3. Пастырство.

Теперь следует перейти к рассмотрению основной темы данной работы.

Эта тема постоянно заставляет размышлять над ней всякого священника, всякого епископа. Всякий христианин, независимо от того, несет он священный сан или нет, послан в мир, быть проповедником Христа, свидетелем вечной жизни.

Владыка говорил, что «когда мы говорим о пастырстве, само слово звучит для нас богословски; и в этом отношении в культуре городов, больших государств, в культуре промышленности оно потеряло ту живость, ту свежесть, которые имело в Ветхом и Новом Завете, когда произносилось среди полей, среди иной культуры»⁸. Так же он отмечал, что само это слово родилось из живых, настоящих отношений пастыря с паствой, то есть, иными словами – пастуха с теми овцами, которые ему вверены Богом, с которыми он общался.

В Священном Писании есть множество примеров того, каким необходимо быть пастырю. «Первое, что поражает в Евангелии, когда читаешь рассказ Христов о заблудшей овце, - это нежность, это забота. Если кто из вас жил в деревне или читал и вдумывался в быт ранних времен, то может себе представить: переходящие стада, люди (пастухи), которые не только с них кормились, но которые с ними жили»⁹. Когда мы читаем притчу о заблудшей овце, нас в ней трогает именно эта забота. Ведь здесь чувствуется, что овцу, отбившуюся от стада, пастырь ищет не из-за боязни об убытке, а потому, что овечка ему дорога. Она родилась в его доме, им вскормлена и им охраняется.

Когда продолжаешь вчитываться в строки Евангелия, находишь еще места, как то, которое читается в канун святительских дней, отрывок из Евангелия от Иоанна «Аз есмь Пастырь добрый; Пастырь добрый душу свою полагает за овец, а наёмник бежит, потому что он наёмник и нерадит о овцах» (Ин. 10: 11-12). И дальше тоже важно: «Знаю Моих, и Мои знают Меня» (Ин. 10: 14). «Эти места говорят именно о глубоком, тонком, чутком, любовном взаимоотношении. Пастырь идет впереди своего стада, чтобы первым встретить опасность: вора, разбойника, волка, хищного зверя, разлившуюся реку. Что бы ни пришлось им встретить, он идет впереди, он должен первый встретиться лицом к лицу с этой опасностью»¹⁰.

Из слов владыки можно выделить следующую, важную черту пастырства. Это не только ласка, нежность или осознание того, что нет ничего дороже этой овцы, и что, когда она уйдет, это непоправимое горе для пастыря. Вторая черта – это деятельная, мужественная любовь, защита и заступничество. «Долг пастыря встать перед властями, перед угнетателем, пред тем, кто может погубить жизнь, честь, душу человека и сказать: «Нет! Нельзя! Пожалей, у тебя тоже совесть есть, к тебе тоже придет смерть, перед тобой тоже встанет суд»»¹¹.

Пастырство - не ремесло, не техника, не властвование, не руководство, а именно ласковое, жертвенное служение. У пастыря не должно быть таких понятий как день и ночь. Его паства не может не болеть, не страдать только по тому, что пастырь отдыхает или занят чем-то своим. Потому, что его пасомые – это его семья, большинство из которых родилось рядом с ним, они - его дети. А кто скажет своему ребенку: «Ты пока пострадай, а как у меня появится время, я займусь тобой». Ни в коем случае не должно быть такого времени, когда молитва пастыря могла бы остановиться.

Вот подлинные отношения священника и людей, нежные, вдумчивые и даже кровные. Кровные, потому, что действительно мы одно тело и одна семья. Ведь мы в Церкви принимаем крещение, которое делает нас частью живого тела Христова, причащаемся Телу и Крови Христовым, которые делают нас со Христом единокровными. Каждый человек для священника брат и сестра. И он должен понимать, что всякий Богу также дорог, Бог за него отдал Сына Своего Единородного, чтобы этот человек жил, воскрес и в конечном итоге вошел в Царство Небесное, стал ему братом. И это не просто высокие слова, это реально и всё пастырство заключается в этом.

Большую часть своих бесед Сурожский архипастырь посвятил вопросу пастырства, выявляя его смысл, определяя особенности служения и личные качества священнослужителей. Рассмотрим одну из таких бесед, где митрополит Антоний как бы обращается к ставленникам в священный сан с объяснением сути их дальнейшего служения.

Новопоставляемым диаконам и священникам владыка Антоний всегда говорил о том, что вход в алтарь храма возможен только «путем креста», потому что Христос умер на Кресте и открыл священнослужителю доступ во «Святое святых». Владыка призывал будущих пастырей ясно понимать, что они как бы входят в Царство Божие от имени народа в качестве его представителей. Войти же в это Царство можно исключительно через Крест, а в конечном итоге и через собственное распятие.

