красотой, засви-

детельствовать ее связь с грехопадением и с Сатаной.

Нет никакого воспевания прекрасного пола, и цель ис-

кусства пока не в том, чтобы представить на наш суд

мир обманчивых видимостей, а в том, чтобы выразить

истину Писания, символически изобразить незримую

духовность. Для возвеличивания красоты прекрасного

пола мало было, чтобы женская красота обрела новое

положительное значение, необходимо было также, что-

бы и само искусство поставило перед собой иную цель,

отказываясь быть суровым языком богословия.

*Ярчайший пример тому - популярная средневековая леген-

да о Мелюзине, фее из Пуату, покровительнице могущественного

рода Лузиньянов, которая по субботам имела обыкновение превра-

щаться в змею. Подробнее об этом см.: Melusine moderne et contem-

poraine, Clamecy, L'Age d'Homme, 2001.

163

Культ женской

красоты

Преклонение перед <прекрасным полом> - это

изобретение эпохи Возрождения: действительно, надо

было дождаться XV и XVI веков, чтобы женщину нача-

ли превозносить как высшее олицетворение красоты.

Впервые в истории происходит институирующее воца-

рение в культуре <прекрасного пола>, сопряжение двух

рациональных порядков, таких как явное и <теорети-

чески обоснованное> признание эстетического превос-

ходства женского пола и преувеличенное восхваление

его физических и духовных качеств.

Лучшее из божественных творений

<Красивая женщина - самое прекрасное, что только

можно узреть, а красота - величайший дар, которым

Господь одарил людей>, - писал Фиренцуола* в своей

знаменитой <Речи о красоте дам> (1548). В Европе эпо-

*Фиренцуола, Аньоло (1493-1543) - итальянский писатель,

автор сборника новелл <Беседы о любви> (изд. 1548).

164

хи Возрождения второй пол становится <прекрасным по-

лом>, излюбленным воплощением красоты, совершен-

ством, вдохновляющим на сложение гимнов столь же

многословных, сколь и страстных. Во Франции Льебо в

<Трех книгах об украшении человеческого тела> ( 1582)

заявляет: <Похоже, Господь, создавая тело женщины,

соединил в нем воедино все доступные восприятию это-

го мира прелести>. Чуть позднее шевалье де Лескаль в

своем сочинении с весьма красноречивым названием*

вкладывает в уста Бога такие слова: <Вы - лучшее из

творений, созданных моими руками, как по форме, так

и по содержанию>^. До этого времени женщину считали

<орудием дьявола>, и ее красота была неотделима от

злонравия. И вот теперь, в просвещенных и аристокра-

тических кругах она признана эманацией божественной

красоты, возведена в ранг <ангела>^, превосходящего

мужчину как по красоте, так и по добродетелям: <Жен-

щины - это создания более сходные с божеством, неже-

ли мы, по причине их красоты; ибо то, что прекрасно, к

Богу, который есть абсолютная красота, ближе, чем то,

что уродливо и суть достояние Дьявола>, - заявляет

Брантом в своей книге <Жизнеописания галантных

дам>. Красивая женщина - это <божественная> жен-

щина: в XV и в XVI веках развернулся тот невиданный

процесс почитания женской внешности и прославления

*Имеется в виду его трактат <Знаток женщин, который утвер-

ждает, что они более благородны, более совершенны и во всем бо-

лее добродетельны, нежели мужчины>.

^Le Champion des femmes, qui soutient qu 'elles sont plus nobles, plus

parfaites et en tout plus vertueuses que les hommes, Paris, 1618. Цит. по

кн.: Pierre Darmon, Mythologie de la femme dans l'Ancienne France, Pa-

ris, Seuil, 1983, p. 18.

^<Женщина была создана в земном раю по образу ангелов>, -

писал Корнелий Агриппа в книге <О высочайшем совершенстве и

превосходстве женщины> ( 1529) (Agrippa Henri Corneille, De l'excelence

et de la superiorite de la femme). (Корнелий (Корнелиус) Агриппа ( 1486-

1535) - французский ученый и авантюрист, послуживший Гёте од-

ним из прообразов Фауста; за книгу <Оккультная философия> ( 1531 )

он был обвинен в колдовстве и в ереси. - Прим. пер.)

165

ее эстетического превосходства^, прямыми наследника-

ми которого мы являемся.

Само собой разумеется, что господствующее жено-

ненавистничество не сложило оружия: беспрестанно

появляются памфлеты, которые приписывают второму

полу черты <идолопоклонниц>, <опасного и развратно-

го животного>. Но в то же время на свет появляется це-

лое литературное направление, прославляющее женщин.

После <Песни песней> физические прелести женщин уже

можно было воспевать, используя разнообразные мета-

форы, но начиная с XVI века поэты и прозаики явно

набирают обороты в сочинении все более хвалебных

славословий в их честь. <Вы есть лучшее из божествен-

ных творений, пример совершенства, образ божества,

чудо природы, небеса в миниатюре и украшение зем-

ли>, - восторгается шевалье де Лескаль. Баиф* претен-

дует на то, чтобы восславить Франсину <в высочайшем

стиле [...] какой сквозь мириады лет о ней пронес бы па-

мять> (<Любовь к Франсине>). Ронсар** восторгается со-

вершенствами своей дамы: <Красота, которой сладость

сумела б победить и Королей>*** (<Рощица>). Триумф

^Это наделение женского тела святостью не помешало ни суж-

дениям Микеланджело о мужской наготе как о <божественном нача-

ле>, ни умозрительным представлениям и расчетам, касающимся иде-

альных пропорций тела в его абстрактном виде (см.: Erwin Panofsky,

L'Oeuvre d'art et ses significations, Paris: Gallimard, 1969, p. 83-99).

