2. Общественное призрение в период петровских реформ

При Петре I складывается опре­деленная система призрения в Рос­сии. Впервые в российской истории самодержавие осуществляет мероп­риятия призрения через государ­ственные институты. Петр, уничто­жив власть патриаршего престола, практически переподчинил суще­ствующие институты призрения, сначала Монастыр скому приказу, а затем Духовной коллегии, Святейше

199

му синоду, сделав их светскими учреждениями в соот­ветствии с Духовным регламентом. Помимо этого была предпринята попытка создания системы территори­альных учреждений, исходя из нужд и потребностей государства.

ДУХОВНЫЙ РЕГЛАМЕНТ— устав Русской православ­ной церкви, по которому Правительствующий Синод в XVIII веке поступал в распоряжение Сената, а служите­ли церкви приравнивались к чиновникам.

Как мы видели ранее, власть еще со времен правле­ния Ивана Г/ стремилась но только ограничить влияние Церкви на жизнь общества, но и упорядочить церковную деятельность в отношении нищих, вдов, убогих. Однако законодательные мероприятия были неэффективны, по­скольку не только не было постоянного светского инсти­тута контроля, но и все учреждения призрения были соб­ственностью Церкви. Политика секуляризации позволи­ла контролировать доходы монастырей, регулировать их жизнедеятельность, определять монастырский контин­гент, исходя из потребностей государства, а не клира. В этом отношении показательна деятельность Монастыр­ского приказа и Святейшего синода.

Монастырский приказ восстановлен 24 января 1701 года как государственный орган контроля и надзора за доходами монастырских вотчин и хозяйств богаде­лен, а также в его ведение входила организация школ. Возглавил учреждение И. А. Мусин-Пушкин.

В связи с тем, что первая и последняя податная перепись была осуществлена в 1246 году по распоря­жению ханов Гуюка и Батыя, где духовенство соста­вило исключение, аналогичное мероприятие осуществ­ляется в 1701 — 1707 годах Монастырским приказом, где уточнялись имущество и население церковных владений. Повторная перепись Монастырского при­каза имущества и населения в церковных вотчинахсо-стояласьв 1710-- 1715 годах, точных сведений о состо­янии монастырского хозяйства получено не было. Тем не менее перепись позволила в 1701 — 1711 годах по­лучить с монастырских хозяйств свыше 1 млн. рублей. Полученные средства инвестировались не только на

200

нужды приказа и его институтов, а также на нужды государства. Так, в 1706 году Монастырский приказ распределяет свои средства в следующей последова­тельности: «постоянный старый расход был на нищих и на богадельни — 14 851 руб., на монастыри —31 614, на содержание 13 архиепископских домов — 19 536, самого приказа — 200, новый расход в приказ артил­лерийский на жалованье — 17 253, в Ямской на дачу солдатам — 5000 и школьным учителям и ученикам — 2263. Кроме того, 12 октября 1706 года велено давать по 15 тыс. руб. ежегодно на драгунский полк Мусина-Пушкина».

«•фактически все церковное управление сосредоточилось во вновь восстановленном в 1701 г. Монастырском при­казе с расширенными функциями. К нему перешли все административные и хозяйственные дела из расформи­рованного патриаршего двора, и помимо судебных фун­кций над церковными людьми восстановленный приказ получил право управления всеми церковными вотчинами через назначаемых им светских управителей.

Это был первый шаг к секуляризации «тунегиблемых)>, по выражению Петра, церковных имуществ. Совершен­но светское учреждение, состоявшее из светских чинов­ников с бывшим астраханским воеводой Мусиным-Пуш­киным во главе и подчиненное не местоблюстителю патриаршего престола, а штате-конторе и юстиц-коллегии (со времени их учреждения}, Монастырский приказ распоряжался церковными имуществами на пра­вах полномочного хозяина. Он через своих светских аген­тов вел хозяйство в церковных имениях и распоряжался назначением доходов, получаемых с них, на те или иные надобности сообразно с приказами правительства. По общему правилу все доходы лостулали в кассу приказа; обратно же на содержание церковных учреждений вы­давались суммы лишь по штатам», а все излишки посту­пали в государеву казну и шли на удовлетворение обще­государственных потребностей, главным образом па военные нужды. Так, из средств Монастырского прика­за ежегодно отпускалось 15 000 руб. на создание одного полка и на Артиллерийский приказ И 000 руб. Монастыр­ский приказ получил также право мобилизации церков-