Когда священник приходит в храм и подходит к алтарю, он должен остановиться и сказать: Господи будь милостив мне грешному! И мыслить, что входит он в самую важную область храма, место, которое словно огнем горит. Он должен понимать, что будет произносить не просто слова или формулы, а самые святые слова, которые могут обжечь губы и зажечь душу, испепелить недостойно их произносящего. В храме происходит встреча пастыря со Христом. И здесь надо понять, как мы лобызаем образ Спасителя, – как Иуда, когда хотел Его предать? Или как ребёнок целует мать? Или как в благоговении мы целуем руку человека, которого уважаем больше всех на свете?¹²

Во время самой хиротонии митрополит Антоний Сурожский читал все тайные молитвы рукоположения вслух, чтобы их мог слышать весь народ, а главное – сам рукополагаемый. В противном случае, если не читать молитвы вслух, ставленник слышал бы только ектению с прошениями «Господи, помилуй» и тем самым «терял» большую часть Таинства. Владыка хотел, чтобы будущий священнослужитель активно переживал во время хиротонии все молитвословия и священнодействия. Перед началом богослужения (а не только непосредственно на самой хиротонии при облачении в священные одежды) владыка от имени народа, который избрал и направил кандидата на рукоположение, и от имени всего духовенства провозглашал трижды «Аксиос!» В епархии митрополита Сурожского так было заведено, чтобы рукополагать человека не иначе, как только по народному выбору. По этому поводу владыка несколько раз высказывался: «Мне кажется громадной ошибкой и очень несчастным явлением, когда человека готовят в семинарии или академии, и потом посылают на приход, о котором он не имеет понятия, к людям, которые его не просили и не выбирали. Когда человек хочет быть священнослужителем, думает о диаконстве или священстве и приходит ко мне с этим вопросом, я ему ставлю первый и основной вопрос: «Если бы ты стоял перед Христом, как Иаков и Иоанн подошли к Нему на пути из Кесарии в Иерусалим, и Христос поставил бы вопрос: ты готов пить Мою чашу, ты готов погрузиться в тот ужас, в который Я буду погружен? Сможешь ли ты тогда от всей души серьезно ответить: да, я готов! Слово «могу» ты не можешь сказать, но выразить свою готовность милостью и силой Божией, которая в немощи совершается. Иди домой и переживи это, пока ты не сможешь вдумчиво сказать: да, я знаю свою немощь, но я знаю силу Божию, я знаю, что Бог меня действительно зовет». Дальше вопрос заключается в том, слышал ли народ этот зов, или нет? И тогда я ставлю вопрос приходу о возможном рукоположении. Я не ставлю никого в приход, где не хотят принимать такого человека. Отчего так? Возьмите хотя бы диакона. Диакон «технически» является мирянином в том смысле, что он хоронится [его отпевают] как мирянин. Что же это значит? Это не только то, что он не полностью священник, но также это значит, что он в алтаре будет представителем всего народа. Он, если можно так выразиться, мирянин в священном сане. Звание мирянина не означает человека, который не священник и как бы низшего сословия. Слово «мирянин» от греческого «лаос» – это член Божиего народа. Поэтому и священник, и епископ остаются в этом смысле мирянами, не мирскими людьми, а именно мирянами. Когда человек выбран, он посылается в алтарь в знак того, что весь народ принят Богом, а один или несколько из его членов участвуют в богослужении у престола. Диакон выходит потом на ектению и молится от себя, но при этом призывает весь народ молиться церковной молитвой. Он принадлежит этому народу и говорит из его недр, а не извне: «Помолимся!», а не «помолитесь». Это мне кажется очень важным. Дальше мы ставим вопрос перед духовенством. У нас два-три раза в году бывают собрания духовенства, и тогда возможный кандидат приводится на это собрания и участвует в них несколько раз, чтобы его все хорошо узнали. Идея здесь в следующем. Вдруг случится с ним духовная катастрофа, какая-нибудь беда, житейская или духовная, и тогда кто будет его «выносить»? Не епископ, потому что епископ может быть для него не самым близким человеком. Это может быть не тот епископ, который его от души выбирал и ставил. Должны его «выносить» на своих плечах собратья. И только тогда можно человека рукоположить, если священническое братство говорит: «Да, мы этому человеку верим, мы готовы его поддержать в любых обстоятельствах». Тогда я принимаю решение о самом рукоположении. Это мне кажется очень важным моментом».¹³ Сознательно приведенная здесь столь длинная цитата из беседы владыки Антония показывает, с каким вниманием и серьезностью относился этот архипастырь к первым шагам ставленнического пути, всесторонне подготавливая будущего священнослужителя к большой ответственности перед народом Божиим и собратьями священниками. В этом деле владыка сохранял соборные начала нашей Церкви, которые еще в первые века христианства выражались в практике избрания народом своих священнослужителей, и, пройдя через века, нашли свое отражение в деяниях Поместного Собора Русской Православной Церкви 1917-1918 годов.¹⁴ Такая практика создавала в Сурожской епархии атмосферу братской любви, взаимопонимания и соработничества в деле созидания христианской жизни. С сожалением приходится отмечать, как нелегко священноначалию нашей Церкви в современных условиях постатеистического времени стремиться к возрождению соборного духа в церковной жизни, но пример митрополита Антония может в этом помочь. Его архипастырское наследие очень действенно, потому что не оставалось только словесным рассуждением, а всегда подтверждалось практикой.