*Баиф, Жан Антуан де (1532-1589) - французский поэт, вос-

торженный почитатель античной поэзии, член <Плеяды> и автор

сборника <Любовь к Франсине> (1555), написанного под влиянием

итальянского поэта Ф. Петрарки.

**Ронсар, Пьер де ( 1524-1585) - французский поэт, глава <Плея-

ды>, автор сборника стихов <Рощица> (1554).

***Ср. с такими стихами Ронсара в переводе В. В. Левика (цит.

по кн.: Зарубежная литература. Эпоха Возрождения. М.: Просвеще-

ние, 1976. С. 558):

Для женщин мудрости Природа не имела,

И, исчерпав на нас могущество свое,

Дала им красоту - не меч и не копье,

Пред женской красотой мы все бессильны стали.

Она сильней богов, людей, огня и стали.

166

прекрасного пола совпадает с этим распространением

гимнов во славу женского пола, переходящих в дифи-

рамбы дамским прелестям: тот же пыл, который дикто-

вал тон обвинений против женской красоты, одушев-

лял и ее возвеличивание.

Гуманизму эпохи Возрождения сопутствовало при-

дание женской красоте нового значения, порывающего

с традиционным приписыванием ей связи с дьяволом.

Эразм, Мор, Монтень выражают свое уважение и вос-

хищение <красотой, силой могучей и благородной>^.

Фичино*, как никто, способствовал привлечению вни-

мания к новому определению красоты. Желая соединить

философию Платона** с христианской догмой и дока-

зать, что жизнь вселенной и человека подчинена <кру-

говороту духа>, ведущему от Бога в мир и из мира к Бо-

гу, Фичино определил красоту как <деяние или боже-

ственный луч, пронизывающий вселенную насквозь>^***.

Красота далека от того, чтобы быть всего лишь чистой

и доступной чувственному восприятию видимостью, -

^Montaigne, Les Essais, Livre III, chap. XII. (В русском переводе

читаем: <Я без конца готов повторять, что чрезвычайно ценю кра-

соту, силу могучую и благородную.> (Монтень Мишель. Опыты:

В 3 кн. Кн. 3. M.: Наука, 1981. С. 258). - Прим. пер.)

*Фичино, Марсилио (1433-1499) - итальянский философ-нео-

платоник. Красота, в его понимании, тождественна любви, так что

красота и любовь взаимно дополняют друг друга.

**<Любовь - это вечная страсть порождать себя в красоте>, -

полагал Платон.

^<Комментарий на "Пир"> (1469), цитированный Андре Шас-

телем (Andre Chastel, Marsile Ficin et l'art, Geneve, Droz, 1975, p. 88).

О неоплатонизме Фичино также см.: Erwin Panofsky, Essais d'icono-

logie, Paris, Gallimard, 1967, p. 203-211.

***Ср. с отрывком из работы Фичино <Комментарий на "Пир"

Платона> в пер. Н. Ревякиной и В. Зубова: <... красота есть некая

прелесть, живая и духовная, влитая сияющим лучом Бога сначала в

ангела, затем в души людей, в формы тел и звуки, которая посред-

ством разума, зрения и слуха движет и услаждает наши души, услаж-

дая, влечет, и, увлекая, воспламеняет горящей любовью (цит. по кн.:

История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли: В 5 т,

Т. I. M.: Издательство Академии художеств СССР, 1962. С. 290).

167

она выступает в качестве <сияния божественного лика>*,

проявления господнего совершенства и господней муд-

рости. Обретая метафизическое измерение, которое она

утратила с Фомой Аквинским**, красота вновь стано-

вится способом приблизиться к Богу, первой ступенью

восхождения к Создателю. Из этого божественного об-

лагораживания красоты и проистекала святость <пре-

красного пола>. В этом контексте христианских пред-

ставлений любовь к юношам не могла быть идеализи-

рована, и именно женская красота извлекла для себя

пользу из Weltanschauung*** неоплатоников. Мужчины

пользовались почти полной монополией в сфере рече-

вой деятельности и искусства, зато женщины являли

собой квинтэссенцию красоты в качестве самого пре-

красного создания из всего божественного творения.

И все-таки не столько обретение женской красотой са-

мостоятельного светского значения сделало возможным

ее прославление, сколько новая религиозная интерпре-

тация, основанная на стремлении уничтожить любые

границы между церковным и светским. То была вовсе

даже не дехристианизация мысли: то был новый мисти-

цизм, следующий платоновскому определению красоты

как <сияния божественного света>.

*В русск. пер.: <... в ней... блистает образ божественного лика>

(История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. Указ.

соч. Т. 1. С. 290).

**Фома Аквинский (1225 или 1226-1274) - философ и теолог

(тот самый, который видел в женщине <сосуд греха>); основывал

понятие прекрасного на ясности цвета, причем этот цвет означал

для него не столько физическое сияние, сколько <ясность> восприя-

тия. В <Сумме теологии> он писал: <Для красоты требуется троякое.

Во-первых, цельность или совершенство, ибо имеющее изъян уже

поэтому самому безобразно. Во-вторых, должная пропорция или

созвучие. И наконец, ясность; вот почему то, что имеет блестящий

цвет, называют прекрасным ... [В отношении второй черты] мы ви-

дим, что образ называется прекрасным в том случае, если он в со-

вершенстве изображает предмет, даже безобразный> (цит. по: Там же).

***Weltanschauung (нем.) - мировоззрение.

168

Начиная с эпохи Кватроченто*, в отмеченных нео-

платоническим гуманизмом кругах флорентийцев жен-

ская красота разрывает свою старинную связь с грехом.