201

ных имений и отчуждал их продажей и дарением светс­ким лицам. Прежняя свобода церковных имений от вся­кого тягла была заменена чрезвычайно тяжелым тяглом: помимо обычных общегосударственных повинностей на церковные земли дождем сыпались запросные сборы и чрезвычайные повинности. «Канальный сбор» на соору­жение каналов, «козловский сбор» на освобождение от рекрутской повинности, наряды в адмиралтейство плотников и кузнецов, наряды по мостовой повиннос­ти, содержание отставных военных чинов, поставка лошадей для драгун, подмога при отливке пушек и про­чее и прочее — все это одинаковым бременем легло те­перь не только на светские, но и на церковные имения! Но мало этого, были отменены все пошлины, которые ранее собирались архиереями и монастырями с подчи­ненных им клириков. Взамен всех прежних доходов пред­полагалось назначить для архиереев, монастырей и при­ходского духовенства строгие оклады и штаты. Архи­ереям было назначено довольно приличное жалованье; штаты приходского духовенства полностью не были проведены, но монастыри были посажены на голодный паек. Сначала было назначено в год по 10 руб. и по 10 четвертей хлеба на монаха; в 1705 г. эта норма была уменьшена наполовину. Петровскому правительству не приходилось стесняться: с тех пор как было запрещено отдавать в монастыри вотчины на помин души, соци­альный состав монашества резко изменился. Вместо бояр и дворян в монастырях начала XVIII в., по словам современников, живет в качестве чернецов «всякий сброд», искавший дарового хлеба. По словам ростовско­го епископа Георгия, «чернецы спились и заворовались», занимались ростовщичеством, венчанием за большие деньги недозволенных браков, занимались попросту во­ровством и скупкой награбленного у разбойников с боль­шой дороги; слова «монах» и «забродяга» стали синони­мами. От монахов не отставали и монахини, которые, по свидетельству белгородского архиерея Епифания (в 1727 г.), в монастырях «живали мало», но «волочились по мирским слободам и постоянно пьянствовали». Монас­тырский приказ не только посадил монахов на голод­ный паек, но также приостановил рост их числа; в каж­дом монастыре было установлено штатное число мо­нахов, а на убылые места было велено в 1715 г.

202

принимать отставных и увечных солдат, сосланных раскольников и душевнобольных преступников. Управле­ние приказа было для казны очень выгодно: ежегодно стал очищаться значительный чистый остаток, вно­сившийся в казну. Так, например, в 1720 г. было внесено чистого остатка 31075 руб., а в 1724 г. — 83218 руб.

Эти меры поколебали в корне экономическую независи­мость Русской церкви; мало этого, они имели скрытую тенденцию к постепенной передаче церковных вотчин в руки дворянства и к превращению монастырей в уч­реждения государственного призрения. А в основе сво­ей они пресекали всякую возможность оппозиции цер­ковной политике Петра со стороны епископата. Поэто­му установление в 1721 г. нового порядка церковного управления, аналогичного другим отраслям государ­ственного управления, прошло безболезненно и гладко, без единого возражения со стороны пришибленных Мо­настырским приказом церковных князей».

Н.М. Никольский. История Русской церкви

Финансирование деятельности Монастырского приказа осуществлялось не только исходя из прибы­лей от хозяйств вотчин но и из других источников, а также за счет регламентации жизнедеятельности мо­настырской жизни и обрядов.

В 1701 году 30 декабря установлено назначать мо­нахам жалованье как государственным служащим (вместо прежнего финансирования: начислений дохо­дов с имущества). Осуществлено сокращение штата монастырей; оставшиеся доходы в результате умень­шения штатов направлены на нужды общественного призрения. Обряды — одна из статей доходов Прика­за в этот период, в 1714 году венчальные пошлины со­бирают «против прежнего вдвое». С тех, кто вступает в брак в первый раз, берут 12 копеек, вступающих в брак во второй раз — 24 копейки, в третий — 30 копе­ек. Общая сумма в 1714 году составила 19 287 рублей 11 копеек, половина этой суммы пошла на содержа­ние в госпитали больным и раненым. Правда, нужно отметить, что правительство также выделяло средства на нужды богаделен, особенно когда это касалось при­зрения отставных военных. В 1712 году правительством

203

выделено на богадельни 13 000 рублей, предусматри­валось, что ежегодно на их ремонт будет выделяться 2000 рублей. Санкт-Петербургу на строительство и нужды богаделен выделяется 15 000 рублей.

В 1718 году по распоряжению Монастырского при­каза закрыты все домовые церкви, кроме церквей, при­надлежащих членам императорской фамилии. Однако можно отметить, что постепенно централизованные рас­ходы на призрение уменьшаются и увеличиваются на другие государственные нужды. Так, военные расходы в 1708 году составили 1 286 384 рубля, тогда как на про­свещение, медицину, призрение всего 55319 рублей.

Монастырский приказ осуществлял контроль за бо­гадельнями, для чего даже в 1706 году был образован в его составе Богадельный приказ, который возглавил стольник Лука Каблуков. Однако он просуществовал недолго и в 1709 году был закрыт. Наведение порядка в них, с тем чтобы там призревались больные, немощ­ные, инвалиды, престарелые, было одной из задач Мо­настырского приказа. Не случайно одним из первых указов Петра был указ, направленный именно на рег­ламентацию жизнедеятельности нуждающихся в бо­гадельнях.

Так, 8 июня 1701 выходит указ «Об определении в домовые Святейшего Патриарха богадельни нищих, больных и престарелых». В соответствии с данным указом, нищие, больные, престарелые, которые «не могут-ходить для собирания милостыни» помещаются «в домовые святейшего патриарха богадельни», за ними определяется уход здоровыми людьми, из расче­та один на десять человек. Отпуск денег на содержа­ние богаделен, покупку лекарств и кормовые лекарям был положен из патриаршей домовой казны.

