Структура теоретического познания, его методы и формы.

Сравнивая теоретическое познание с его противопо­ложностью, с эмпирическим познанием, следует, прежде всего, отметить ту его особенность, что оно порождено сущностью по­знаваемого объекта и обусловлено практической необходимостью отражения этой сущности. Если на эмпирическом уровне мы име­ем дело с явлением предмета, то есть с тем, что лежит на поверх­ности, то уровень теоретический привязан к сущности, лежащей в глубине предмета, скрытой от внешнего взора. В этом объек­тивная основа теоретического познания, в этом же коренной, фун­даментальный критерий отличения его от познания эмпирического.

Следовательно, истоки специфики теоретического знания лежат не в нем самом, не в особенностях структурных связей его эле­ментов, как представляется некоторым формальным логикам, а в объективном предмете, детерминирующем само теоретическое познание.

Отсюда вытекают и другие его (теоретического знания) осо­бенности, связанные с целью, средствами и формой его органи­зации.

Цель теоретического познания заключается в том, чтобы от­крыть закон, закономерности изучаемого объекта. А законом, являются не просто общие, повторяющиеся не­обходимые связи, но связи существенные.

Если познание связало с открытием закона (в указанном смысле), его следует назвать теоретическим, пусть оно даже лишено слож­ных абстрактных построений, «конструктов». И наоборот, иссле­дователь может создать самые, что ни на есть сложные «конструктные» системы, но если он не имеет дела с законами, его познание еще нельзя назвать теоретическим, оно будет находиться в сфере эмпирического.

В научной практике принято говорить об «эмпирических зако­нах», то есть о законах, открываемых эмпирическим познанием. Появление на Солнце каждые одиннадцать лет темных пятен счи­тается одним из таких законов. В данном случае, бесспорно, в объекте фиксируется общая, повторяющаяся, необходимая связь, но отсутствует' связь существенная, самая важная для закона. Поэтому «эмпирический закон» не стоит в собственном смысле слова называть законом. Пусть это будет правилом, регулярным повторением одного и того же, но не законом. Категория же «закон», отражая сущность, фундаментальна, что­бы ее можно было употреблять для обозначения просто повто­ряющего.

Целям теоретического познания соответствуют необходимые средства познания. К таким средствам относится в первую очередь объяснение.

Эмпирическое описание в основном схватывает то, что лежит на поверхности, оно не проникает во внутреннюю сущность фак­тов, в глубинную их закономерность. В этом состоит его недоста­ток, несоответствие даваемого им знания объективной действи­тельности. Реально существующий факт всегда богаче, чем давае­мое описанием знание. Таким образом, на этапе описания обнаруживается противоречие, требующее перехода к более про­дуктивной ступени научного знания, к объяснению.(Рис.5.3)

Высшим сравнительно с описанием этапом научного мышле­ния является объяснение, которое идет дальше описания, познает законы действительности. Если описание отвечало на вопросы «какой?», «как?», то объяснение дает ответ на другой познава­тельный вопрос — «почему?», «какова причина?». Тут находится один из критериев различения объяснения и описания. Исследо­ватель не ограничивается описанием, он идет дальше, к объяс­нению.

Нельзя согласиться с утверждением некоторых авторов, будто ученый чаще ставит себе вопрос «как?», а не вопрос «почему?» или «зачем?». Все зависит от того, какой ученый и ка­кого этапа развития научного мышления он достиг. Развитая наука предполагает решение вопроса «почему?», связан­ного с изысканием закономерностей. Так называемый феномено­логический метод науки, с помощью которого лишь описывают «феномены» (явления), но не раскрывают и не объясняют «но­умены» (законы), имеет определенное значение, однако он по природе своей крайне ограничен.

Ученый не дол­жен уподобляться муравью, лишь собирающему то, что ему по­падается, по принципу «чем больше, тем лучше» и не создающему из собранного ничего нового. Истинный ученый, владеющий ис­кусством объяснения, открытия законов, подобен пчеле, которая собирает с цветов нектар и перерабатывает его в мед. Кстати, сама этимология слова «объяснение» не передает точ­ного смысла заключенного в нем понятия. При научном объяс­нении дело не в том, чтобы неясное сделать ясным (ясность долж­на быть и в описании), а в раскрытии причины, сущности, зако­номерности события. Врач, например, тоже может хорошо и ясно, описать ту или иную болезнь, однако объяснить ее не каждому под силу и не всегда осуществимо (до сих пор нет удовлетвори­тельного объяснения раковых заболеваний).

Представители так называемого генетического структурализма заявляют, что объяснить что-либо, значит включить его в более общую систему, показать место его в данной системе. Вряд ли можно с этим согласиться. Если, например, мы включим раковое заболе­вание в класс неинфекционных болезней, мы мало что в нем объясним, не выявив ни его сущности, ни причины. Объяснение конкретного, явления всегда предполагает учет не только общей (чем ограничивается генетический структурализм), но и особен­ной, специфической причины.