Прежде она была на стороне дьявольских сил искуше-

ния, теперь же она выступает в качестве особой благо-

сти и означает внутреннюю красоту. После Фичино еще

и Кастильоне** в своей книге <Придворный>, появив-

шейся в 1528 году и пользовавшейся успехом у читате-

лей, превозносит красоту как залог морального совер-

шенства: <Внешняя красота - верный знак красоты

внутренней [...] подобно тому, как это бывает у деревь-

ев, красота цветов которых удостоверяет добрые каче-

ства их плодов>^. Красота вообще и женская красота

в частности - исполненная божьей благодати и внуша-

ющая любовь, гарантирующая благость и ведущая к

созерцанию Господа - приобретает права прирожден-

ного благородства в ореоле той духовности, которую

художники будут стремиться ей придать. В XV веке изоб-

ражения Венеры - это зеркало морального и духовно-

го совершенства, отблеск горнего мира, путь к воспа-

рению души: <Рождение Венеры> Боттичелли превос-

ходно иллюстрирует дух неоплатонизма, отделивший

женскую красоту от всякой сопричастности к греху и

позволивший приблизить образ Венеры к образу Девы

Марии. Франкастель отмечает, что эта картина позво-

ляет нам стать свидетелями рождения нового божества,

стать свидетелями триумфа Красоты и апофеоза жен-

*Кватроченто - итальянское наименование XV века, отме-

ченного расцветом культуры раннего Возрождения.

**Кастильоне, Бальдассарре (1478-1529) - итальянский писа-

тель, автор трактата <Придворный>, содержащего беседы о благо-

родстве мыслей и поведения, которые на протяжении четырех вече-

ров якобы ведут между собой люди утонченной культуры (такие,

например, как близко знакомые автору Рафаэль и Бемпо).

^В том же ключе Габриель де Миню публикует в 1587 году

трактат под следующим заголовком: <О красоте, всевозможные

речи [...] имеющие целью засвидетельствовать: то, что обладает при-

родной красотой, наделено также и природным добром>.

169

щины, которая, одна и в обнаженном виде, занимает

теперь все полотно: <Венера приходит на смену Пречи-

стой Деве>^. Языческая богиня чуть ли не заимствует у

Девы Марии ее отличительные черты: чистоту и боже-

ственную благость. Воздушная, источающая из себя

благодать Венера флорентийского художника - это

слепок целомудрия, духовной жизни и волнующей вы-

разительности; ее лицо больше походит на лик Мадон-

ны, чем на лица античных богинь^. женская красота, в ее

одухотворенном виде, утверждается как абсолютно по-

зитивный идеал, она избавлена от всяких дополнитель-

ных смыслов, порочащих или унижающих ее. Так что

позднее, на картине Тициана <Любовь земная и небес-

ная>, мирская, в пух и прах разряженная Венера будет

выглядеть столь же непорочной, как и небесная обна-

женная Венера. Если следовать ориентации доктрины

Фичино, то обе эти Венеры <благородны и достойны

хвалы, каждая в своей собственной сфере>^.

Никакая более ранняя эпоха не изображала, не об-

суждала и не превозносила женскую красоту столь мно-

го, и никакая другая эпоха не придавала ей такого зна-

чения. Женские прелести дают пищу для философских

споров, вдохновляют художников и поэтов; восторжен-

ные гимны красоте быстро умножаются в числе, и в то

же время творческие натуры с усиленной энергией пы-

таются по-новому определить красоту, упорядочить ее

нормы, придумать для нее классификацию. Перечень

эстетических канонов, которые устанавливают критерии

женской привлекательности, становится все длиннее: с 12

их количество увеличивается до 18, а затем и до 33. Пи-

сатели уделяют женщине огромное внимание и в хва-

лебных поэмах прославляют чары своей возлюбленной.

^Pierre Francastel, La Figure et le Lieu: l'ordre visuel du Quattro-

cento, Paris, Gallimard, 1967, p. 280.

^Kenneth Clark, Le Nu, Paris, Livre de Poche, 1969, t. I, p. 168.

^Ficin, Commentaire au <Banquet>. Цит. по кн.: Erwin Panofsky,

Essais d'iconologie, op. cit., p. 225.

170

В XVI веке получает распространение новый литератур-

ный жанр: <блазоны>*, восхваляющие какую-нибудь

часть женского тела. Клеман Маро** с его <Прекрасным

соском груди> создает образец, которому будут следо-

вать при создании выполненных в том же духе мно-

гочисленных поэм, где в центре внимания окажутся

другие женские прелести. В 1536 году состязание в на-

писании <блазонов> закрепляет успех этой новой поэти-

ческой забавы. Тогда <возлюбленное тело> женщины

становится главной темой французского Возрождения,

и памятные всем стихи призывают женщин насладить-

ся своей молодостью*** и быстро преходящей красотой****.

*<Блазон> - распространенный в XVI веке жанр небольших

поэм, содержащих восторженное или сатирическое описание какого-

нибудь одного человека или предмета.

**Маро, Клеман (1496-1544)-французский поэт, предшествен-

ник <Плеяды>, мастер изящной формы и грациозной шутки.

***Примечательно, что в античности с подобными призывами

обращались, главным образом, к мужчинам. Вспомним в этой связи

хотя бы прелестный стих неизвестного римского поэта: <Пользуйся

молодостью, - все быстро стареется: одно лето из козленка делает

косматого козла> (цит. по кн.: Публий Овидий Назон. Наука любить.

Указ. соч. С. 202). Однако в эпоху Возрождения адресат переменил-

ся и с подобными увещеваниями обращались прежде всего к женщи-

нам. Так, Ронсар в стихах <К Касандре>, употребив изрядно затас-

канное ко временам Пушкина упоминание розы, наставляет свою

несговорчивую красавицу (цит. в переводе С.В. Шервинского по кн.:

Зарубежная литература. Эпоха Возрождения. Указ соч. С. 558):

Поверь! Доколь красою нежной,

Дитя, твой возраст безмятежный

В незрелой юности цветет,

Рви молодость, пока не поздно!

