3.4. Неоевразийство и русско-националистические геополитические идеи

Первая волна интереса к евразийству, как известно, поднялась в Русском зарубежье в 20–30-е гг. ХХ в. Тогда в центре внимания данной концепции были не глобальные геополитические проблемы, а судьба России – «русская идея». Повторимся, что евразийцы исходили из того, что Европа и Запад в целом исчерпали свои духовно-исторические потенции. На смену им шла мессианская Россия как самобытная евразийская цивилизация. Основателем геополитической части евразийства был, как известно, Савицкий, идеи которого оказали огромное влияние на крупнейшего российского географа и историка Л. Н. Гумилева.

Гумилев довел до предела идею старых евразийцев (того же Савицкого) о том, что русские – это не просто ветвь восточных славян, а особый этнос, сложившийся на основе тюрко-славянского слияния. Татаро-монголы в его концепции выступают не в качестве поработителей, а в роли хранителей русского государства от католической агрессии Запада.

Эта идея продолжает оставаться аксиомой для ряда современных географов, опираясь на которую они повторяют многократно опубликованные мысли об азиатском компоненте, придерживаются тюркофилии в своих геополитических построениях, забывая, что Азия – это не только Туран старых евразийцев, но и Китай, который имеет очень серьезные внутриполитические проблемы с «тюркским» компонентом, Япония и т. д.

В качестве причин этногенеза как естественного процесса, т. е. рождение народа или государства, Гумилев выдвинул «пассионарный толчок» как результат извержения «избыточной биохимической энергии биосферы», неподдающийся никакой периодизации. Это необъяснимый синхронный всплеск биологической и духовной энергии. По мере убывания уровня пассионарности этнос деградирует.

Великороссы, по утверждению Гумилева, являются относительно «молодым» этносом, сплотившим вокруг себя суперэтнос еврозийской империи. В то же время западная цивилизация находится в последней стадии этногенеза, является конгломератом «химерических» этносов. Центр тяжести неизбежно должен переместиться к более молодым этносам.

В этой «стройной» теории недостает одного и самого важного научного критерия – критерия возраста этноса. Если, например, вести отсчет возникновения этноса, формирующегося на территории США, с момента всплеска его пассионарности, породившей войну за Независимость (1775–1783 гг.), а новый французский этнос с Великой Французской революции, то эти два этноса будут гораздо моложе евразийского.

Таким образом, и неоевразийцы, не входящие непосредственно в геополитику, опираются на географический детерминизм и противопоставление «торгашеской» атлантистской и находящейся по своему возрасту в стадии загнивания (в «зоне обскурации») цивилизации, с одной стороны, и более молодой евразийской цивилизации – с другой. Следовательно, и здесь мы сталкиваемся с возведением в абсолют противоречий России (а в будущем воссозданной евразийской империи) с Западом и ее лидером в лице США. Неоевразийцы тем не менее признают возможность геополитического компромисса с Западной Европой при условии ее переориентации на антиамериканские позиции.

Те из антизападников, которые не примкнули к неоевразийству (публикации в журналах «Третий Рим», «Русский геополитический сборник», «Наш современник»), исходили из того, что союз с тюрками и мусульманами опасен для России хотя бы в связи с различиями демографических тенденций между ними. Из-за резко превышающего естественного прироста тюрков и мусульман в сравнении с Россией, последняя просто растворится в «евразийском котле». Авторы-антизападники, не примкнувшие к неоевразийству, больше всего почитают труды Данилевского, в котором проповедовались глубокие культурные различия между Западной Европой и Россией, «научно» обосновывалось, что Россия – это особый мир, естественными союзниками которого являются все православные народы. Известно, что Данилевский выступал за создание православно-славянского геополитического союза, противостоящего и Западу и Востоку.

И. Кузьменко в статье «Геополитика Святой Руси» сформулировал геополитику русского национализма следующим образом: «Собрать Русь исходя из принципа «максимум русских на максимуме территории», но безоговорочно исключить все пограничные нерусские области, особенно на Северном Кавказе, воссоединить исконно русские (украинские и белорусские) и освоенные русскими земли. Установить русские границы. К началу следующего века русский народ может закрепиться примерно на такой линии: Пруссия – Белосток – Зеленчукская – река Кубань – Эльбрус – Прохладный – река Терек – Шевченко – остров Арал-Аральск – остров Тенгиз – остров Алаколь – китайская граница. Что касается пожеланий восстановить «империю» в границах 1917 г., то эта фантазия испаряется уже из умов самых твердокаменных «империалистов».

Националистические представления преимущественно эмоционально-публицистического оттенка в российской геополитике формируются в широчайшем диапазоне иногда в очень причудливых мотивациях доводов своей правоты, но практически всегда имеют антизападную направленность, иногда даже истерического характера. Эту их черту и подчеркивание русской исключительности среди народов мира можно (в мягкой форме) объяснить обидой в связи с резким понижением экономического, геополитического и идеологического статуса России в мире. Их проекты нередко оторваны от реальностей: в результате социалистической системы и последующих трансформаций доля валового внутреннего продукта России составляет чуть более 2% от суммарного продукта мира. Только вследствие одного этого большинство геополитических планов объективно замещается геоэкономическими проблемами, в решении которых немыслим разрыв России с Западом. Последний существенно трансформировался со времен «анаконды» Мэхэна, Маккиндера, Спикмена и даже вовсе не отражает ретроградские, хотя и очень «научные», взгляды Бжезинско- го – известного русофоба.