Россия на Ближнем Среднем Востоке в условиях постбиполярного мира (поиски фокуса внешней политики на одном из ключевых направлений)

Ближний и Средний Восток…События последних лет убедительно показывают, что этот регион уже фактически стал и чем дальше, тем больше становится эпицентром мировой политики; превращается в тот сегмент общемирового пространства, где проявляет себя повышенная геополитическая динамика, где протекают процессы, по своему масштабу и последствиям являющиеся глобальными. Возникает вопрос: почему Ближний и Средний Восток (1) становится в условиях постбиполярного мира таким важным геополитическим регионом? С чем конкретно это связано? По нашему мнению, здесь следует выделить, по меньшей мере, три важных обстоятельства.

Во-первых, с крахом Советского Союза и стремительным распадом Рах Sovietica кардинально изменилась геополитическая обстановка в мире в целом, в региональных подсистемах международных отношений в частности. Последнее обстоятельство не могло не коснуться Ближнего и Среднего Востока, изменения его места и роли в мировом раскладе сил. Если в эпоху ''Великого Противостояния'' США и СССР этот регион являл собой геополитический ''пояс'', который разъединял сферы влияния двух сверхдержав, то в течение 90-х гг. он стал превращаться в такой центр глобальной мощи, в котором не наблюдается политического и экономического единства; в такой сегмент мирового пространства, в котором налицо противоречивое взаимодействие государств, в результате чего образует силовой вакуум. Формируется то, что небезызвестный американский геополитик Зб.Бжезинский называет "мягким кластером" (2). Отличительными характеристиками Ближнего и Среднего Востока в современных условиях являются три момента: а) он не образует т.н. ''Большого политического пространства'', но и не входит в качестве подсистемы и в другое политическое пространство; б) на Ближнем и Среднем Востоке отсутствует единый ''комплекс региональной безопасности''; в) регион не ''перекрывается'' полностью какой-либо одной державой.

Во-вторых. Ближний и Средний Восток входит в обширную зону, которую исследователи и эксперты все чаще называют ''мировой зоной распространения насилия'' (чего стоят, например, только палестинский, курдский, кипрский ''узлы противоречий'' или исламский радикализм, фактически превратившийся в трансрегиональный феномен!?). Речь идет о гигантской ''проблемной зоне'', очаге перманентной нестабильности и конфликтов на обширном пространстве Передней Азии и северной Африки, охватывающей Иран и Афганистан, а также прежние азиатские и африканские владения Оттоманской империи. И стала складываться эта зона не сегодня, а еще на исходе 60-х гг. нынешнего века. Правда, тогда едва зарождавшаяся негативная динамика Ближнего и Среднего Востока своим ''клокотанием'' лишь оттеняла устойчивость ялтинской Европы. Но с годами ситуация кардинально изменилась. Негативная динамика в регионе стала резко набирать обороты. Кроме того, в 90-х гг. произошла стыковка этой ''проблмной зоны'' с соседней, не менее взрывоопасной  балканской (она точно соответствует месту встречи трех бывших империй  Порты, Австро-Венгрии и России) и наметилось расширение ближневосточного очага нестабильности к северу (с охватом Кавказа) и к востоку (с выходом на Центральную Азию, Кашимир и Синьцзян) (3).

В-третьих. В мире обостряется борьба за доступ к энергетическим ресурсам, которыми так богат Ближний и Средний Восток. Речь идет прежде всего о нефти. Ведь как для членов ''семерки'', так и для промышленно развитых стран в целом проблема доступа к нефтяным ресурсам региона, а следовательно, и контроля за транспортными коммуникациями  жизненно необходима. И в самом деле: ''Если энергия представляет собой вопрос жизненной важности для мирового сообщества, - пишут америкаснкие авторы М.Конан и Ф.Гоулд, – то может ли быть ''энергетический Хартленд (напомним, что этим термином один из ''отцов-основателей'' геополитики британский географ Х.Маккиндер называл ''сердцевину Земли''  В.Р., А.А.) иным, чем Ближний Восток, а важность доступа к нему вызывать сомнение в его значимости?'' (4). Стоит удивляться в этой связи, например, тому, какое пристальное внимание уделяют региону Персидского залива США!? Ведь здесь сконцентриоовано до 2/3 всех разведанных мировых запасов нефти…