Как эту розу, старость грозно

Красы младые унесет.

****См. хрестоматийную <Балладу о дамах былых времен> фран-

цузского поэта Франсуа Вийона (1431 или 1432 - после 1463) с ее

вошедшим в поговорку рефреном: <Где ныне прошлогодний снег?>.

Применительно к женской красоте (к стареющим мужчинам поэты

всех времен всегда гораздо снисходительнее) этот мотив был осно-

вательно развит уже в римской поэзии. Македоний в своей эпиграм-

ме с каким-то даже злорадством говорит: <Вот она, раньше справ-

лявшая оргии, как женщина, и грациозно носившаяся под звуки зо-

171

Да и сами женщины берут в руки перо, чтобы выразить

восхищение собственной красотой: <Нет плоти краше

той, что телу женскому прелестною основой послужи-

ла>,- писала Мари де Ромье*. Маргарита Наварр-

ская** вложила в уста одной светской женщины такие

слова: <Я люблю свое тело, вы спросите меня: почему?

Потому что вижу, какое оно красивое и славное>^. То

были времена, когда Брантом мог заявить: <Двор без

дам - это сад без единого прелестного цветка>.

Изобразительные искусства в полной мере вырази-

ли и это новое мироощущение, и новое значение, при-

даваемое женской красоте. С первой половины XV века

у государей и вельмож возникает увлечение картинами,

где запечатлены нагие женщины. Под влиянием грече-

ской скульптуры Возрождение открывает для себя пре-

лести Венеры; в Европе множатся изображения обнажен-

ного женского тела, которое почитается художниками

и скульпторами как достойный сюжет. Около 1500 года

Джорджоне, а после него и Тициан вдохнули чувствен-

ность и плотское восхищение в классический идеал форм

лоченых кастаньет! - Теперь старуха неизлечимо больна!> (цит. по

кн.: Публий Овидий Назон. Наука любить. Указ. соч. С. 201). Руфин с

язвительностью вопрошает: <Что сделалось, Мелисса, с твоею осле-

пительной, дивной красотой, с твоею наружностью, о которой так

много говорили?> (Там же). Подобная жестокость со стороны муж-

чин не случайна и отражает страх, который они испытывают перед

женщиной в ее ипостаси Старухи, символически отождествляемой

с грозными парками.

*Мари де Ромье - французская поэтесса XVI века; когда ее

брат написал сатиру против женщин, она ответила на нее в своем

сочинении <Краткая речь о том, что совершенство женщины пре-

восходит совершенство мужчины>.

**Маргарита Наваррская (1492-1549) - сестра французского

короля Франциска I, жена принца Карла Алансонского; вторым бра-

ком вышла за Генриха д'Альбре, короля Наварры; с 1543 года само-

стоятельно правила Наваррой. Она покровительствовала искусст-

вам и сама была писательницей: ее перу принадлежит сборник новелл

<Гептамерон> (посм. 1559).

^Цит. по кн.: Sullerot Evelyne, Histoire et mythologie de l'amour,

op. cit., p. 90.

172

Венеры. Греческие богини были суровы и величественны;

в XVI веке женская красота становится более утрирован-

ной, более <сочной>, она больше проникнута чувствен-

ностью; исполненные неги позы нагляднее воплощают

мечты об удовольствии. Картины школы Фонтенбло*

посредством либо замысловатых фигур с изящными, строй-

ными силуэтами, либо окутанных прозрачными вуаля-

ми и увешенных драгоценностями женщин, чьи взоры

порой не лишены двусмысленности, создают атмосферу

замороженной чувственности (<Сабина Поппея>**). В жи-

вописи маньеристов*** любые сюжеты - от мифологиче-

ских до библейских или исторических - служат пово-

дом для раздевания женщин и прославления красоты их

форм^. Начиная с XVI века и аллегорические гравюры

отдают предпочтение изображению женщин: их счита-

ют лучше сложенными и имеющими более выигрышную

внешность для воспроизведения самых излюбленных

абстракций; в этом столетии две трети аллегорических

гравюр посвящены второму полу^.

В греческом искусстве дань уважения красоте была

адресована скорее мужскому телу, нежели женскому.

*К первой школе Фонтенбло причисляют таких художников,

как Жан Кузен-отец (1490-1550), автор знаменитой картины <Ева -

первая Пандора>; Россо Фьорентино (1496-1540); Антуан Карон

(1521-1599); Николо дель Аббате (ок. 1509/1526 - ок. 1571); Фран-

суа Клуз (?-1572).

**Сабина Поппея - сначала любовница, потом жена Нерона

(после Октавии, к смерти которой она была причастна), погибшая

от руки императора и обожествленная им. Переменчивая судьба

Сабины Поппеи нередко привлекала внимание творческих лично-

стей; в частности, ей посвящена последняя опера Монтаверди <Ко-

ронация Поппеи>.

***Маньеризм - течение в европейском искусстве XVI века,

в котором главным эстетическим критерием выступает субъектив-

ная <внутренняя идея> художественного образа. К этому течению

относят итальянских живописцев Россо Фьорентино, Николло дель

Аббате и Приматиччо (1504-1570), которые перебрались во Фран-

цию и способствовали там формированию школы Фонтенбло.

^J. Bousquet, La Peinture manieriste, Neuchatel, 1962.

^Sara F. Matthews Grieco, Ange ou diablesse: la representation de

la femme au XVI'e siecle, Paris, Flammarion, 1991, p. 96.