Не менее важной задачей для контроля за регла­ментацией жизнедеятельности богаделен, а также установления объема финансирования для этих учреж­дений было выяснение наличия в них нуждающихся. Поэтому в 1701 году выходит указ о переписи в бога­дельнях города Москвы. Велено было в богадельнях ос­тавить больных и убогих, а здоровых и не состарив­шихся оттуда удалить, направив их на работы.

Постоянный контроль за жизнедеятельностью бо­гаделен был необходим, чтобы разрушить порочную

204

практику проживания в них лиц, которые могли тру­диться, сформировавшуюся за несколько столетий. Это тем более было необходимо, поскольку можно наблю­дать непропорционально большее количество богаде­лен. Так в 1717 году в Москве числилось 90 богаделен (31 мужская и 59 женских при приходских церквях), где по официальным данным проживали 3402 челове­ка, а в 1724 году при приходских церквах в московс­ких богадельнях призревается 3283 человека; в 1722 — 1723 годах в Нижегородской епархии, в Лысковской пятине при 50 приходских церквах насчитывается 30 церковных богаделен; в 1723 г. в Астрахани в богадель­нях при церквах Входоиерусалимской, Николаевской, Знаменской и других призреваются 117 человек. Кон­троль за ними становится особо жестким, когда в бо­гадельни определяют отставных военных.

Монастырский приказ в деле общественного при­зрения осуществляет первоначально две основные функции: надзор за нищими и убогими, в том числе и здоровыми, а также призрение отставных военных.

Духовенство, приравненное к светским чиновникам, для которых указы и распоряжения сената являлись обязательными к исполнению, выполняло указы по локализации нищенства. Характерны в этом отношении указы 1712 года: «А в Монастырском Приказе чиня на­казание, отсылать в богадельни и в монастыри; а которые по миру будут ходить, а в богадельняхъ они нигде не записаны, и тех ловя потом уж в Монастыр­ском Приказе, учиня жестокое наказание, отсылать в прежние места...». В Указе от 25 февраля 1718 г. опре­делялись непосредственная ответственность Монас­тырского приказа за поимку нищих и определение их на работы. В нем частным лицам запрещалось пода­вать милостыню нищим. Были определены штрафы от 5до 10 рублей. Монастырскому приказу велено из Мос­ковского гарнизона набрать «нарочных поимщиков» для борьбы с жертвователями милостыни. Однако раз­решалось желающим подавать милостыню, если ее отдавали не просителю, а в богадельню.

В 1710 году выходит указ о пересмотре Военного приказа престарелых, раненых, увечных солдат, офи­церов и нижних чинов. Годных для обучения рекрутов велено направлять в губернии, а немощных — в мое-

205

ковские богадельни. Необходимо было осуществить ревизию богаделен и выселить тех нищих, которые имели семьи и промысел. Предписано ежемесячно осуществлять смотр богаделен на соответствие при­зрения в них установленных лиц. В указе 1719 года подтверждается определение немощных отставных военных в монастыри. В указе от 3 мая 1720 года ус­тановлены нормы пропитания отставных военных в монастырях, а также норма выдачи им хлебного и денежного жалованья из монастырских доходов.

В 1720 году 17 августа происходит официальное закрытие Монастырского приказа. Он открывается вновь в 1721 году. В своем реформированном виде он не является больше высшим правительственным ор­ганом и подчинен синоду. Во главе Монастырского приказа поставлен В.С. Ершов, бывший московский вице-губернатор. 4 сентября 1722 года указом синода обозначен круг дел, подлежащих ведению Монастыр­ского приказа. Согласно п. 5 — отправление по мона­стырям отставных военных офицеров, драгун и сол­дат; п. 6 предусматривал «разбирание» и определение в богадельни нищих, выделение им жалованья.

В 1721 году была учреждена Духовных дел колле­гия, которая была переименована в Святейший синод Правительствующего сената. Президентом был назна­чен рязанский митрополит Стефан Яворский, первым вице-президентом — Феодосии Яновский, новгород­ский архиепископ, вторым вице-президентом — Фео­фан Прокопович, псковский архиепископ. В компетен­цию синода входили законодательная деятельность по духовным делам, судопроизводство в данной области, а также «наблюдение за чистотой веры, надзор за цер­ковным управлением и управление церковным иму­ществом. Организация Синода напоминала организа­цию коллегий.

«Итак, в 1720 г, готов недоброй памяти «Духовный рег­ламент», по которому создается Духовных дел коллегия. На первой же своей сессии она была переименована в Правящий Святейший Синод. Формально председатель­ствует в нем старейший по хиротонии митрополит, по на практике, пока жив был Феофан, управлял им он, а

206

после его смерти Синод прибирает к рукам «око госу-

дарево» — обер-прокурор, назначаемый царем в каче-

стве своего представителя. Земным главой Церкви в

-- этой системе является император. Правящий Святей-

-. ший Синод не стал ни правящим, ни святейшим.