Все вышесказанное и ряд других обстоятельств объясняют тот факт, что данный сегмент мирового пространства чем дальше, тем все больше превращается в объект геополитического проектирования и геостратегических калькуляций различных держав и внетерриториальных акторов, которые ведут здесь сегодня нешуточную игру (торг, борьбу, совершают маневры и т.д.)? И если попытаться ранжировать интересы всех великих держав на Ближнем и Среднем Востоке по степени их реализации последними, т.е. на основании принципа наибольшего участия в региональных делах, то мы обнаружим, что о достаточном присутствии в регионе мы можем говорить в отношении США, стран Западной Европы (отдельно ЕС) и России. Проявляют интерес к делам региона Китай и Индия (однако их активность носит пока ограниченный характер). Максимально активен здесь сегодня Вашингтон. Внимательно следит за событиями в регионе и Североатлантический альянс.

Закономерен вопрос: ну а что же Россия? Какое место в ее внешней политике занимает сегодня этот стратегически важный регион мира? Каковы перспективы ''нового пришествия'' Москвы на Ближний и Средний Восток? Предлагаемая вниманию читателя работа представляет собой попытку дать ответы на эти вопросы. При этом авторы стремились намеренно застрить некоторые из них, хотели сконцентрировать внимание на наиболее трудных и спорных моментах, которые далеко неоднозначно освещаются в современной политологической и общественно-политической литературе.

1

В одном из своих выступлений видный египетский публицист и общественный деятель, в прошлом министр информации в правительстве Г.Насера Мухаммед Хасанейи Хейкал заявил: ''Я не уверен, что Россия вообще имеет на Среднем Востоке какие-то интересы. Но географически вы (он обращался к русским коллегам – Авт.) расположены рядом с арабским миром и удивительно, что вы так пассивны'' (5). Что и говорить: обидные слова для представителей некогда сильной, имевшей интересы практически во всех без исключения регионах мира и глобальные амбиции, сверхдержавы. Но они обидны вдвойне, если учесть то важное обстоятельство, что они в полной мере характеризуют нынешнее состояние российской внешней политики на ближне- и средневосточном направлении.

Конечно, в той или иной форме Москва присутствует на Ближнем и Среднем Востоке. Об этом говорит динамика ее двусторонних отношений со многими странами данного региона. Так, у России существуют достаточно продвинутые, хотя и не без сложностей, связи с Турцией и создана солидная экономическая основа для сотрудничества с Анкарой. Развитию двусторонних отношений наших государсив, безусловно, способствовал визит руководителя внешнеполитического ведомства России И.Иванова в Турцию в июне 2001 г. (кстати, первый официальный визит за последние 9 лет). Судя по всему, в ближайшее время российско-турецкое сотрудничество получит дополнительный импульс в связи с начавшейся прокладкой трубопровода для транспортировки природного газа из России в Турцию. Проект, стоимостью 1,7 млрд долл. и предполагающий максимальный объем транспортировки 16 млрд. куб.м ежегодно с момента завершения проекта весной 2002 г. и 30 млрд. куб.м к 2010 г., получил название ''Голубой поток'' (6).

Достаточно интенсивно развиваются связи Москвы с Тегераном, ставшие важным фактором стабильности в регионе. Достоянием гласности стали факты тесных контактов обеих стран по вопросам ракетостроения. Москва и Тегеран договорились о проекте перевооружения иранской армии и развитии тесных связей в вопросах атомной энергетики. Кроме того, российские компании принимают участие в разработке нефтяного месторождения на юге этой страны – в Южном Парсе. На высокий уровень вышел обмен мнениями между Россией и Ираном по политическим проблемам, осуществляется их эффективное взаимодействие в региональных и ряде международных дел В современной ситуации представляется важным сходство (или близость) позиций этих стран в вопросах постконфликтного урегулирования в Таджикистане, по проблеме международно-правового статуса и режима функционирования такой уникальной водно-транспортной системы, как Каспий.