Сам процесс объяснения развивается по этапам:

- Может быть гипотетическое, предположительное объяснение, носящее вероят­ностный характер. Естественно, в этом случае допустимо несколь­ко гипотетических объяснений одних и тех же фактов, явлений как раз в соперничестве их формируется истина.

-Бывает высший этап объяснения - теоретическое, которое тоже имеет свои гра­дации, ступени — более полное, глубинное и менее полное, глубинное. Скажем, экономические кризисы капитализма можно объяснять отсутствием плановости в ведении хозяйства. Это будет правильно. Их можно объяснить наличием частнокапиталистиче­ской собственности. И это верно. Но более глубоким оказывается объяснение экономических кризисов капитализма антагонизмом между общественным характером производства и частной формой присвоения. Следовательно, есть резон говорить об объяснениях разных порядков, уровней: первого, второго, третьего и т. п.

Вполне понятно, что и в процессе объяснения, как во всех дру­гих познавательных актах, могут встречаться ошибки. Типичной ошибкой в объяснении является тавтология, при которой в каче­стве объясняющего используется само объясняемое. Здесь фак­тически никакого объяснения нет, тавтологическое объяснение — это кажущееся объяснение, псевдообъяснение. Примером тавтоло­гического объяснения может служить «объяснение» физиками XVIII в. тепловых процессов теплородом, а огня — флогистоном.

Другая встречающаяся ошибка в объяснении - принятие в качестве причины следствия, а в качестве следствия причины. Подобную ошибку допускают некоторые культурологи в частности при объяснении общественных явлений. С их точки зрения не материальная жизнь людей обусловливает «духовную жизнь», и является причиной этой последней, а, наобо­рот, духовная жизнь выступает основой и причиной жизни мате­риальной. Вполне понятно, что подобное превратное «объяснение» общественной жизни вовсе не является на деле объяснением.

Рис.5.3.

6.9. Вопрос истинности познания.

Считается, что основным вопросом философии является вопрос об отношении материи и сознания. Именно здесь проходит разграничительная линия между материализмом и идеализмом. Вопрос этот действительно важен. Он важен не столько для поиска его прямого решения (такое решение недостижимо как недостижима абсолютная истина и мы можем только приближаться к его решению), сколько для обозначения исходных мировоззренческих позиций философа.

Как известно, существует большое количество философских школ и течений. Что является общим для них и какая именно цель объединяет все эти философские школы?

Хотя ответ достаточно прост, он столь важен, что его нельзя игнорировать или рассматривать как нечто второстепенное. Причина в том, что

любое философское направление, любая философская школа или система (от материалистической до объективно-идеалистической или субъективно-идеалистической) всегда претендует на истинность своих основ, взглядов и выводов, т.е. на истину.

Трудно себе представить систему философских знаний, утверждающую, что ее основы сомнительны, методы ошибочны, а выводы лживы и абсурдны.

Претензия на истину есть не только претензия на действительную истинность своих взглядов, методов познания истины и мировоззренческих позиций. За этим стоит стремление занять ведущее место в сознании большинства людей, определять их цели и задачи, предлагать направления и методы решения проблем. За этим прячется желание обрести идеологическую и нравственную власть над сознанием людей, стать для них верховным судьей и главным советчиком, принося им, в конечном счете, либо реальную пользу, либо разочарование.

Итак, именно проблема поиска истины является важнейшим вопросом философии. Она включает в себя два аспекта:

1) чтобы познать истину, необходимы методы познания и наука об этих методах – методология;

2) чтобы установить, что полученные этими методами результаты являются правильными, т.е. истиной, а не заблуждением, необходима система критериев истины, которая всегда жестко связана с мировоззренческими позициями (с мировоззрением);

Теперь мы можем записать следующую формулу:

теория познания = мировоззрение + методология

Итак, можно утверждать, что первым или важнейшим вопросом философии является достоверное установление истины. Если философия не может решить этот вопрос (отсутствует система критериев истины), возникает неопределенность, которая превращает философские доводы в схоластику, в пустую болтовню, несмотря на актуальность рассматриваемых проблем. Вопрос об истинности будет решаться субъективно либо большинством при голосовании, либо мнением непререкаемого авторитета, с которым все обязаны согласиться.

Вопрос об отношении материи и сознания, как и вопрос о характере самой истины (абсолютная, объективная, субъективная и т.д.) решается в рамках самой теории познания каждой философской системы. Эти вопросы есть частные, хотя и достаточно важные, случаи основного вопроса философии. Они служат демаркационной линией, отделяющей материалистическую философию от идеалистических философских систем.