173

Возрождение явным образом переориентировало эту

тенденцию. XVI век стал свидетелем непомерного увле-

чения всевозможными Венерами, Дианами и прочими

музами, порой даже вне какой-либо связи с мифологи-

ческими сюжетами. <Сельский концерт> Джорджоне от-

личает не только то, что картина не рассказывает ника-

кой истории: устоявшийся свод правил на этом полотне

меняется на противоположный, если учитывать тот не-

оспоримый факт, что на ней мужчины одеты, а женщины

обнажены. В той живописной системе, создание которой

завершит Мане*, утверждается преобладание обнажен-

ного женского тела над обнаженным мужским.

Жесты, позы и положение тела женщин также пере-

дают превосходство женской красоты. Увеличивается и

число картин, на которых можно увидеть женщину, гля-

дящуюся в зеркало. <Молодая обнаженная женщина за

туалетом> (Беллини**), <Сюзанна и старцы> (Тинторет-

то***), <Венера за туалетом> (школа Фонтенбло): жен-

щина - это прежде всего та, кто восхищается собствен-

ным образом. Но не только женщина рассматривает

себя: ее разглядывают и мужчины. На картине Тинторет-

то за Сюзанной, вокруг которой помещены разные пред-

меты туалета, подглядывают два похотливых старца;

на полотне <Венера с органистом> Тициан изобразил

поклонника, который, обернувшись, останавливает свой

взгляд на теле богини, раскинувшейся на пышных дра-

*Мане, Эдуар (1832-1883) - французский живописец; переос-

мысливал образы и сюжеты старых мастеров в духе современности;

на его картине <Завтрак на траве> (1863) полностью одетые мужчи-

ны соседствуют с нагими женщинами.

**Беллини, Джованни (ок. 1430-1516) - итальянский живопи-

сец, автор замечательных гармонией колорита произведений на ре-

лигиозные и мифологические темы, создал эту картину в 1515 году.

***Тинторетто, Якопо (1518-1594) - итальянский художник

эпохи позднего Возрождения, который создавал полотна, насыщен-

ные контрастами света и тени и отмеченные повышенной одухотво-

ренностью образов; к числу таких картин относится и его полотно

<Сюзанна и старцы> (1555).

174

пировках*. Поскольку женщина по преимуществу яв-

ляет собой воплощение красоты, то она и показана как

<то, на что следует смотреть>, как зрелище либо, на

манер Нарцисса, созерцаемое ею самою, либо приковы-

вающее к себе жадные взоры мужчин.

Тело нагой и лежащей женщины иллюстрирует дру-

гой аспект преклонения перед прекрасным полом. Как

известно, флорентийский идеал красоты находил свое

выражение в вертикально расположенных фигурах, тог-

да как идеал венецианцев обрел свою форму на полот-

нах с лежащими Венерами^. Мы обязаны Джорджоне

первым изображением <Спящей Венеры> (1505) - неве-

домого древним архетипа, который будет служить об-

разцом для подражания на протяжении всей истории

живописи^. Участь женщины, занявшей горизонтальное

положение, достойна того, чтобы посвятить ей несколь-

ко строк. Изображать женщину лежащей было спосо-

бом подчеркнуть ее принадлежность к <прекрасному

полу>. Женщина, восславленная в таком положении,

когда она охвачена истомой или сном, как нельзя луч-

ше соответствует роли существа, предназначенного для

того, чтобы его созерцали и желали. Красавица - ле-

жащая и погруженная в собственные грезы -в то же

время, словно в сказочном сне, полностью покорна про-

изволу взгляда зрителя. Образ спящей Венеры придает

*На картине <Венера с органистом> (1548) богиня <отвернула

голову для беседы с Купидоном. Органист сидит у изножия кровати

за своим инструментом; он обернулся в ее сторону, чтобы лучше рас-

смотреть ее. Фактически он выступает в роли посредника между зри-

телем и эротическим объектом> (Edward Lucie-Smith, Eroticism in

Western Art, Londres. Hames and Hudson, 1972, p. 173).

^Erwin Panofsky, Essais d'iconologie, op. cit., p. 222.

^Образ прилегшей или спящей женщины послужил также об-

разцом для описания <красавиц> во всех романах XVII века. Авто-

ры этих произведений описывают женщину такой, какой ее пред-

ставляют картины маньеристов. О влиянии маньеристской живопи-

си и школы Фонтенбло на литературные каноны красоты см.: Jean

Serroy, <Portraits de femmes; la beaute feminine dans <L'Astree>, in

Etudes sur Elienne Dolet, Geneve, Droz, 1993.

175

женской красоте небесные черты, умиротворяет ее и од-

новременно наделяет дополнительной чувственностью.

Лежащая женщина - инертная, лишенная каких бы то

ни было устремлений, - олицетворяет красоту, наибо-

лее полно проявляющую себя при условии отречения от

малейшей волевой активности, от любого порывистого

движения и от всякой полезной деятельности^. В отли-

чие от исполненной энергии красоты, которая обрела

бессмертие в изваянных Микеланджело обнаженных

мужских телах, красота женщины созвучна покою, ис-

томе, расслабленности позы. Спящая Венера - это спо-

соб наглядно показать преобладание <декоративной>

роли женщины; это способ увязать женскую красоту с

пассивностью и праздностью; это способ эстетизировать

тайну женственности и пробить брешь в традиционной

неприступности женского пола. И наконец, это способ

отдать женщину, которая погружена в сон и утратила

контроль над собой, во власть мужских фантазий об об-

ладании ею.

Культура прекрасного пола,

современная культура

Какой социальный смысл следует придавать этому

зафиксированному историей повышению общественной

значимости женской красоты, этому новому культурно-

му механизму, который сумел добиться того, что его

признали в качестве непременной черты современной

западной цивилизации? Для решения такого вопроса

небезынтересны идеи, предложенные Артуром Марви-

ком. Его основная мысль состоит в том, что очень дол-

гое время все, что связано с красотой, крутилось вокруг

главной оппозиции, которую можно обозначить следу-

ющим образом: от традиционной концепции красоты

^Corinne Chaponniere, Le Mystere feminin, op. cit., p. 117-127.

