Министерство образования и науки Российской Федерации

Федеральное Государственное Бюджетное Образовательное Учреждение Высшего Профессионального Образования

«Российский экономический университет имени Г.В. Плеханова»

Факультет экономики торговли и товароведения

Реферат

по дисциплине «Логика»

на тему «Логика в России»

Выполнил

Студент группы 623

Тимяшева Екатерина Тихоновна

Научный руководитель:

Ассистент кафедры философии

Попик Ольга Юрьевна

Москва – 2014

План

1. Введение

2. История развития логики в Росси

   1. Логика в России в XVIII-XIX веках

   2. Современная логика

3. Заключение

1.Введение.

Как наука логика берет начало из античной Европы. Сперва это была логика формальная, но со временем она перерастала в более сложные виды.

На первых порах логика разрабатывалась исходя из запросов ораторского искусства и практики судопроизводства. Взаимосвязь логики с данными сферами человеческой деятельности можно проследить в Древней Индии, Древнем Риме и Древней Греции благодаря широкому развитию судебных и политических дискуссий.

Для изучения такой науки, как логика, нужно знать историю, как она развивалась. В разных странах это развитие происходило по-разному, и Россия не исключение.

2.История развития логики в России

2.1Логика в России в 18-19 веках

В России логика получила развитие в начале 18 века. Первые лекции по этой дисциплине читались в 1701 г. на латинском языке в Киевской духовной академии, что создавало некоторые трудности, связанные с неимением русской редакции логических представлений известных зарубежных ученых.

Первым данной проблемой занялся Антиоха Дмитриевича Кантемира, русский писатель (1708-1744), который также принес в русскую науку такие логические термины, как "понятие" и "наблюдение".

Тем не менее самое большое свое развитие в России логика получила благодаря Михаилу Васильевичу Ломоносову (1711-1765), объяснившему формальную логику в связи с риторикой. В 1743 г. М. В. Ломоносовым было написано сочинение "Краткое руководство к риторике на пользу любителей сладкоречия". Далее это сочинение было намного расширено – увеличено в три паза в объеме и опубликовано под названием «Краткое руководство к красноречию» в 1748 г. Книга первая, содержащая риторику, показывает общие правила обоего красноречия, т. е. поэзии и оратории (в 1748 г. вышло первое издание, второе издание было выпущено в 1759 г. Московским университетом и в 1765 г. вышло последнее).Так как целью красноречия, по Ломоносову, является убедить в истинности того, о чем говорится, он посчитал необходимым изложить в этом произведении и основы логики. Термина «понятие» у него нет – вместо него применяется термин «простая идея». Развивая материалистическое учение о понятии, Ломоносов говорит, что суть идеи заключается в представлении вещей или действия в собственном уме.

Ломоносов делит идеи на сложные и простые. Сложные идеи, по Ломоносову, - это соединение двух или нескольких представлений. К идеям сложным ученый относит суждения, умозаключения и доказательства. Затем он подразделяет идеи на вид и род, указывая, что род определяет общность единичных вещей, которые являются видами этого рода. Так, например, река есть род, а видами этого рода являются Нева, Днепр, Волга, Амур и т. д. Ломоносов отличает отношение рода к его видам от отношения целого к его частям. Иными словами, целое есть соединение его частей (например, город включает улицы, дома, башни и т. д., которые являются его частями). При рассмотрении категории вещей и их свойств, Ломоносов делит свойства вещей на «жизненные» и материальные. К материальным свойствам он относит те, которые присущи и неодушевленным, и одушевленным телам: это фигура, величина, твердость, тяжесть, упругость, движение, цвет, запах, вкус, звон, холод, теплота и т. д. Ломоносов не разграничивает первичные и вторичные качества объектов, и, поэтому, в вопросе о свойствах тел материалистическую линию он проводит более последовательно, чем Галилей, Локк и представители метафизического механистического материализма. Ломоносов признает и так называемые вторичные качества, которые объективно присущи самим вещам.

Последовательно материалистически ученый рассматривает все психическое в качестве свойства высокоорганизованной материи. Ломоносов причисляет к "жизненным" свойствам (свойствам тел живой природы) и "душевные дарования" (волю, память, сообразительность), и страсти (печаль и радость, любовь и ненависть, стыд и честь, отвращение и желание и т. д.), и свойства человеческой личности (ее пороки и добродетели). В качестве же специальной категории он выделяет "имена". О категориях "действие и сострадание" Ломоносов говорит, что они формируют неразрывное единств - когда первое тело воздействует на второе, производит в нем какое-нибудь изменение, то одно тело производит действие, а другое испытывает страдание. Категории пространства и времени истолковываются М В. Ломоносовым материалистически в качестве объективно существующих.