В последние годы Москва вообще уделяет Ирану чрезвычайно важное место в своих приоритетах. Тегеран  в числе тех немногих держав, которые выделяютс как главные партнеры Москвы на Среднем Востоке. И не случайно в новой внешнеполитической концепции России (обнародована в июле 2000 г.) важность развития двусторонних отношений с Ираном выделена отдельной строкой. Их наполнение уже происходит. Так, например, после отказа Москвы от своих обязательств по секретному соглашению Гор-Черномырдин резко активизировалось военно-техническое сотрудничество обеих стран, весьма выгодное для России (7).

Одним из важнейших партнеров Москвы в этом мировом регионе остается Египет. Москва тесно взаимодействует с Каиром в деле урегулирования изрядно затянувшегося арабо-израильского конфликта. На основе совпадения и близости позиций осуществляется конструктивное сотрудничество наших стран в Организации Объединенных Наций.

Традиционным партнером России на Ближнем и Среднем Востоке является Сирия. Между двумя странами поддерживаются интенсивные политические контакты. По линии Минобороны РФ предпринимаются усилия с целью возродить восходящие еще к советским временам традиции военно-технического сотрудничества. Подтверждением этого является факт достижения еще в декабре 1996 г. договоренности о поставках новых видов вооружений российского производства и модернизации сирийских вооружений. Москва стремится также содействовать налаживанию диалога между Дамаском и Тель-Авивом. Осенью того же года при посредничестве России удалось добиться снижения напряженности в треугольнике: Сирия – Израиль – Ливан.

Россия прилагает усилия в деле разблокирования ситуации вокруг Ирака. Военная операция ''Лиса в пустыне'', проведенная силами США и Великобритании, вызвала взрыв негативных эмоций со стороны мировой общественности. Оценивая американские действия в этой зоне мира, Москва сочла их, мягко говоря, ''неадекватными'' ситуации. Она же поставила вопрос о прекращении всех военных акций, угрожающих национальному суверенитету и территориальной целостности Ирака (при этом, заметим, в западной прессе появляются сообщения о тайных поставках российского оружия в эту страну). В Москве особо подчеркнули, что военная операция, проведенная Вашингтоном и Лондоном, была предпринята в обход Совета Безопасности ООН – органа, который один только обладает исключительным правом давать санкцию на т.н. ''применение силы''. В результате этого демарша российской дипломатии авторитет нашего государства в регионе вырос.

С такими странами, как Кувейт и ОАЭ, в последнее время подписаны соглашения, предусматривающие поставки российского оружия и проведение специальных консультаций при возникновении угрозы стабильности в регионе.

Можно и далее приводить факты на сей счет. Однако возникает один принципиальный вопрос: что стоит за внешнеполитической активностью России в интересующем нас регионе, которая наметилась где-то в середине 90- гг.? Является ли проводимая ею политика реализацией конкретных, четко сформулированных интересов? Если да, то каких именно?

Формулируя эти вопросы, мы исходим из схемы, согласно которой политика есть что иное, как производное от правильно понятых национально-государственных интересов. Следовательно, плохая политика есть неправильное их разумение, обусловленное либо господством в умах политиков отвлеченных идеологических схем и конструкций, чего греха таить, зачастую, почерпнутых ''на стороне'', либо доминированием грубо эгоистических (индивидуальных или узкогрупповых) интересов представителей правящей элиты или лоббирующих свои интересы в правительстве финансово-экономических группировок.