176

versus* к ее современной концепции. До XVIII века пре-

обладает первая из двух, и ее фундаментальное отличие

состоит в том, чтобы не рассматривать физическую кра-

соту отдельно от моральных добродетелей. Красота как

отсвет благодати в патриархальных культурах не имеет

независимого статуса, она неотделима от добра, посколь-

ку всякое физическое совершенство исключает душев-

ное уродство, а всякий изъян внешности свидетельствует

о скрытом пороке^. Досовременное видение характери-

зуют также две другие черты. Во-первых, красота чело-

века выступает как мало значимое в социальном плане

качество: например, при заключении браков она не иг-

рает почти никакой роли, поскольку во внимание при-

нимают только богатство, родовитость и социальное

положение женщины. Позднее заявляет о себе эстетичес-

кая иерархия полов с главенством - если исключить

Древнюю Грецию - женщин и торжество неумеренно-

го преклонения перед женской красотой^. И только на-

чиная с эпохи классицизма эти представления постепен-

но изменяются в пользу современной концепции, суть

которой в том, чтобы считать красоту чисто физическим

свойством и признавать за ней самостоятельную ценность,

отличную от каких бы то ни было моральных цен-

ностей. Отныне красота не отсылает нас ни к чему, кро-

ме себя самой, и ее считают физической особенностью,

не имеющей иной ценности, кроме эстетической и сек-

суальной^. Динамика развития этого самостоятельного

статуса внешности приведет (по прошествии длитель-

ного времени, строго говоря, начиная с 1960-х годов^) к

наделению мужской красоты большей ценностью и к тен-

*Versus (лат.) - по направлению.

^Arthur Marwick, Beauty in History, Londres, Thames and Hudson,

1988, chap. III.

^Ibid., p. 60-62.

^Ibid.,p. 15-17.

^Ibid., chap. VIII.

177

денции установления равноправия между двумя полами

в том, что касается внимания, уделяемого внешности.

Если принять подобное объяснение, то эпоха Воз-

рождения остается по преимуществу замкнутой в тра-

диционном универсуме красоты. Понимая красоту как

отсвет незримой благодати, философия неоплатонизма

в точном соответствии с опытом тысячелетнего прошло-

го отрицала за физической внешностью какую бы то ни

было самостоятельность. Что же касается сакрализации

женской красоты, то она привела всего лишь к дальней-

шему закреплению традиционной модели неравноценно-

сти красоты двух полов. Несмотря на грандиозные по-

трясения в художественной сфере, Возрождение воспри-

няло досовременные ментальные принципы красоты.

Скажем откровенно: мы решительно не согласны

с подобным объяснением истории красоты, которое из-

лишне ограничивает смысл автономизации статуса кра-

соты и неправильно толкует исторический смысл прекло-

нения перед прекрасным полом. В эпоху Возрождения

мы наблюдаем не столько повторение традиционного

восприятия красоты, сколько первое проявление универ-

сума красоты, свойственного Новому времени. Мысль о

том, что красота, определяемая как самостоятельное фи-

зическое свойство, якобы послужила водоразделом меж-

ду восприятием, свойственным Новому времени, и вос-

приятием традиционным, неприемлема. Разумеется, с

течением времени происходило высвобождение эстети-

ческой сферы из-под власти моральной сферы, однако

это явление имеет второстепенное историческое значе-

ние в сравнении с процессом повышения социальной

роли женской красоты и почитания ее обществом. И свой

переход в эпоху Нового времени красота осуществляет

вовсе не тогда, когда она заявляет о себе как о чисто

физическом, лишенном морального значения свойстве,

а в те мгновения, когда женщину начинают превозно-

сить до небес как высшее воплощение красоты. И какой

бы ни была та неравноправная система, которая струк-

178

турно организует эстетическое почитание женщины, по-

добное почитание имеет лишь поверхностные связи с пат-

риархальными установлениями: углубленное изучение

неоспоримо доказывает, что культ прекрасного пола есть

выражение культуры и иерархии, по сути своей относя-

щихся уже к Новому времени.

Прежде всего это проявляется в том, что женская

красота впервые становится достойным внимания воп-

росом, объектом изучения и специфически ориентиро-

ванных размышлений. До того времени сочинения, по-

священные исключительно женской красоте, были ред-

костью, но зато начиная с XVI века женские прелести

вдохновляют на создание обширной <специализирован-

ной> литературы, о чем свидетельствуют многочислен-

ные названия трудов, в которых прямо упомянута жен-

щина^. Одновременно находится место и для неиздан-

ного труда по классификации и определению терминов,

используемых в разговоре о красоте: Фиренцуола по-

свящает множество страниц уточнению значения таких

слов, как leggiadria*, grazia**, vaghezza***, aria****, maesta*****,

venusta******. Трактаты все более скрупулезно устанавлива-

ют критерии женской красоты, они перечисляют и по-

следовательно классифицируют те качества, которыми

следует обладать женщинам, чтобы их сочли совершен-

ными, причем эти трактаты устанавливают нормы кра-

соты не в общем виде, а в самых мельчайших деталях.

У Петрарки и Боккаччо только <благородные> части

женского тела удостаиваются поэтического внимания;

^Кроме трактата Фиренцуолы можно назвать немало книг дру-

гих авторов: Federico Luigini, // Libro delia bella donna (1554); Nicolo

Campani, Bellezze delia donna (1566); Lodovico Domenichi, La Nobilta

delie donne (1549).

*Leggiadria (ит.) - изящество.

