1. За что критикует Ф. Ницше современную ему философию и современных ему философов?

2. Какими качествами, по мнению Ницше, должны обладать философы будущего и какие задачи они должны решать?

3. Кого Ницше называет «нивелировщиками» в философии?

4. Почему Ницше главной задачей и смыслом всего творчества философов будущего считает «быть злой совестью своего времени»?

   • Людвиг Витгенштейн

«...В книге обсуждаются философские проблемы и показано, как я надеюсь, что постановка этих проблем зиждется на непонимании логики нашего языка. Смысл книги в целом можно сформулировать приблизительно так: то, что вообще может быть сказано, может быть сказано ясно, о том же, о чем сказать невозможно, следует молчать. Итак, замысел книги - провести границу мышления или, скорее, не мышления, а выражения мысли: ведь для проведения границы мышления мы должны были бы обладать способностью мыслить по обе стороны этой границы (то есть иметь возможность мыслить немыслимое). Такая граница, поэтому может быть проведена только в языке, а то, что лежит за ней, оказывается просто бессмыслицей. ...Мне представляется, что поставленные проблемы в своих существенных чертах решены окончательно. И если я не заблуждаюсь на сей счет, то... ценная сторона этой работы в том, что она показывает, сколь мало дает решение этих проблем.

(Людвиг Витгенштейн. Вена, 1918)

…3.323 В повседневном языке нередко бывает, что одно и то же слово осуществляет обозначение по-разному ... или что два слова, обозна­чающих по-разному, внешне употребляются в предложении одинаково.

Так, слово «есть» выступает в языке в роли глагола-связки, знака тождества и как выражение существования; слово «существовать» употребляется аналогично непереходному глаголу «идти», слово «тождественный» - как прилагательное.

3.324 Отсюда с легкостью возникают фундаментальнейшие подмены одного другим (которыми полна вся философия).

3.325 Во избежание таких ошибок следует употреблять знаковый язык, который бы исключал их, поскольку в нем бы не применялись одинаковые знаки для разных символов и не использовались внеш­не одинаковым образом знаки с разными способами обозначения. То есть знаковый язык, подчиняющийся логической грамматике — логическому синтаксису.

(Символика Фреге и Рассела для исчисления понятий является такого рода языком, хотя она еще не исключает всех ошибок).

3.326 Для распознавания символа в знаке нужно обращать внима­ние на его осмысленное употребление.

4.002 ... Повседневный язык — часть человеческого устройства, и он не менее сложен, чем это устройство.

Люди не в состоянии непосредственно извлечь из него логику языка.

Язык переодевает мысли. Причем настолько, что внешняя форма одежды не позволяет судить о форме облаченной в нее мысли; дело в том, что внешняя форма одежды создавалась с совершенно иными целями, отнюдь не для того, чтобы судить по ней о форме тела.

Молчаливо принимаемые соглашения, служащие пониманию повседневного языка, необычайно сложны.

4.003 Большинство предложений и вопросов, трактуемых как философские, не ложны, а бессмысленны. Вот почему на вопросы тако­го рода вообще невозможно давать ответы, а можно лишь устанавливать их бессмысленность. Большинство предложений и вопросов философов коренится в непонимании логики языка.

(Это вопросы такого типа, как: тождественно ли добро в большей или меньшей степени, чем прекрасное.)

И неудивительно, что самые глубокие проблемы — это, по сути, не проблемы.

4.0031 Вся философия — это «критика языка»... Заслуга Рассела в том, что он показал: видимая логическая форма предложения не обязательно является его действительной логической формой.

4.111 Философия не является одной из наук.

(Слово «философия» должно обозначать нечто, стоящее над или под, но не рядом с науками.)

4.112 Цель философии — логическое прояснение мыслей. Философия — не учение, а деятельность. Философская работа, по существу, состоит из разъяснений. Результат философии не «философские предложения», а достигнутая ясность предложений.