В обособленную группу Ломоносов отводит вещи, которые одновременно существовать не могут: такие, как, например, день в ночь, богатство и бедность, зной и стужа.

Для обозначения понятия "суждение", у Ломоносова употребляется термин "рассуждение". Суждение он определяет сложной идеей, так как в нем объединяется большее число представлений. Эти рассуждения, выраженные в словесной или письменной форме, называются предложениями.

В суждении мыслим что-нибудь о чем-либо, и поэтому, по Ломоносову, каждое суждение состоит из 3 частей: из подлежащего (то, о чем мыслим), сказуемого (то, что мыслим о подлежащем) и связки, которая соединяет сказуемое с подлежащим. В речи связка зачастую пропускается, но каждому предложению возможно дать чисто логическую форму, хотя такое предложение может принять искусственный вид, который не свойственен тому или иному языку. Например, если предложению "огонь горит" придать только логическую форму, то получится фраза: "Огонь есть горящий" (выражение, которое русскому языку не свойственно).

Предложения-суждения Ломоносов подразделяет на утвердительные и отрицательные, на особенные (единичные) и общие. Касаемо частных суждений, играющих роль в логике Аристотеля, Ломоносов не дает им права существования в логике, отрицая их логическую познавательную значимость.

Своеобразие классификации суждений, предлагаемой Ломоносовым, состоит в том, что она имеет два вида суждений: единичные и общие, в то время как ранее деление суждений принималось либо на частные и общие (по распределенности или нераспределенности термина подлежащего), либо на единичные, частные и общие (по объему подлежащих). Это нововведение, которое ввел Ломоносов, оказывает значительное влияние на его учение об умозаключениях, обусловливая реформу учения о категорическом силлогизме.

Чем же была вызвана данная реформа традиционной логики, сам М. В. Ломоносов не говорит. Следует полагать, что ему была ясна несообразность включения единичных суждений в ряд общих, что было принято в логике со времен Аристотеля. С другой стороны, исключение из логики частных суждений с подлежащим "некоторые", имеющим смысл "некоторые, а может быть, и все" было обусловлено истолкованием логического смысла данных суждений как общих вероятных суждений, т. е. таких, в которых дается эмпирическое обобщение того, что все случаи, наблюдаемые нами в опыте, подходят под данное общее положение, так как в нашем опыте не встречалось противоречащего случая (в другом частное суждение не смогло бы иметь значения "а может быть, и все"). Вследствие именно таких соображений все суждения делят на общие и единичные. Здесь играет роль также утвержденная М. В. Ломоносовым связь практики с научной теорией.

Наука вводит законы природы, которые формулируются в общих суждениях, а практика всегда имеет дело с конкретными единичными случаями, для которых требуется делать выводы исходя из принятых наукой общих положений (законов природы, научных гипотез, математических формул).

Ломоносов дает так определяет особенное и общее суждения: особенное – это то, в котором сказуемое приписывается подлежащему как виду, а общее – это то, в котором сказуемое приписывается подлежащему как роду.

Общее понятие есть всегда в определенном смысле род, а единичное есть всегда лишь вид. Именно в данном смысле, что видно из приводимых примеров и определения, следует понимать разграничение суждений на особенные и общие, устанавливаемое Ломоносовым.

Ломоносов говорит об умозаключении, что его назначение состоит в том, чтобы служить сочинению доводов. По Ломоносову, доказательства суть сложные идеи, которые удостоверяют актуальность справедливости изложенного положения.

Ломоносов также отмечает, что, помимо категорического силлогизма, существуют "ограниченные" силлогизмы, ограниченные условием или разделением, для которых Ломоносов утверждает термины "условный" и "раздельный", в то время как силлогизм категорический называет "положительным".

Говоря о сокращенных силлогизмах, М. В. Ломоносов отмечает, что они применимы также к разделительным и условным силлогизмам.

Переходя к индукции, ученый определяет ее как общее рассуждение о каждом виде, не включая ни единого. Данное определение стоит в основе как полной, так и неполной индукции, различаясь только тем, что для полной индукции обеспечивается абсолютная достоверность того, что есть какие-либо исключения, так как все виды или все отдельные случаи проверены, в то время как для неполной индукции неимение исключений только предполагается на основании того, что с подобными исключениями до этих пор в нашем опыте мы не сталкивались. Формулировки аксиом индукции и силлогизма, данные Ломоносовым, говорят о том, что индукция и дедукция друг друга детерминируют, и эта идея о внутренней связи и взаимозависимости индукции и дедукции служит значимым диалектическим моментом в Ломоносовской теории умозаключений. Ломоносов, подразумевая данную взаимосвязь, называет индукцию силлогизмом "обратным", а категорический силлогизм "прямым". Что касается индукции, её он определяет как противоположную сторону категорического силлогизма.