Мы отталкиваемся от тезиса, сформулированного в свое время крупнейшим предствителем политико-правовой мысли Германии ХIX в. Р.Иерингом. Последний писал в одной из своих фундаментальных работ: ''Политическое развитие народа знает правильное разумение его собственных интересов. Но есть два вида интересов: ближайшие, озязаемые, и отдаленные, доступные лишь опытному глазу. Точно так же существует и два вида политики: одна дальновидная и другая близорукая. Истинная политика характеризуется дальнозоркостью по отношению к интересу…В этом смысле истинную политику деловой жизни можно назвать политикой разумного, дальновидного человека. Плохой делец понимает лишь ближайшую выгоду, он походит на плохого шахматного игрока, который бьет пешку и через то проигрывает партию. Настоящий деловой человек жертвует пешкой и выигрывает игру. Выражаясь отвлеченно, характерной чертой плохой деловой политики служит направление ее на отдельный акт, сосредоточение ее на преходящем моменте; истинная же политика обнимает собой целое, заботится о будущем'' (8). Трудно что-либо добавить к этим словам.

Присмотримся в этой связи к политике России в интересующем нас регионе. Как же она смотрится в свете сформулированной Р.Иерингом антиномии:''хорошая – плохая политика''?

К сожалению, сегодня дать сколь-нибудь глубокий и всесторонний ответ на поставленные выше вопросы представляется достаточно сложным делом. Более того, невозможно даже просчитать, что стоит за той или иной внешнеполитической акцией России, ибо ее политика зачастую непоследовательна и противоречива, а порой (на взгляд иных критиков нынешнего режима) даже ''антинациональна''.

Говоря о настоящем и особенно недавнем прошлом российской политики на Ближнем и Среднем Востоке, следует отметить ситуацию практического отождествления интересов Москвы и стран Запада в этом жизненно важном регионе, что самым негативным образом отразилось на балансе сил в данном сегменте мирового пространства и нанесло непоправимый ущерб интересам России в регионе. Дело в том, что Советский Союз времен М.Горбачева, а затем и постперестроечная Россия в начальный период правления Б.Ельцина рассчитывали на достойное место на Ближнем и Среднем Востоке в условиях сотрудничества с Западом. Иные апологеты курса Ельцина – Козырева говорили даже о ''стратегическом партнерстве'' со США, о желательности т.н. ''глобального кондоминиума'' СССР/России и США в мире. Однако этого не произошло. США и их союзники по антииракской коалиции относительно безболезненно для себя разгромили военную машину Багдада и освободили Кувейт в 1991 г. благодаря только тому, что Москва одобрила переброску значительной части сил НАТО с европейского театра военных действий на Средний Восток. Но принесла ли по большому счету эта поддержка какие-либо реальные политические и экономические дивиденды России? Едва ли. Обратимися в этой связи к ряду фактов.

1. Так, после военного удара по Ираку, осуществленного силами коалиции во главе с Вашингтоном, Израиль, не прилагая фактически никаких усилий, получил колоссальный стратегический перевес в регионе, который США использовали исключительно в своих интересах, игнорируя при этом позицию по ключевым региональным вопросам как России, так и своих союзников в Европе и на Дальнем Востоке.

2. Контрпродуктивное для России сотрудничество с Западом привело в итоге к тому, что т.н. ''ко-спонсорство'' Москвы в процессе ближневосточного урегулирования стало, по сути, декорумом, прикрывавшем господствующую роль в этом процессе и регионе в целом Вашингтона.

3. Долговременную негативную реакцию, прежде всего у палестинцев, вызвала отмена ограничений на эмиграцию евреев из России в Израиль. Увеличение населения израильского государства привело к форсированию процесса создания поселений на оккупированных территориях и в Восточном Иерусалиме, что, в свою очередь, не только не повысило престиж Москвы в арабском мире, но выступило серьезным фактором, обострившим и без того накаленные и взрывоопасные отношения между Израилем и арабскими государствами.