Мысли, обычно как бы туманные и расплывчатые, философия призвана делать ясными и отчетливыми...

4.113 Философия ограничивает спорную территорию науки.

4.114 Она призвана определить границы мыслимого и тем самым немыслимого. Немыслимое она должна ограничить изнутри через мыслимое.

4.115 Она дает понять, что не может быть сказано, ясно представляя то, что может быть сказано.

4.116 Все, что вообще мыслимо, можно мыслить ясно. Все, что поддается высказыванию, может быть высказано ясно.

4.121 ...То, что выражает себя в языке, мы не можем выразить с по­мощью языка. Предложение показывает логическую форму действительности. Оно предъявляет ее.

4.122 ...Внутренние свойства и отношения... только показывают себя в предложениях, изображающих соответствующие события и рассказывающих о соответствующих объектах.

6.211 ...(Вопрос: «Для чего, собственно, мы используем это слово, это предложение?» — всегда ведет к ценным прозрениям в философии.)

6.22 Логику мира, которую предложения логики показывают в тавтологиях, математика показывает в уравнениях.

6.41 Смысл мира должен находиться вне мира. В мире все есть, как оно есть, и все происходит, как оно происходит; в нем нет ценности — а если бы она и была, то не имела бы ценности.

Если есть некая ценность, действительно обладающая ценностью, она должна находиться вне всего происходящего и так - бытия. Ибо все происходящее и так - бытие случайны.

То, что делает его неслучайным, не может находиться в мире, ибо иначе оно бы вновь стало случайным.

Оно должно находиться вне мира.

6.42 Потому и невозможны предложения этики. Высшее не выразить предложениями.

6.421 Понятно, что этика не поддается высказыванию. Этика трансцендентальна ...

6.43 Если добрая или злая воля изменяет мир, то ей по силам изменить лишь границы мира, а не факты — не то, что может быть выражено посредством языка.

Короче, мир благодаря этому должен тогда вообще стать другим. Он должен как бы уменьшиться или увеличиться как целое.

Мир счастливого иной, чем мир несчастного.

6.421Также, как со смертью, мир не изменяется, а прекращается.

6.4312 ... Живи я вечно - разве этим раскрывалась бы некая тайна? Разве и тогда эта вечная жизнь не была бы столь же загадочной, как и нынешняя? Постижение тайны жизни в пространстве и времени лежит вне пространства и времени.

(Ведь здесь подлежит решению вовсе не какая - то из проблем науки.)

6.432 С точки зрения высшего совершенно безразлично, как обстоят дела в мире ( Wie die Welt ist). Бог не обнаруживается в мире.

6.4321 Факты всецело причастны лишь постановке задачи, но не процессу ее решения.

6.5 Для ответа, который невозможно высказать, не выскажешь и вопрос.

Тайны не существует.

Если вопрос вообще может быть поставлен, то на него можно и ответить.

6.51 Скептицизм не неопровержим, но явно бессмыслен, поскольку он пытается сомневаться там, где невозможно спрашивать. Ибо сомнение может существовать только там, где существует вопрос; вопрос — только там, где нечто может быть высказано.

6.52 Мы чувствуем, что, если бы даже были получены ответы на все возможные научные вопросы, наши жизненные проблемы совсем не были бы затронуты этим. Тогда, конечно, уж не осталось бы вопросов, но это и было бы определенным ответом.

6.521 Решение жизненной проблемы мы замечаем по исчезновению этой проблемы.

(Не потому ли те, кому после долгих сомнений стал ясен смысл жизни, все же не в состоянии сказать, в чем состоит этот смысл.)

6.522 В самом деле, существует невысказываемое. Оно показывает себя, это — мистическое.

6.53 Правильный метод философии, собственно, состоял бы в сле­дующем: ничего не говорить, кроме того, что может быть сказано, т.е. кроме высказываний науки, — следовательно, чего-то такого, что не имеет ничего общего с философией. — А всякий раз, когда кто-то захотел бы высказать нечто метафизическое, доказывать ему, что он не наделил значением определенные знаки своих предложений. Этот метод не приносил бы удовлетворения собеседнику — он не чувствовал бы, что его обучают философии, — но лишь такой метод был бы безупречно правильным.