'' «Духовный регламент» был точным отражением его автора, а также его патрона — царя — взглядов на Церковь. Сам «Регламент» — скорее, идеологический ма­нифест или программа, чем свод законов или правил. Как указывает Флоровский, это документ, наполненный ядом и презрением к церковному преданию и к русскому духовенству, равно как и к каноническому праву. Проко-

•' повичу совершенно чужда концепция Церкви как мисти­ческого Тела Христова. Он определяет Церковь всего лишь как '(объединение Божьего народа в общество или республику граждан для того, чтобы они знали друг друга лучше, помогали бы друг другу и с Божьей помо-

щью защищались бы лучше от врагов». Что касается

отмены патриаршества, то об этом многозначитель­на говорится, что честь и слава, возносимые Церковью

- своему Верховному Пастырю, могут ввести простой народ в заблуждение, натолкнуть на ложную мысль, «будто он второй Государь, равный Самодержцу, а то еще даже и выше его стоящий... [Простой народ может] возомнить, что церковный порядок является иным и даже лучшим государством... Простые души смущают­ся такими идеями до такой степени, что в некоторых вопросах начинают обращать свои взоры не так к Са­модержцу, как к Верховному Пастырю». Далее идет длинная тирада, пытающаяся доказать, что помазание царя дает ему право на власть и функции не только епископа, но епископов епископа. Жонглируя этимоло­гией греческого слова эпгижопос, что значит надзира­тель или надсмотрщик, Прокопович называет царя вер­ховным надзирателем — верховным епископом государ­ства, т, е. верховным епископом и Церкви, входящей в государство.

Крайний монархист-абсолютист в отношении царской, власти, Прокопович перестает быть монархистом, как только переходит к обсуждению архиерейства. Тут он утверждает, что люди с большей охотой «принимают власть совета и скорее готовы подчиняться его распо­ряжениям, чем приказам отдельной личности». Поэто-

207

му Синод (или Коллегия, как сказано в «Регламенте») менее чем патриарх подвержен ошибкам и коррупции. В 1722 г. к «Регламенту» были добавлены поправки, в том числе первое правило, обязывавшее священника раскры­вать тайну исповеди полиции, если у пего исповедовал­ся человек с преступными мыслями, особенно против царя, и если он в этих замыслах не раскаивался. Это постановление, несовместимое с канонами о тайной ис­поведи, было включено в качестве закона в «Полное со­брание законов Российской империи», т. е. теоретичес­ки подлежало исполнению до последнего дня существо­вания империи. Но на практике закон, по-видимому, перестал действовать где-то с 40-х гг. прошлого века, ибо не был включен в 15-томный «Свод законов Россий­ской империи».

Затем следовали дополнения с подробнейшей разработ­кой правил о монашестве, одно из которых запрещало монахам держать чернила и бумагу в келиях без специ­ального разрешения игумена. Получив с его разрешения бумагу и чернила, монах должен был держать дверь сво­ей кельи открытой, пока писал, а затем обязан был предъявить написанное игумену на цензуру. Другое пра­вило запрещало постригать в монашество неграмот­ных и в возрасте моложе 30 лет от роду. Непонятно, зачем требовалась грамотность от монашествующих, которым запрещалось писать?! Монастырям запреща­лось принимать бродяг, дезертиров, бывших уголовни­ков, лиц неизвестного гражданского состояния, не уста­новив их личность, Этими мерами, а также отбором в армию многих послушников и даже молодых монахов монашество было сокращено с 25 тысяч в 1724 г. до 14 тысяч к 1738 г. С другой стороны, монастырям прика­зывалось давать пристанище военным инвалидам, от­ставным бездомным солдатам и офицерам, даже с их женами и семьями, равно как и вообще больным и увеч­ным, направляемым в монастыри государством. Если в монастыре не было места для этих лиц, правительство требовало выселения монахов, чтобы освободить мес­то для присылаемых правительством. Причем солдаты и пр. должны были получать ту же еду и те же деньги, что и монахи, а отставные офицеры — полуторную норму монаха. Когда Синод пожаловался царю, что эти требования невыполнимы, ибо у монастырей после от-

208

бора их угодий в Монастырский приказ нет средств, Петр возвратил Монастырский приказ под власть Си­нода и разрешил монастырям удерживать доходы с не­движимости для благотворительных целей».

Д.В. Поспеловский. Православная церковь в истории Руси. России и СССР

Синод продолжает деятельность по организации богаделен. В 1722 году Святейший синод начинает стро­ительство госпиталя по образцу Людовика XIV «для долговременной и безопасной бытности». Б основу положен проект доктора Николая Бидло°. которому разрешалось закупать инструменты и необходимые медикаменты во франции. Н. Бидлоо был выпускни­ком Лейденского университета, учился у знаменитого врача Бургава, в 1706 году он был организатором пер­вого военного госпиталя в России, вот почему выбор пал на него.

Указы от 1723 года определяли фискальное направ­ление в деятельности синода, на него возлагался кон­троль за кошельковыми сборами в монастырях и цер­квах, продажею свеч, за финансовыми ежегодными от­четами монастырей. Не меньшее значение придавалось организационным полномочиям синода в части строи­тельства богаделен, в частности определялось, «что в тех губерниях, где цены на хлеб и лес низкие, необхо­димо осуществлять строительство богаделен (с после­дующим обязательным переселением нищих и убогих из московских богаделен).