**Grazia (ит.) - прелесть.

***Vaghezza (ит.) - привлекательность.

****Aria (ит.) - вид.

*****Maesta (ит.) - величественность.

******Venusta (ит.) - красота.

179

позднее, с приходом моды на анатомические <блазоны>,

ни одна частица женского тела не избежит участи ли-

тературного прославления. Подобно тому как Возрож-

дение посредством линейной перспективы открыло для

живописи глубины бесконечности, оно еще и отдало во

власть поэтического восхваления все формы женского

тела. Радикальное изменение состоит в том, что жен-

ская красота вступила в характерную для духа Нового

времени пору сомнения в авторитетах, формирования

понятий и особенного повышения ее собственной цен-

ности. Даже если культура прекрасного пола создава-

лась на основе принципа иерархического неравноправия

и даже если в период Возрождения красота женщин по-

прежнему мыслилась как проявление добродетели, все

это не отменяет того, что она образовала самостоятель-

ный объект изучения, способствовавший появлению це-

лого моря наблюдений и описаний, похвал и советов,

а также устанавливающих нормы предписаний. Вот ка-

ким стало для прекрасного пола Новое время.

Культура прекрасного пола все еще остается куль-

турой Нового времени благодаря тем связям, которые

соединяют ее с общим процессом специализации, ра-

ционализации и усиленной социальными функциями

дифференциации^. Монополизация и централизация во-

енных и полицейских сил, регулярное использование бух-

галтерского учета в операциях купли-продажи, <циви-

лизованность нравов>, представление пространства на

основе принципов эвклидовой геометрии - таковы явле-

ния, проистекающие из современного социального рацио-

нализирования, с которым связана культура прекрасно-

го пола. На заре Нового времени культура прекрасного

пола делает крен в сторону рационального порядка, ос-

нованного на специализации и систематическом упоря-

дочивании. Как один, так и другой гендер занимают свое

место в иерархии в соответствии с их внешним видом,

^Norbert Elias, La Dynamique de l'Occident, Paris, Calmann-Levy,

1975.

180

причем женщина помещается на вершине пирамиды

красоты, и эстетические нормы как одного, так и дру-

гого пола диктуются строго последовательно и со все-

возможными уточнениями. Подобное разделение ролей

и мест в эстетической иерархии полов продолжает ре-

волюцию в области одежды середины XIV века, устано-

вившую серьезные различия во внешнем виде между

мужчинами и женщинами: длинное платье для женщи-

ны и короткий облегающий костюм для мужчины^. По-

зднее, в XVI веке, в женской одежде появляются жесткие

корсеты из китового уса, а также идеал женщины с пыш-

ными формами, женщины <в теле>, что позволяло под-

черкивать разницу между полами в их внешнем виде.

Книги о правилах хорошего тона также призывают жен-

щин культивировать свою женственность. В третьей

части книги <Придворный> Кастильоне пишет: <Я на-

стаиваю на том, что женщина никоим образом не долж-

на походить на мужчину ни своими манерами, ни своими

повадками, ни словами, ни жестами, ни своим поведе-

нием>. Нет никаких сомнений в том, что иерархическая

культура прекрасного пола является частью того ши-

рокого движения по интенсивной и систематической

специализации половых ролей, которое типично для

свойственного Новому времени процесса рационализи-

рования.

Само собой разумеется, что эстетический триумф

женского начала ни в коей мере не поколебал существо-

вавших в обществе иерархических отношений подчине-

ния женского пола мужскому. Можно даже утверждать,

что во многом он способствовал закреплению стерео-

типа слабой и безвольной женщины, уступающей в уме

мужчине и обреченной на зависимость от него. Тем бо-

лее, что гимны во славу красоты воспевали какую-то

вымышленную женщину. И на аллегорических гравю-

рах изображены женщины не от мира сего, чьи идеаль-

^Francois Boucher, Histoire du costume en Occident de l'Antiquite a

nos jours, Paris, Flammarion, 1965, p. 191-198.

181

ные и лишенные индивидуальности черты сближают

второй пол скорее с ангелами или с феями, нежели с су-

ществами из плоти и крови^. С другой стороны, анато-

мические <блазоны> расчленяют и рвут на куски жен-

ское тело так, как если бы оно было всего лишь предме-

том для какой-нибудь в высшей степени изысканной и

изящной игры. В <блазонах> нам показывают красоту,

измельченную до крошек; красоту, раздробленную на

мелкие части и потом заново собранную, но не столько

ради удовольствия, сколько ради прославления масте-

ра слова. И на самом деле все эти хвалебные стихотво-

рения превозносят не столько женщину как личность,

сколько сам процесс творчества, не столько женскую ин-

дивидуальность, сколько могущество творца - Пигма-

лиона, способного по собственной прихоти преобразить

тело женщины: для поэта речь идет прежде всего о том,

чтобы самому покрасоваться на переднем плане с це-

лью добиться литературной известности^. Говорить о

<прекрасном поле> - это значит говорить о продолже-

нии господства мужчин и об отрицании женщин, хотя и

другими способами.

Однако не идет ли тогда речь всего лишь о хитро-

умном литературном приеме овеществления женщин?

Пришествие прекрасного пола, если взглянуть на него

под сформированным очень долгим периодом истории

углом зрения, возможно, все-таки не следует сво-

дить к повадкам, способствующим появлению <женщи-

ны в роли предлога>. С древнейших времен женщины

неизменно обладали только им свойственным могуще-

ством, ритуальной и магической силой, властью над

жизнью и смертью, способностью губить и исцелять.

Но все перечисленные качества обладали одной общей

^Sara F. Matthews Grieco, Ange ou diablesse: la representation de

la femme au XVI'e siecle, op. cit., p. 147.