6.54 Мои предложения служат прояснению: тот, кто поймет меня, поднявшись с их помощью — по ним — над ними, в конечном счете признает, что они бессмысленны. (Он должен, так сказать, отбросить лестницу, после того как поднимется по ней.)

Ему нужно преодолеть эти предложения, тогда он правильно увидит мир.

О чем невозможно говорить, о том следует молчать».

(Витгенштейн Л. Логико-философский трактат.)

Вопросы:

1. В чем Витгенштейн усматривал цель философии?

2. Почему Витгенштейн считает, что самые глубокие проблемы философии – это вовсе не проблемы?

3. Что, по его мнению, всегда ведет к ценным прозрениям в философии?

4. В чём состоит смысл мира?

5. В чём состоит правильный метод философии?

• Карл Ясперс

«1. Что есть философия? Вопрос о том, что есть философия и чего она стоит, всегда вызывает споры и дискуссии. От философии ждут нешаблонных, ярких в своей необычности разъяснений или же равнодушно отстраняют ее от себя как беспредметное мышление. На нее, преисполнившись робостью, взирают как на результат значительных усилий неординарных людей или же презирают ее как никому не нужные умствования фантазеров. В сознании людей философия выступает как то, что касается каждого, и потому в основе своей она должна была бы быть простой и понятной; либо же ее считают такой трудной, что занятие ею представляется делом безнадежным. То, что выступает под именем философии, действительно дает основание для столь противоположных суждений. Для человека, приверженного науке, самым скверным в философии оказывается то, что она вовсе не дает результатов, пригодных для всеобщего употребления, не дает того, что можно знать и чем, следовательно, можно владеть. В то время как наука в сфере своей деятельности добилась строго определенных и признанных всеми результатов познания, философия, несмотря на тысячелетние усилия, не достигла этого. Действительно, в философии нет единодушия в определении того, что можно трактовать как окончательно познанное. То, что в силу необходимости признается каждым человеком, обретает тем самым статус научного знания; оно не является более философией, а соотносится с определенной областью познаваемого.

Философскому мышлению, ко всему прочему, не свойственна, как это имеет место в научном знании, вовлеченность в некий прогрессирующий процесс. Разумеется, мы ушли значительно дальше Гиппократа, греческого врачевателя. Но вряд ли у нас есть основания говорить о том, что мы превзошли Платона. Только в области научных данных, которые он использует, мы добились преимущества. В философствовании же, как таковом мы, быть может, едва ли приблизились к нему. То, что в отличие от образа какой-либо конкретной науки тот или иной образ философии не находит единодушного признания, необходимо связано с самой ее природой. Тот вид определенности, к которому стремятся в философии, не есть научный, т.е. равнозначный для всякого рассудка; это - удостоверенность, в подтверждении ко­торой участвует человек всем своим существом. В то время как объек­том научного познания становятся отдельные предметы, знание о ко­торых вовсе не обязательно для каждого, в философии речь идет о бытии как целом, что затрагивает человека в качестве человека, об истине, которая там, где она проявляется, открывает много больше любого научного постижения.

Философия на современном этапе связана, правда, с науками. Она имеет своим условием научные знания на той стадии развития, которой они достигли в соответствующую эпоху. Но истоки у смысла философии иные. Философия возникает до всякой науки, там, где люди пробуждаются и начинают мыслить.

Эту философию без науки мы представим на примере некоторых примечательных явлений.

Во-первых. Едва ли не каждый человек считает себя способным выносить суждения о вещах философских. Признано, что условием понимания в области научного знания является соответствующее обучение, владение методом; в то же время в отношении философии выдвигаются притязания на то, чтобы без каких-либо условий участвовать в сотворении философии и говорить от ее имени. Собствен­ное человеческое бытие, жизненный путь людей и их личный опыт расцениваются как достаточная предпосылка для этого.