Постепенно деятельность синода все более регламен­тировалась и он становился структурой, выполняющей постановления Сената. Так, в 1724 году выходит указ о регламентации монастырей и их финансировании. Свя­тейшему синоду предписано: 1) отставных солдат, кото­рые не могут трудиться, направлять в монастыри, их число определять, исходя из доходов монастыря, причем необходимо устраивать «шпитали по регламенту»; 2) мо­нахов определить для «служения» отставным военным, «лишним» монахам, незадействованным на «служении», выделять монастырские земли, чтобы они на ней рабо­тали; 3) монахиням «лишним» вместо пашни вменялось рукоделие, «пряжею на мануфактурные заводы». В рег-

209

ламенте о монастырях были определены финансовые средства, которые монастыри могут тратить на свои соб­ственные нужды и на нужды попечения. Они должны соотноситься в следующих пропорциях: одну часть — «главным монастырским», другую — «разделить натрое: две доли — больным, треть — служащим монахам». Та часть средств, которая определена больным, шла на их содержание (она включала в себя «постели, белье и про­чее по регламенту гошпиталя»).

Государственные попытки реформирования при­зрения, исходя из самой конфессиональной системы, стали невозможными с учетом новых реалий, таких как урбанизация, развитие мануфактурного производства, которое требовало не только рабочих рук, но и про­фессиональных знаний и умений в различных отрас­лях хозяйства.

Старая система призрения могла предоставить только систему «питания» в традиционном ее много­вековом смысле, «сохранение образа жизни». Однако сохранять образ жизни необходимо было воинам ре­гулярных войск, новой прослойке общества, а не мо­нахам, схимникам, ушедшим от жизни, и тем более «притворным нищим», традиционно использовавшим монастырские обители и ресурсы приходов городских общин. Поэтому на Монастырский приказ, а затем на Святейший синод была возложена реорганизация мо­настырской системы призрения в рамках законов нового времени.

С другой стороны, расширение мануфактурного производства требовало перестройки уклада жизни на­селения, изменения статуса городов, которые должны быть не только промышленными центрами, но и цен­трами образовательной и художественной деятельно­сти. Население городов в XVIII веке начинает делится на регулярное и нерегулярное. Инструкции городских магистратов выделяют только два разряда городских обывателей, К первому относили банкиров, купцов, шкиперов, аптекарей, живописцев и т. д., ко второму — мелочных торговцев и ремесленников. Места бого­мольцам верховным и другим категориям нищих, ко­торые были защищены властью в прежние времена, в

новых условиях не было, что также вело к изменению

субъектов и институтов призрения.

210

В 1721 году принимается Регламент, или Устав Главного магистрата. Определена роль полиции в деле общественного призрения как одного из субъектов «социальной политики». В главе X подчеркивалось, что «полиция призирает нищих, бедных, больных, убогих, увечных, прочих неимущих, защищает вдовиц, сирых и чужестранных по заповедям Божьим, воспитывает юных в целомудренной чистоте и честных науках». В Регламенте указаны основные институты призрения: «смирительные дома», предназначенные для людей «непотребного жития», «прядильные дома» — для женщин «непотребного женского бытия», «тошпита-ли» — для призрения сирых, больных, увечных, убо­гих, «престарелых людей обоего пола»; «сиротские дома» — для убогих и оставшихся без родителей де­тей, где бы их воспитывали и содержали; «другие дома от разных болезней бедных лечат» . Надлежало данные дома построить в каждой губернии, за ее счет, необ­ходимо было выявить те стороны милостыни, которые провоцируют рост профессионального нищенства, и те, которые идут на пользу обществу, «добрый чин ми­лостыни определить». Установлены новые направле­ния Церкви в деле общественного призрения, строи­тельство при церквах странноприимниц и лазаретов, где предписано собирать «престарелых и здравия весьма лишенных, кормиться собою не могущих...»

ПРЯДИЛЬНЫЕ ДОМА (ШПИНГАУЗЫ) — прядильный дом — место, где в принудительном поряд­ке женщинам, профессиональным нищим, предоставля­ли работу.

В инструкции магистратам были определены меры к основным категориям нуждающихся. Так в §33 «О не­обходимости обучения малолетних детей не только «по-житочных, но и бедных», предусматривалось, что их нужно было обучить чтению, письму, «цифирному счислению», арифметике. Школы следовало организо­вывать при церквах. Городское попечение над мало­летними включало не только обучение, но и опеку. В Инструкции магистратам записано, что назначение опекунов вменялось магистрату, который контролиру-

211

ет их деятельность и осуществляет надзор за процес­сом воспитания («пожитки не расточать и детей вос-питывати»),

В §34 подчеркивалось, что призрение бедных, «пре­старелых и дряхлых граждан» лежит непосредствен­но на магистратах. Для этих целей их надо пристроить в городские богадельни, дабы не жить за счет «пропи­тания граждан». Однако категорически запрещалось призрение «посторонних граждан», то есть лиц не из данного города, что нашло отражение в §38 «О запре­щении всем сословиям призревать и оказывать мило­стыню «посторонним гражданам». Б вопросах профес­сионального нищенства в §32 особо подчеркивается, что праздный образ жизни ведет к различным формам преступлений — «воровству», «разбою». Для предот­вращения этих негативных явлений предлагалось та­ких людей «понуждать» к ремеслам, работам, «худо­жествам».