^Jean-Paul Desaive, <Les ambiguites du discours litteraire>. Histoire

desfemmes, op. cit., t. III, p. 275-277; Francette Pacteau, The Symptom

of Beauty, Londres, Reaktion Books, 1994, p. 26-30.

182

чертой: они ничуть не добавляли женщинам ни уваже-

ния, ни признательности со стороны общества. Повсю-

ду деятельность представительниц второго пола либо

презирали, либо считали второстепенной по сравнению

с деятельностью мужчин; повсюду женщин отстраняли

от благородных занятий и усматривали их связь с гроз-

ными силами хаоса. Если функция продолжения рода и

избежала принижения в культуре, то это отнюдь не оз-

начает, будто ее исполнение окружает кого-нибудь ува-

жением и почетом. Общественный порядок неизменно

устанавливает превосходство мужских способностей

и мужскую монополию на влиятельность. По отноше-

нию к этому социальному закону святость прекрасного

пола привносит существенное изменение: отныне чисто

женская сила оказывается возвеличенной, прославлен-

ной, повсюду наделенной подчеркнутым уважением.

<Каждая красивая женщина - королева>, - справед-

ливо заметил Бальзак: после тысячелетий пренебреже-

ния женская сила была вознесена на пьедестал, ею вос-

торгаются и считают ее равной могуществу монархов

или даже его превосходящей. Новизна ситуации состо-

ит в том, что один из атрибутов женского пола обрета-

ет способность приносить женщинам дворянские звания,

влиятельность и символические знаки богатства. Вслед-

ствие этого восторженные восхваления прекрасного

пола нельзя просто и незатейливо относить к инстру-

ментам отчуждения женщин; облекая в конкретные фор-

мы признание и небывалое превознесение женских пре-

рогатив, они в то же время позволили вдохнуть жизнь

в социальное и символическое повышение общественной

значимости женщин, даже если указанное повышение

и было исключением из правил, как в случае с Королева-

ми Красоты и со всеми прочими фаворитками короля^.

Однако такое повышение социальной значимости

женщины, несомненно, в гораздо большей степени про-

^Michele Sarde, Regards sur les Francaises, op. cit., p. 307-317.

183

исходило в области литературы, а никак не в обществе.

В XVI веке превосходство мужчин сохраняется без изме-

нений: женщинам отказывают в праве на сколько-нибудь

серьезное, связанное с умственным трудом образование;

замужняя женщина становится недееспособной; множе-

ство занятий, бывших ранее женскими, становятся мо-

нополией мужчин. Но все-таки нельзя не отметить, что

посредством кодекса красоты женщина отвоевала для се-

бя новое символическое положение, свидетельствующее

о кое-каких колебаниях в восприятии различий между

полами. С одной стороны, культура прекрасного пола

следует логике <архаического> толка, основанной на

неравенстве и полном отсутствии сходства между пола-

ми. Мужчинам приписывают силу и ум, женщинам -

глупость и телесную красоту: как один, так и другой пол

воспринимают в полном соответствии с тем, как это бы-

ло в незапамятные времена, под знаком их качествен-

ной разнородности. Однако, с другой стороны, подоб-

ной сакрализации сопутствует расшатывание традици-

онной системы отрицания любого сходства между

гендерами. Даже если у женщин всегда имелись и всеми

признанная роль, и всеми признанное место в обществе,

их все равно отторгали, зачисляя в ведение дикой приро-

ды или хаоса и, как следствие этого, отлучали от благо-

родных функций в системе культуры. С наступлением

эпохи прекрасного пола отлучение перестало быть пол-

ным: женщины добиваются права на почтительное от-

ношение и на общественное признание. Подобное изме-

нение могло произойти только потому, что абсолютная

инородность женщины перестала восприниматься как

нечто само собой разумеющееся: воцарение прекрасно-

го пола зиждилось на разрушении представления о жен-

щине как о <проклятом роде> и об <опасной половине>

человечества. Эстетическое прославление представляет

собой не столько продление срока существования пат-

риархального, основанного на абсолютном разделении

полов универсума, сколько датированное Новым време-

нем начало отказа от представлений о неискоренимой

184

инородности женского пола^. Вопреки эстетическому ко-

дексу, вновь и с большим пафосом устанавливающему

природное различие между полами, женщина выглядит

теперь более дружелюбной, более близкой и уже не та-

ящей в себе столько грозной чуждости: красавица - это

отныне не ловушка Сатаны*, а <совершенная подру-

га>**, дивное воплощение <милейшего рода>. Эстетиче-

ское превосходство женского пола утверждается только

на основе постепенного скрадывания его своеобразия.

Наряду с продлением существования знаков различия

между полами происходило и устранение опасной чуже-

родности женского начала, а одновременно - и внедре-

ние женщин в святая святых человеческой культуры. Вот

почему историческое пришествие прекрасного пола пра-

вильнее понимать не как новую форму оттеснения его

представительниц на периферию, а как одну из первых

вех на пути современного развития, направленного на

признание человеческого и социального достоинства

женщины.

^Это объяснение освящения прекрасного пола развивается в

направлении, предложенном Марселем Гоше и Глэдис Свейн в их

анализе <великого заточения> безумия в эпоху классицизма (Marcel

Gauchet, Gladys Swein, La Pratique de l'esprit humain, Paris, Gallimard,

1980, p. 489-501).

*Ср. в <Экклезиасте>: <Обозрел я миры духом своим и нашел

я, что женщина горше смерти, ибо она сама сеть охотничья, сердце

ее - невод, а руки ее оковы. Угождающий Богу спасется от нее, а

грешник будет уловлен ею>.

**Намек на поэму французского поэта Антуана Эроэ (1492-

1568) <Совершенная подруга> (1542), воспевающую спиритуалисти-

ческую любовь, которая способна вознестись над тщетой <бренной

красоты>.