4. Наконец, подыгрывание Москвы Соединенным Штатам на Ближнем и Среднем Востоке оказалось исключительно невыгодным для России и в экономическом отношении, особенно в том, что касалось отношений нашей страны с Ливией, Ираном и Ираком. Замораживание экономических связей с этими странами в угоду Вашингтону обернулось для Москвы потерей десятков млрд. долл., что значительно превышает размер займов, которые она получала и все еще продолжает получать в качестве кредитов от междунапродных финансовых институтов. Данные, которые приводят иные эксперты, просто ошеломляют: ухудшение отношений с традиционными союзниками СССР Ираком, Сирией и Ливией в первой половине 90-х гг. перекрыло нашей стране перспективу возвращения долгов на сумму свыше 35 млрд. долл, а участие России в международных санкциях против Ирака и Сирии обернулось самой настоящей катастрофой, поскольку убытки Москвы составили еще около 16 млрд. долл (9). Как говорится, комментарии излишни.

В контексте сказанного мы ни в коей мере не оправдываем ни политику поддержки международного терроризма, проводившуюся длительный период времени руководством Ливии, ни стремление Тегерана получать доступ к военным ядерным технологиям, ни агрессивные поползновения Ирака в отношении соседних государств. Но процесс урегулирования региональных конфликтов и снятие конфронтационных моментов в межгосударственных отношениях должны проходить не в одностороннем порядке (''с позиции силы'', как это имеет место у Соединенных Штатов Америки, особенно в последнее время), а исключительно при соблюдении интересов всех участников политического процесса в регионе, в том числе и России, причем исключительно в рамках международного права.

Однако получается так, что кроме малоэффективных демаршей, на фоне напористого геополитического давления Соединенных Штатов в зоне Персидского залива, заметной внешнеполитической активности Турции, лихорадочной деятельности Саудовской Аравии на Кавказе и в Центральной Азии, повышенному вниманию Ирана к этим регионам реально Москва мало что может предложить. Ведь до сих пор до конца Кремлем даже не разработана сколь-нибудь вразумительная концепция внешней политики и политики в области безопасности.

Речь идет о концепции, которая бы определила основные направления и приоритеты внешнеполитической деятельности России и в которой был бы дан четкий ответ на ряд элементарных вопросов (например, кто для России является в данный момент времени ''другом'', а кто ''соперником'', к кому она может относиться нейтрально и т.д.); где были бы обозначены основные цели и задачи российской внешней политики, а также отмечены те вызовы и угрозы внутреннего и особенно внешнего порядка, с которыми сколь-нибудь уважающее себя государство непременно должно считаться. Более того, стране необходима полноценная, многогранная, научно обоснованная государственная доктрина, которая содержала бы в себе и военную доктрину, в основании которой лежала бы понятная большинству населения страны национальная идея, и в которой Ближний и Средний Восток занял бы место, соответствующее значимости этого крупного мирового региона для России.

Только так, и не иначе, Москве можно обеспечить защиту и реализацию своих национальных интересов, а то что они есть, были и будут – это факт, не требующий особых доказательств. И в самом деле: разве может существовать полноценное государство, тем более такое крупное и имеющее длительную историю, как Россия, не формулируя своих национальных интересов? Ответ на этот вопрос напрашивается сам собой.

2

Защита социокультурной общности и удовлетворение потребностей входящих в нее индивидов и групп есть основная функция той политической общности, которую мы называем государством. В национальных интересах выражаются основные, жизненные потребности нации, народа, связанные с наиболее полной реализацией своих ресурсов, а также стремление занять то место в мире, которое максимально соответствует культурно-историческим и духовным традициям страны.