Таким образом, динамика развития системы при­зрения в период петровских реформ развивалась в результате реорганизации конфессиональной систе­мы помощи и поддержки, перевода ее на рельсы свет­ского попечения и создания самостоятельной светс­кой институциональной системы призрения, чему по­служили основные акции в решении проблем безнадзорных детей, военных инвалидов, проблем, свя­занных с голодом, организацией школ, контролем за нищенством. Остановимся только на некоторых: при­зрения детей-сирот и инвалидов войны.

«Я при Петре сословная структура феодального обще­ства осталась прежней, той же, что и при его предше­ственниках, но содержание сословных обязанностей изменилось. Новшества, если коротко определить их сущность, состояли в увеличении и расширении повин­ностей в пользу государства. Они коснулись всех сосло­вий, в том числе и привилегированного дворянства. Нет нужды доказывать, что бремя государственных обязан­ностей по-разному отражалось на судьбах крестьяни­на, купца, дворянина и монаха.

В сословной иерархии, крестьяне занимали самую низшую ступень. Тяготы войны, строительство промышленно-

212

слш, сооружение крепостей и городов, содержание го­сударственного аппарата ложились на плеча прежде всего крестьян. К ранее существовавшим налогам и повинностям прибавились новые — рекрутская повин­ность, мобилизации на строительные работы, мно­гочисленные налоги специального назначения (кора­бельные, драгунские, амуничные, седельные, хомутные и т. д.). Особенно обременительной считалась подвод­ная повинность — необходимость поставлять телега для перевозки грузов и рекрутов к театру военных дей­ствий, а также постойная повинность — обязанность обеспечить рекрутов не только ночлегом, но и продо­вольствием.

Интересы «государства» требовали, чтобы крестьян­ское хозяйство не подрывалось вконец владельческими повинностями. Именно этим соображением руковод­ствовался Петр, когда готовил наказ «О бережении зем­ледельцев», в котором сказано, что земледельцы «суть артерии государства, и как де чрез артерию (то есть большую жилу) все тело человеческое питается, так и государство последними, чего ради надлежит оных бе­речь и не отягощать через меру, но паче охранять от всяких пападков и разорений и особливо служилым лю­дям порядочно с оными поступать». Крестьянин рас­сматривался здесь прежде всего как исправный налого­плательщик и поставщик рекрутов. Земледелец, разорен­ный непомерными поборами, не может выполнять этих своих главных обязанностей, следовательно, переста­нет быть артерией государства, обеспечивающей его жизнеспособность.

Эта идея пронизывает и другие указы Петра, в той или иной мере затрагивающие крестьянский вопрос. Петр, например, обязывал воевод выявлять, кто из помещиков разоряет имения непомерным взиманием с крестьян повинностей. О них следовало доносить Сенату, что­бы тот передавал эти имения в управление другим ли­цам — родственникам помещика-разорителя.

Многократно издававшиеся указы о сыске беглых и воз­вращении их прежним владельцам в конечном счете тоже преследовали интересы не отдельного помещика, а го­сударства, то есть помещичьего класса в целом, Бегство крестьян являлось формой их протеста. Сопровождаясь

213

стихийным перераспределением крестьян между поме­щиками, оно наносило непосредственный ущерб государ­ству, а также крестьянам, оставшимся на прежних ме­стах жительства; от них правительство требовало уплаты налогов а поставки рекрутов, в том. числе и за беглых. В итоге росли недоимки и увеличивалось число непоставленных рекрутов. Именно поэтому правитель­ство вело беспощадную борьбу с беглыми.

Таким образом, «общее благо» применительно к кресть­янину имело в виду сохранение его способностей выпол­нять весь комплекс государственных повинностей дво-рянско-бюрократического государства. Эту цель пре­следовало законодательство, когда в какой-то мере «оберегало» крестьянина и от помещика-разорителя, и от злоупотреблений местной администрации. Извес­тен лишь единственный указ, продиктованный защи­той интересов самих крестьян, но и тот носил реко­мендательный характер. Царь взывал к совести мелко­поместных дворян, которые продавали детей от родителей, «как скотов», вследствие чего «немалый болль бывает». Петр указал «оную продажу людям пре­сечь», но тут же сделал оговорку:

«...а ежели невозможно того будет вовсе пресечь, то хотя бы по нужде и продавали целыми фамилиями или семьями, а не порознь».

Несколько по-иному расшифровывается содержание «общего блага» применительно к городскому населению. Горожане, как и крестьяне, являлись налогоплательщи­ками и поставщиками рекрутов, по горожане, кроме того, обеспечивали казну дополнительными доходами в виде пошлины от торговли и промыслов. Отсюда забо­ты Петра, уходящие своими корнями в прошлое, о раз­витии торговли и купечества.