Владыка Антоний не раз настаивал на том, что стать священником - это не честь и преимущество, а служение. Пастырь становится слугой, а не начальником. Сам Христос об этом говорил: «…кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом» (Мф. 20: 26). Христос был среди людей «как служащий», поэтому тот, кто хочет ему уподобиться в служении, тот должен себя действительно считать на дне и быть готовым исполнять «грязную работу», заботиться о несчастных, бедных, страждущих. Это в значительной мере относится не только к священнику, но и к епископу. Митрополит Антоний отмечал в одной из бесед: «У нас сдвиг получился в течение столетий, епископ и священник заняли высокое положение в иерархии, тогда как на самом деле, по мысли отца Софрония (Сахарова), Церковь – это пирамида вверх дном. Тот, который является епископом или священником, на самом дне должен быть. На нем Церковь строится как бы этажами.¹⁵ Мы в какой-то мере потеряли сознание народа Божия, осознание мирян не как людей не священного сана, а как Тела Христова. У апостола Петра сказано: «вы – род избранный, царственное священство, народ святый» (1Петр. 2: 9). А для чего избранный? Не потому что мы такие замечательные, а потому что мы Ему поверили, и Он нам доверил спасение мира». Развивая эту мысль, владыка говорил, что всякий человек рукоположенный, будь он диакон, священник или епископ – это человек, которому поручено освящать мир, и если нужно, то даже ценой своей жизни. В этом смысле и миряне названы священством, так как тоже призваны освящать мир. При этом идет битва, и каждый, кто падает на поле битвы на земле, остается бессмертным в вечности. Следовательно, связь между народом, диаконами, священниками и епископами должна быть совершенно тесной; они должны составлять одно тело, в котором каждый исполняет свою задачу. При этом единая для всех задача – весь мир освятить, вырвать его из плена зла и отдать Богу.

От таких слов владыки естественно, снова и снова возникал у многих вопрос: но кто сможет понести все это, такой удел возможен только для избранных и сильных духом, а их не большинство? Митрополит Антоний, как бы ободряя слушателей, добавлял к сказанному, что Господь не только героев принимает. Действительно, Христос сказал Своим ученикам, что посылает их в мир «как агнцев среди волков» (Лк. 10: 3). Сегодня христиане, а особенно пастыри Церкви, также посылаются на проповедничество «как агнцы к волкам». В таком положении Бог оценивает не только наше величие. Он ценит и нашу немощь, которая делает все, что может, и чего не может. Здесь во всю мощь проявляются слова Господа апостолу Павлу: «довольно для тебя благодати Моей; ибо сила Моя совершается в немощи» (2Кор. 12: 9).

Владыка Антоний всегда казался духовно очень сильным человеком, хотя сам себя он таковым не считал. Такова жизнь, чем глубже мы осознаем наше бессилие и всю надежду возлагаем на Бога, делая себя проводником Его воли, тем реальней Божественная сила приходит в мир и творит чудеса вокруг нас, помогая нашим ближним и утешая окружающих нас людей. «Бессилие» пастыря, одухотворяемое Божественной благодатью и превозмогаемое личной человеческой волей, побуждает доброго и честного священнослужителя идти в мир, нести Божие слово, укреплять таких же слабых, как и он сам, людей – и этим он выполняет свою духовную задачу, как пастыря Церкви Христовой. Основополагающим моментом пастырского служения является проповедь Христова Евангелия. Это апостольская миссия, которой священник, наряду с душепопечением, должен уделять значительное место в своей жизни.

Дай нам Бог извлечь хоть какой-то полезный для себя урок из дивных Слов Священного Писания, из учения святых Отцов и образа Христа. Вот тогда наше пастырство, которое в первую очередь является сораспятием Христу, принесет плод во спасение чьей-нибудь жизни!