Впоследствии Ломоносов выводит и аксиому для другого вида умозаключений, а точнее для выводов от частей к целому – индукции. Однако обратный вывод от целого к частям в логике не допускается. У вывода от частей к целому есть такое же широкое применение в науках, как и у вывода от общего к частному и наоборот. Так, Ломоносов показывает, что индукция и дедукция суть не единственные справедливые типы умозаключений.

М. В. Ломоносов определяет неразрывную связь мышления и языка (в том числе, слово и понятие, предложение и суждение), но не приравнивает их. Наоборот, он осуждает номинализм, ставящий знак равенства между словом и понятием, и, с другой стороны, порицает реализм понятий, который признает действительный экзистенциализм понятий самих по себе и приписывает им примат по отношению к вещам материального мира Ломоносов рассуждает о двух логических функциях слов: выражение логических терминов и обозначение связи между мыслями.

Говоря о значении логики, Ломоносов отмечает, что для познания и правильного поведения требуется природный рассудок, подкрепленный логикой. В частности, говоря о когнитивной функции умозаключений, он утверждает, что через них познаются скрытые от нашего прямого восприятия процессы природы, а также открываются причины различных явлений.

Нестандартные логические теории М. В. Ломоносова нашли были продолжены в XIX в. у А. С. Лубкиным и во второй половине XIX в. М. И. Карийским.

Значимый вклад в развитие логики в России сделал современник М. В. Ломоносова знаменитый математик Эйлер.

Леонард Эйлер (1707-1783) является классическим представителем математического естествознания. Свою магистерскую речь он посвятил сопоставлению положений картезианской и ньютонинской физики. Между дифференциальным методом Лейбница и Ньютоновским методом флюксий Эйлер выбрал Лейбница, исходя из принципиального рассмотрения понятия бесконечности.

Эйлер настаивал не том, что движение необходимо принимать только в качестве процесса перемены места, которое есть часть бесконечного пространства, где заключаются все тела. Однако из-за того, что мы не можем составить четкого понятия об этом бесконечном неизмеримом пространстве, то, как правило, мы рассуждаем о дискретном пространстве и о границах тел в нем и по этим данным определяем состояние движения и покоя тел. Так, например, мы говорим, что тело, сохраняющее относительно этих границ свое положение, пребывает в состоянии покоя и, наоборот, движется то тело, которое меняет свое местоположение относительно них.

При данном определении движения и покоя тел мы пользуются чисто математические понятия. Мы можем использовать это для личных идей, не учитывая, есть ли на самом деле в самой действительности подобное бесконечное пространство или нет. Мы лишь принимаем, что тому, кто хочет размышлять о безусловном движении, следует представлять себе такое пространство и по нему делать вывод о движении или состоянии тела. В таком случае надо себе представить безграничное пустое пространство, где находятся тела.

В течение нескольких лет Эйлер интересовался проблемой абсолютного и относительного пространства, абсолютного и относительного времени. Он поставил вопрос, какую роль в науке играют понятия об абсолютных времени и пространстве, необходимо ли считать их лишь постулатами и гипотезами. Однако Эйлер замечает абсурд в том, что чистые плоды воображения могли бы быть настоящими принципами механики как ее основы. Эйлер полагает, что о реальной сущности пространства и времени предоставляет нам знание, не психологический анализ и не прямое чувственное наблюдение (как у Беркли), а природу времени и пространства можно познать только по функции, которую они выполняют в системе математической физики.

Эйлер является сторонником учения об неограниченных пространстве и времени. Бесспорная действительность абсолютного времени и абсолютного пространства, как считает Эйлер, подтверждается тем, что признание этого необходимо всей общностью нашего научного познания мира. Философы, которые решают проблему времени и пространства посредством психологического анализа (Беркли), или рационалисты лейбнице-воль-фианской школы, объявляющие понятия времени и пространства абсолютными абстракциями и отрицающие у них справедливое содержание, считает Эйлер, занимаются самообманом, источник которого таится в многозначности абстракции. Вырасти до идеи чистого времени и чистого пространства можно только с помощью мышления, и вопрос - в том, как мы формируем общее родовое понятие. У нас получается общее понятие, когда сперва мы представляем себе что-нибудь и его свойства и потом отметаем один за другим его частные признаки.