Отец Петра, царь Алексей Михайлович, считал основой процветания государства развитую торговлю и поэто­му опекал купечество. Петр считал торговлю необходи­мой отраслью хозяйства, но отнюдь не решающей. Изу­чая опыт других государств, Петр полагал, что эти го­сударства «процветают и богатятся» от развития «купечества и всяких художников и рукоделий». Под «ху­дожниками и рукоделием» в те времена подразумевались ремесло и мануфактурная промышленность. «Служба»

214

горожан в мануфактурном производстве относилась к числу их новых обязанностей, порожденных временем преобразований. Петр не останавливался перед прину­дительными мерами вовлечения купцов в крупную промыш­ленность. «Буде волею не похотят, хотя в неволю» — так лаконично была выражена мысль о передаче частным ли­цам казенного предприятия, производившего сукно. Це­лесообразность принудительной меры была продикто­вана стремлением, «чтоб в пять лет не покупать мунди­ру заморского». Купцов, «которые написаны к той суконной фабрике в компанию», пришлось доставлять в Москву «в неволю» специально посланными солдатами.

«Общая польза» горожан, таким образом, теснейшим образом переплеталась с интересами дворянского госу­дарства. Тем выше благоденствие купца и промышлен­ника, чем больше его торговые обороты, чем крупнее его промышленное хозяйство. Но чем богаче купец, чем. раз­нообразнее области приложения его капиталов, тем больше доходов государству он приносит...

Н.И. Павленко. Потр Первый

Призрение детей-сирот становится актуальной задачей в деле локализации профессионального ни­щенства. Необходимо было не только ликвидировать корни нищенства, армии пауперизма, но и найти тру­довые резервы для расширяющегося мануфактурного производства. Вот почему в институте детства видят одну из основ решения данных проблем. Организация детского призрения, возможно, была связана и с лич­ными мотивами Петра I. Так, из одиннадцати детей от второго брака с Мартой Скавронской (Екатериной I), девять детей умерли в раннем возрасте, поэтому Петр I понимал актуальность создания сети государственных учреждений призрения.

Институциональное решение проблем нищенских детей находит свое отражение в благотворительной практике Новгородского митрополита Иова, который в конце XVII века начинает строительство монастырей и больниц нового типа. В 1706 году митрополитом Иовом основан под Новгородом первый приют для «зазорных младенцев», для этого был выделен целый монастырь в Колмове, он строит три больницы, где находят приют

215

сироты, нищие, инвалиды. По ведомостям 1713 года во всех учреждениях, основанных митрополитом Иовом, призревается 170 человек. А в 1715 году митрополит Новгородский Иов для приходящих работных людей по­строил гостиницы. Как отмечает А. Горчаков, в 1714 году у митрополита Иова было 10 странноприимниц, 15 ни­ще питателъниц или больниц, домик для подкидышей. Сама практика призрения давала образцы помощи и поддержки нуждающихся.

Зазорные младенцы как категория нуждающихся в помощи появляется в законодательных проектах в нача­ле XVIII века. В проекте Соборного Уложения от 1701 года в ст. 25 запрещено нищим побираться с детьми-инвалидами, подчеркивалось, что дети «изувечиваются» специально такими попрошайками, чтобы больше дава­ли «подаяния». Велено «сыскивать накрепко» и без «вся­кого милосердия казнить смертью» таких нищих.

ЗАЗОРНЫЕ МЛАДЕНЦЫ— понятие, в XVIIIвеке при­меняемое к родившимся детям, чьи родители не состо­яли в законном браке

В 1712 году 16 января выходит указ, где было веле­но: «По всем губерниям учинить шпиталеты для увеч­ных, а также прием незазрительный и прокомление младенцев, которые от незаконных жен рождены, по примеру новгородского архирея».

ШПИТАЛИТЕТ, ГОШПИ-

ТАЛЬ — дома призрения для больных, увечных, престарелых обоего пола,

В 1714 году Петр I вновь издает указ о зазорных мла­денцах, в частности он пове­левает строить в Москве мазанки для них, а в дру­гих городах специальные деревянные дома. «Для хранения младенцев повелевал найти «искусных жен», определив им жалование «из неокладных при­быльных доходов на год три рубли».

216

Понимая, что юридические и экономические при­чины заставляют матерей освобождаться от незакон­норожденного ребенка, что младенец воспринимается в сообществе как позор и грех, а виновница события презирается окружающими, Петр на манер западных стран предлагает, чтобы детей «клали тайно в окно, дабы приношенных было не видно», чему был посвящен указ 1715 года от 4 ноября. (Забегая вперед, можно говорить о том, что сама практика помощи и поддержки сформи­ровала принцип конфиденциальности, важнейший в профессиональной деятельности социальных работни­ков.) В 1714 году в Санкт-Петербурге около церкви Всех скорбящих радости была открыта шпитальня для зазор­ных младенцев, по примеру западных воспитательных домов, детей оставляли в специально устроенных чула­нах, чтобы приносящих не было видно.