Следует согласиться с тем, что философия должна стать доступной каждому. Ведь самые сложные и запутанные пути философии, которыми идут люди, специально занимающиеся философией, имеют смысл только тогда, когда они вливаются в человеческое бытие, которое определяется тем, насколько оно уверено в бытии и через него в самом себе.

Во-вторых. Философское мышление должно постоянно оставаться изначальным. Каждый человек должен осуществлять его самостоятельно.

Замечательным свидетельством того, что человек как таковой философствует изначально, являются вопросы детей. Отнюдь не редко из уст ребенка мы слышим то, что по своему смыслу непосредственно восходит к глубинам философствования. Приведу примеры.

Ребенок удивляется: «Я все время пытаюсь думать, что я — это другой, но всегда оказывается, что это снова я». Этот мальчик каса­ется истока всякой достоверности — сознания бытия в самосознании. Его поражает загадка бытия своего Я, того, что нельзя понять ни из чего иного. Он стоит, вопрошая, у этой границы.

Другой ребенок слушает историю сотворения мира: вначале Бог создал небо и землю... и тут же спрашивает: «Что же было до начала?» Этот мальчик ощутил беспредельность дальнейшего вопрошания, неудержимость разума, узнал, что для него окончательный, подводящий черту ответ невозможен.

Во время прогулки на лесной опушке девочке рассказывают сказку об эльфах, которые по ночам водят там хороводы... «Но ведь их нет...» Тогда ей рассказывают о реально существующих вещах, о движении Солнца, о вращении Земли, приводят доводы, которые гово­рят о шарообразности Земли и о ее вращении вокруг самой себя... «Ах, это ведь неправда, — говорит девочка и топает ногами по земле, — Земля стоит крепко. Я верю только тому, что вижу». На это ей говорят: «Тогда ты не веришь в Бога, его ты ведь тоже не можешь видеть». Девочку это озадачивает, но затем она очень решительно заявляет: «Если бы его не было, тогда бы ведь и нас совсем не было». Этот ребенок оказался охвачен изумлением перед тут - бытием: оно не обус­ловлено самим собой. И он постиг различие в вопрошании: направ­лено ли оно на предмет, существующий в мире, или на бытие и наше тут-бытие в целом.

Другая девочка идет в гости и поднимается по лестнице. Она ви­дит, как все вокруг постоянно меняется, проплывает мимо, исчезает, словно этого вовсе не было. «Но ведь должно же существовать что-то прочное... то, что я здесь и сейчас поднимаюсь по ступенькам к тете, — это я хочу удержать». Беспомощность, удивление и испуг перед универсальной преходящестью, исчезновением пытается найти для себя выход.

Тот, кто задался бы целью собрать все это воедино, мог бы рассказать о богатой детской философии. Возражение, что дети могли ранее слышать все это от родителей или от других, явно нельзя считать серьезным. Следующее возражение, что эти дети не развивают далее свое философствование и что, стало быть, такие высказывания могут быть только случайными, упускает из виду следующий факт: дети часто обладают гениальностью, которая утрачивается по мере взросления. Все выглядит так, словно мы с годами становимся пленниками условностей и мнений, попадаем в мир масок, где не существует никаких вопросов, теряя при этом непосредственность ребенка. Ребенок еще живет с открытыми глазами, он чувствует, видит и спрашивает — все это вскоре от него уходит. Он теряет то, что в какой-то миг ему открылось, и удивляется, когда взрослые сообщают ему впоследствии по своим записям, что он говорил и о чем спрашивал в детстве.