Таким способом возможно прийти к понятию протяженности, возникающее у нас таким образом, что из представления о определенном теле исключаются методично его признаки; сопротивляемость, твердость и др. Тем не менее данным способом не выходит идея места, поскольку место, которое занимает тело, не является его свойством. Если даже мысленно абсолютно убрать тело со всеми его свойствами, место останется. Это объясняется тем, что место, занимаемое телом, есть нечто абсолютно отличающееся от тела со всей совокупностью его чувственных признаков, включая и его протяженность в трех измерениях. Протяженность относится к некоторому телу и вместе с ним перемещается при движении с одного места на другое, в то время как само место и пространство не способны передвигаться. Идея места формируется, когда мы мысленно отодвигаем тело со всей совокупностью его свойств, со всеми его качественными и количественными признаками.

Л. Эйлер внес значительный вклад в совершенствование логики формальной - внедрил в нее способ отображать взаимоотношения между объемами понятий в виде показательных геометрических фигур. "Эйлеровы круги" надежно вошли в учебные пособия по формальной логики, вложив в ее учения об отношении субъекта и предиката в суждении и о связи терминов в категорическом силлогизме ясность. Эйлеровы круги, развивая анализ суждений и умозаключений, в то же время располагают дидактическими преимуществами, упрощая освоение глубоких логических проблем.

Нетипичным прогрессивным ученым в 18 в. в России, был профессор логики Московского университета Дмитрий Сергеевич Аничков (1733-1788), выступивший с резкой критикой двух доминирующих на тот период времени направлений в философии и логике - рационализма и эмпиризма. Данному вопросу обращены "Слово образных причинах, немалые препятствия причиняющих, в продолжении познания человеческого" (речь, которая была произнесена в 1774 г. в Московском университете на официальном праздновании восшествия на престол Екатерины II) и прежде "Слово о свойствах познания человеческого и о средствах, предохраняющих ум смертного от разных заблуждений" (1770 г.).

Критикуя односторонность эмпиризма, Аничков отмечает скудность чувственного познания, не раскрывающее внутреннюю сущность вещей, но показывающее только их внешнюю сторону.

Обозначая недостаточность чувственного познания, Аничков говорит, что наши восприятия, зачастую бывают обманутыми, не видящими предметов такими, каковы они в реальности. Так, луна, солнце и звезды совсем не представляют собой небольшие светлые кружки, коими они видятся нам. Вследствие посредственности наших органов чувств они испытывают потребность в помощи приборов, которые усилили бы их; так, например, зрение нуждается в микроскопах или телескопах, открытие которых произошло благодаря человеческому уму. Что касается именно чувственного познания, то, по мнению Аничкова, человек совсем не отличается от животных. На базе этих рассуждений Аничков признает основы, положенные Локком, несостоятельными: в разуме нет ничего, чего бы прежде не заключалось в чувствах.

Намного позднее свои идеи и взгляды открыл знаменитый переводчик и журналист Платон Василий Николаевич Карпов (1789-1867), выступавший против устанавливавшейся германской философии в России и боровшийся за развитие независимой русской философской мысли. В. Карпов видел этот самостоятельный путь в плотной связи с православием и, как и славянофилы, был против какого-либо рационализма в философии. Карпов является философом-идеалистом, сторонником идеализма объективного, в стиле Платона. Это также положило некоторую печать на его произведение "Систематическое изложение логики", которое отличалось от большей части современных русских пособий по логике для высших учебных заведений, которые были вторичными, и является достаточно оригинальным трудом, где кое-какие вопросы логики исследованы основательно и до сих пор сохраняют общеизвестное значение (например, его учение о логическом законе тождества).

Положение логики в ряду других наук Карпов устанавливает таким образом: науки бывают реальные, другими словами науки о действительных вещах, и формальные, т. е, науки, изучающие отношениях; вторые включают грамматику и математику, логика же учит управлять формами мышления при его развитии и употреблении. Вследствие этого во всех произведениях, которые имеют цель познание всего, есть логическая сторона и раскрываются преимущества или недостатки в применении автором данного средства.

Карпов говорит, что логика может объяснятся в качестве введения ко всем действительным наукам, но тогда она в некотором роде теряет научный характер, так как у нее не обнаруживается основы. Карпов считает так оттого, что он не признает, что и в базисе логики - факты самой мысли, в том числе научной.