Можно отметить и другую сторону данного указа. В соответствии с указом от 4 ноября 1715 г. в России официально запрещен инфантицид (убийство ребен­ка), за который виновный приговаривался к смертной казни, было официально объявлено об открытии в Москве и других городах госпиталей для «зазорных младенцев» из губернских неокладных прибылых до­ходов. В ознаменование этих решений была выбита специальная медаль с надписью «Да не погибают».

В 1716 году Петр I после смерти царевны Натальи Алексеевны (18 июня 1716 г.) в Москве реорганизует построенную ею богадельню в «дом для несчастно рожденных младенцев». «Старух», проживавших в богадельне, заставляют принимать и ухаживать за «за­зорными младенцами», выделяют на них и детей оп­ределенные средства, «довольное жалование».

В 1721 году выходит указ о строительстве госпита­лей для незаконнорожденных младенцев, о выдаче им и кормилицам денежного жалованья. Дети воспиты­вались до определенного возраста, после чего мальчи­ков отдавали в учение к мастерам, девочек — в услу­жение. Если они получали увечья или болезни, «впа­дали в помешательство», то их возвращали в приюты. В указе от 1724 года подтверждалось, что подкидышей и незаконнорожденных младенцев, достигших «возра­ста», отдают в ученики «ко всяким художествам».

217

Можно отметить, что в 1724 году в Московской губернской канцелярии незакон нерожденных младен­цев находилось 895 человек от полугода до восьми лет. При них находилось 218 кормилиц, а выделяемая сум­ма на призрение составляла 4731 рубль.

Проблема попечения военнослужащих становится од­ной из важных государственных задач. Здесь были ис­пользованы как традиционные подходы, «питание» че­рез богадельни, так и новые, связанные с организацией госпиталей, выдачей жалованья, лечения и призрения. В 1706 году в Москве построен первый госпиталь, при котором была открыта Хирургическая школа. В 1715 году в Санкт-Петербурге построен госпиталь для морских и сухопутных офицеров, министров и знат­ных людей. В 1716 году выходит указ о принятии в ла­зареты для лечения гвардейских, армейских и гарни­зонных полковников, драгун, солдат, рекрутов.

Одной из самых больших проблем госпиталей было не только создание инфраструктуры, но и привлече­ние обслуживающего персонала, так как, если прово­дить аналогию с первыми веками христианства, когда не было отечественных священников, в России в дан­ный период не было отечественного корпуса медиков, необходимость в которых росла в условиях военных действий. Не случайно поэтому госпитали создавались с хирургическими школами.

Другой проблемой явилось финансирование, не связанное с конфессиональной системой призрения. На первом этапе существует модель сбора денег на госпитали с использованием как традиционной систе­мы сборов, так и с элементами нового времени. 27 мая 1714 года выходит указ о благотворительных сборах. Благотворительный сбор на госпитали складывался из следующих отчислений: сбор в размере 100 рублей с лиц, «которые с сего числа из приказных людей будут пожалованы в дьяки»; двухпроцентный сбор с подъем­ных, прогонных сумм и сумм, выдававшихся на про­питание священникам и причетникам, посылаемым в завоеванные города; однопроцентный сбор с жалова­нья, выдаваемого всем служащим, кроме солдат; от­числения от «торга домов, пожитков», оставшихся пос­ле беглых раскольников; средства от продажи церков­ных свечей; штрафные деньги. Однако эти отчисления

218

в виде санкций не позволяли иметь стабильные объе­мы финансирования госпиталей, поскольку они носи-ли! нерегулируемый характер, зависящий от различ­ные факторов. Необходимы были стабильные целевые отчисления, позволяющие строить политику обеспече­ния военных, исходя из предполагаемых объемов фи­нансирования, поэтому и переходят к модели целевых отчислений от жалованья чиновников и служащих, численность и оплата которых поддавалась контролю и измерению. Так зарождается российская налоговая моодель попечения нуждающихся, хотя система штра-фсов не ликвидируется, в отличие от западных стран, гдее налоговая система формировалась в контексте лик-ви/дации профессионального нищенства.

В 1721 году выходит указ о взимании одной копей­ки ; с рубля на госпитали у всех чинов, кроме солдат. В Ш 722 го^У ^в Табели о рангах предусмотрена система шттрафов, часть которых направляется на дополнитель­ное финансирование госпиталей. Так, за почести выше свооего ранга налагался штраф, 2/3 которого в «гош-шптали употреблены должны быть».

Помимо поддержки институций, зарождается адрес-шяя целевая помощь отставным военным в виде хлеб-Н01»го и денежного довольствия. К примеру, жалованье отоставныХ военных Московского гарнизона в 1712 году сооставляло: полковнику — 892 руб. 73 1/4 коп., а рядовому прочих полков — 20 руб. 38 1/4 коп.

Можно отметить, что по отношению к военным за-ро»ждается «пенсионная» поддержка. Указ от 22 марта 17116 года о призрении воинских чинов, «которые к дел лам ке годятся из-за дряхлости или увечья» предус­матривает, после рассмотрения дел, выдавать нуждающимся жалованье на пропитание «по их смерть». Определено, что все государственные чины «какие есть в государстве», должны отчислять из своего жалованья на содержание госпиталей