В-третьих. Изначальное философствование проявляется как у детей, так и у душевнобольных. Временами (правда, довольно редко) случается так, будто срывается покров и проникновенная истина заявляет о себе. При некоторых душевных заболеваниях на начальной стадии могут иметь место метафизические откровения чрезвычайного характера, однако по своей форме и языку они далеки от того, чтобы обрести объективное значение; хотя бывают и исключения, как в случае с поэтом Гёльдерлином или с художником Ван Гогом. Но тот, кто при этом присутствует, не может освободиться от впечатления, будто он видел, как срывалось покрывало с нашей обыденной жизни. Бывает, что и здоровый человек в момент пробуждения ото сна переживает глубокую тревогу, как если бы перед ним раскрылись тайные смыслы, которые при полном пробуждении исчезают, и остается только ощущение того, что он уже никогда не проникнет в них. Есть глубокий смысл в высказывании: дети и сумасшедшие говорят исти­ну. Но творящая изначальность, которой мы обязаны великими философскими мыслями, принадлежит не им, а тем отдельным личностям, которые в своей непосредственности и независимости в качестве немногих великих умов являлись в ходе тысячелетий.

В-четвертых. Так как человек не может обойтись без философии, она неизменно наличествует в общественной жизни, в унаследованных от прошлого пословицах, в известных изречениях, в господствующих убеждениях, как, например, в языке просветительства, политических верованиях, но прежде всего, с самого начала истории — в мифах. От философии нельзя уйти. Вопрос только в том, осознана она или нет, хороша или плоха, запутана она или ясна. Кто отвергает философию, тот и сам занят философией, не осознавая этого.

Что же в этом случае есть философия, которая проявляется столь универсально и заявляет о себе в столь необычных образах?

Греческое слово «философ» (Philosophos) образовано в противовес слову «софос». Оно означает: любящий познание (суть вещей), в отличие от того, кто, обладая знанием, называл себя знающим. Этот смысл слова сохраняется до сегодняшнего дня: поиск истины, а не обладание истиной составляет суть философии, даже если она часто предавала это в угоду догматизму, т.е. выраженному в предложениях конечному, завершенному и наставническому знанию. Философия означает быть в пути. Ее вопросы более сущностны, чем ее ответы, и каждый ответ превращается в новый вопрос.

Но это в - пути-бытие — судьба человека во времени — таит в себе возможность глубокого удовлетворения, а в высшие мгновения — совершенства. Таковое никогда не окажется внутри выразимого знания, предложений и утверждений, ибо оно обретает свое место в истори­ческом осуществлении (Verwirklichkeit) бытия человека, которому открывается само бытие. Обрести эту действительность (Wirklichkeit) в ситуации, в которой в тот или иной момент оказывается человек, — в этом суть философствования.

Продвигаться вперед в поиске или обретать спокойствие и завершенность мгновения — это не определения философии. В философии нет ничего вышестоящего, ничего второстепенного. Ее нельзя вывести из чего-либо другого. Всякая философия определяет себя самое посредством своего осуществления. Узнать, что есть философия, можно лишь путем испытания, из собственного опыта. Тогда философия - одновременно осуществление живой мысли и рефлексия по поводу этой мысли, или деяние и говорение по поводу оной. Только собственное усилие, испытание помогут воспринять то, что нам в мире встречается как философия.

Но мы можем привести и другие формулировки относительно смысла философии. Ни одна из них не исчерпывает этого смысла, и ни одна не оказывается единственной. От древнейших времен до нас дошло следующее: философия (согласно ее предмету) есть познание божественных и человеческих вещей, познание сущего как сущего, далее (согласно ее цели) она есть учение умирания, есть стремление мысли к обретению блаженства, уподобление божественному, наконец, она (по своему объемлющему смыслу) есть наука всех наук, искусство всех искусств, наука вообще, не направленная на какую-то отдельную область.

Сегодня, видимо, можно сказать следующее. Смысл философии в том, чтобы

узреть действительность в ее истоках;

осмысливать свой внутренний мир;

вступать в коммуникацию, идущую от человека к человеку, опосредствованную смыслом истины;

терпеливо и неустанно сохранять разум бодрствующим. Философия — это то, посредством чего человек становится самим собой, в то время как он становится сопричастным действительности.