В. Карпов определяет суждения как положение взаимоотношений понятий, распознавая в суждении материю и форму. Под материей суждения он подразумевает понятия, входящие в него, а под формой - связь между ними. Карпов отвергает кантовское субъективистское понимание модальности суждений, давая ее верное изъяснение: сказуемое в суждении может относиться или к подлежащему, или относится действительно, или должно относиться. По Карпову, условное суждение - это суждение содержания, а разделительное суждение - это объема.

Умозаключение, по учению Карпову, есть выведение через одно суждение другое посредством формального соотношения понятий, заключающихся в них.

В первой четверти XIX в. логика Ломоносова и Радищева быа продолжена в России в философии, теории логики и познания декабристами, а точнее теми из них, кто развивал материалистическую традицию русской философской мысли. К ним принадлежали братья И. и А. Борисовы - из числа членов Общества соединенных славян, Пестель, Раевский, Крюков - из членов Южного общества и Бестужев, Кошкин и Якушин - из членов Северного общества, и хотя декабристы не посвящают вопросам логики особых трудов и данные вопросы упоминаются только мимоходом, в связи с общими философскими и эстетическими проблемами, тем не менее прослеживается свежий этап в развитии логики, который в то же время пополняет логику новыми идеями, продолжая материалистическую традицию Ломоносова.

Единственным источником нашего познания окружающего мира декабристы-материалисты признавали показания органов чувств. Согласно их теории познания, предметы внешнего мира, воздействуя на наши органы чувств, порождают ощущения благодаря деятельности нервной системы. Но, отдавая должное чувственному моменту в познании, они считали этот момент лишь одной из сторон процесса познания и наряду с ним признавали и роль разума. Таким образом, они развивали учение Ломоносова о единстве чувственного и рационального моментов в познании, различая в познании чувственную и рациональную ступени.

И в области логики декабристы-материалисты примыкали к Ломоносову и Радищеву. Они критиковали формализм логики Канта, отрывавший форму мысли от ее содержания. Развивая материалистическую точку зрения, они и в формах мышления видели отражение связей объективного мира.

В учении о понятиях они подчеркивали опытное происхождение их. Указывая, что определение раскрывает содержание понятия, а логическое деление - его объём, они утверждали, что содержание понятия следует понимать как мыслимую совокупность существенных признаков вещей и явлений.

Декабрист Н. М. Муравьев говорит об изменчивости человеческих понятий в зависимости от изменений в самой действительности. Он считает, что "от времени до времени рождаются новые понятия", которые постепенно созревают и затем получают широкое распространение.

В самом учении о суждении декабристы (Н. А. Крюков, М. С. Лунин, Н. И. Тургенев, В. К. Кюхельбекер) проводили материалистическую точку зрения, утверждая, что суждения суть отражение свойств вещей. Отличие же суждений от понятий они усматривали в том, что суждения отражают отдельные свойства вещей, тогда как понятие отражает совокупность существенных признаков вещей. Они говорили и об исторической изменчивости суждений людей в связи с изменениями материальных условий жизни общества и развитием культуры (Н. И. Тургенев).

В противоположность господствовавшим в Западной Европе, начиная с XVII в. (от Р. Декарта и Ф. Бэкона), односторонним направлениям - всеиндуктивизму и вседедуктивизму, декабристы придавали важное значение как индукции, так и дедукции и притом признавали наличие и ценность многих других логических форм и выводов, что указывает на широту их логического кругозора. Однако они уделили мало внимания разработке теории умозаключений.

Декабристы высказали также свой взгляд на теорию доказательства. Они определяли доказательство как обоснование истинности какого-либо суждения посредством других суждений, истинность которых уже установлена. Опровержение же они понимали как доказательство несостоятельности какой-либо аргументации и как доказательство ложности того или иного тезиса. Они признавали тесную связь между доказательством истинности какого-либо положения и опровержением ложных суждений о том же предмете.

Что касается метода научного исследования, то декабристы применяли сочетания самых разнообразных форм выводов, придавая главное значение анализу, опыту и эксперименту. В своих исследованиях они связывали защиту своих положений с опровержением взглядов противников и таким образом развивали свои собственные взгляды в борьбе против реакционных социально-политических и идеалистических философских теорий.

У декабристов встречаются зачатки учения о практике как о критерии истины. Так, они утверждали, что проверка путем эксперимента подтверждает истинность положений опытных наук. Но они отрицали применимость критерия практики в области общественных наук (такова, в частности, позиция Н. А. Крюкова).