Хотя философия, будучи выражена в форме простых и действенных мыслей, способна взволновать любого человека, даже ребенка, ее сознательная разработка есть задача, никогда не завершающаяся и каждый раз возникающая вновь, постоянно осуществляющая себя как присутствующее в настоящем целое; такая философия является нам в произведениях великих философов и как их отголосок — у менее значительных мыслителей. Сознание этой задачи будет жить в какой угодно форме, пока люди остаются людьми.

Философия сегодня не впервые подвергается радикальным нападкам и отрицается в целом как ненужная и вредная. К чему она нам? Она ведь окажется несостоятельной в годину испытаний.

Церковно-авторитарный способ мышления отринул самостоятельную философию, так как она якобы отдаляет людей от Бога, обольщает земным, обращаясь к ничтожному, портит душу. Политико-тоталитарный способ мышления предъявил иск: философы только различным образом интерпретировали мир, дело, однако, заключается в том, чтобы его изменить. И тот и другой типы мышления считали философию вещью опасной, так как она, дескать, разлагает порядок, требует духа независимости и тем самым — возмущения и неповиновения, она вводит в заблуждение и отвращает человека от его реальной задачи. Заставить философию угаснуть — это желание наличествует как у сил, вовлекающих нас в высвеченную божественным откровением потусторонность, так и у власти безбожной посюсторонности, которая все требует только для самой себя.

К этому добавляется свойственное здравому человеческому рассудку элементарное требование полезности, которому философия не удовлетворяет. Фалес, которого считают древнейшим из греческих философов, был осмеян служанкой, видевшей, как он упал в колодец, наблюдая за звездным небом. Почему он ищет столь удаленное, если он так неловок в делах самых обыденных и знакомых!

Философия, таким образом, стоит перед необходимостью оправдывать себя. Это невозможно. Она не может оправдывать себя, исходя из чего-то такого, на что она, в силу своей пригодности, имеет, мол, право. Единственное, что она может, — это обращаться к силам, которые в действительности подвигают каждого человека к философствованию. Ей должно знать, что она занимается лишенным цели, свободным от вопроса о пользе и вреде в мире делом человека как такового и что она будет осуществлять себя, пока живут люди. Далее, враждебные философии силы не могут не мыслить присущий им самим смысл и созда­вать затем целенаправленные мыслительные конструкции, как бы заменяющие философию, но в действительности подчиняющиеся намеренному воздействию: это такие силы, как марксизм, фашизм. Но и эти мыслительные конструкции подтверждают неизбежность фило­софии для человека. Философия присутствует всегда.

Она не может бороться, не прибегает к доводам в свою защиту, но она может сообщать себя. Философия не оказывает сопротивления там, где ее отвергают, она не торжествует там, где ей внимают. Философия живет в состоянии единодушия, которое в лоне человечества может соединять всех со всеми.

Философия с большой буквы в систематически разработанной взаимосвязи уже два с половиной тысячелетия существует на Западе, в Китае и в Индии. Мы слышим голос великого предания, обращенный к нам. Многоликость философствования, противоречия и исключающие друг друга притязания на истину не в состоянии помешать тому, что в основе философии действует нечто Единое, что не является ничьей собственностью и вокруг чего во все времена сосредоточиваются все серьезные усилия: некая вечная философия, philosophia perennis. Мы не можем оторваться от этого исторического основания нашего мышления, если хотим мыслить с самым ясным сознанием и сущностно».

(Ясперс К. Введение в философию.)

Вопросы:

1. В чем обнаруживается человеческая сущность, по мнению Ясперса?

2. Каким образом философия выступает в сознании людей?

3. В чём отличие научного знания от философского?

4. Как Ясперс представляет философию без науки?

5. В чём смысл философии видит Ясперс?

6. В каких формулировках сегодня можно говорить о философии?