В данном контексте Ближний и Средний Восток для России имеет непреходящее значение. Ведь именно отсюда исходят опосредованные «пантюркизмом», «панисламизмом», ''ваххабизмом'' и прочими -измами наибóльшие угрозы территориальной целостности и безопасности российского государства. Но одновременно здесь же таятся и ключи к великодержавности (в хорошем смысле слова), к поступательному развитию экономики России, а значит и ключи к развитию ее интеллектуального потенциала, военно-промышленного комплекса, социальной сферы и т.п. Как тут не вспомнить слова одного из корифеев советской дипломатии А.Громыко, особо подчеркивавшего тот факт, что роль нашей страны в таком важном регионе, как Ближний и Средний Восток, к тому же находящемся в непосредственной близости от ее границ, – это ''отнюдь не роль стороннего наблюдателя''. В этой связи он приводил слова В.И.Ленина, который говорил, что ''наша ближневосточная политика есть для нас дело самого реального и непосредственного жизненного интереса'' (ПСС. Т.45. С.239). И далее резюмировал: ''Эти ленинские слова тем более актуальны сегодня'' (10).

Спрашивается: на чем же конкретно, на каких именно вопросах концентрируются сегодня интересы России в этой зоне мира?

По мнению известного отечественного специалиста, ученого-востоковеда А.М.Васильева, национально-государственные интересы России в этом регионе сегодня концентрируются на трех основных вопросах: нефть (ее экспорт/импорт, возможность влияния на ценообразование на мировом рынке), взаимоотношения с достаточно пестрым мусульманским миром (с учетом исламского фактора во внутренней политике России), арабо-израильский конфликт и пути его урегулирования (11). Мы, в свою очередь, можем добавить еще три, а именно: военно-техническое сотрудничество с рядом стран этого региона, возврат России некоторыми из них долгов, оставшихся еще с советских времен и борьбу с международным терроризмом, имеющим во многом исламскую окраску и географически ''происходит'' из этого региона.

О чем же конкретно идет речь? Рассмотрим кратко эти вопросы, правда не в том порядка, в каком они перечислены выше.

● Средний Восток – это крупнейший в мире экспортер энергоресурсов. Но экспорт углеводородного сырья является основным средством наполнения бюджета и для России. Москва постепенно теряет свои позиции на мировом рынке нефти.. Соответственно этому теряет свои доходы и государство. Поэтому в условиях длительного падения цен на ''черное золото'' и сокращения объемов его добычи в нашей стране через сотрудничество в данном вопросе с средневосточными экспортерами Россия могла бы изменить ситуацию с очевидной для себя выгодой. Образование своеобразного экспортного тандема ''Россия – Ближний/Средний Восток'' означало бы фактическое доминирование на мировом рынке нефти, а значит установление прямого контроля за ценами на это стратегически важное сырье.

● Диверсифицированные военно-технические контакты также могли бы стать важнейшим источником поступлений в общегосударственный бюджет, средством формирования устойчивой зоны влияния России в данном регионе и ликвидации возникшего дисбаланса военных потенциалов, который является причиной напряжения и конфликтности во всей ближне- и средневосточной подсистеме межгосударственных отношений. Это особенно актуально в свете острейшей конкуренции и стремления США и других экспортеров вооружений вытеснить российский ВПК с этого регионального рынка, который является одним из крупнейших сегментов международного рынка в целом. Ведь именно здесь находятся три крупнейших получателя основных видов обычных вооружений (тройка мировых лидеров) за пятилетие с 1991 по 1995 гг.: Турция (с объемом закупок в 8,096 млрд. долл.), Египет (7,138 млрд. долл.) и Саудовская Аравия (7,092 млрд. долл.)., а в мировую десятку крупнейших получателей вооружений входит также Израиль (4,293 млрд. долл).

По данным военных аналитиков, по такому показателю, как экспорт высокотехнологичной военной продукции, в 2000 г. Россия заняла почетное второе место после США, активно работая на рынке развивающихся стран, спрос которых на вооружения постоянно растет (объем продаж у России за прошлый год - 7,7 млрд. долл.; у США - 18,6 млрд. долл). И не в ее интересах, чтобы обнаружила себя тенденция к снижению объема продаж (12).

Сегодня из шести крупнейших партнеров России в этой сфере, по меньшей мере, три представляют Ближний и Средний Восток (это ОАЭ, Алжир и Сирия) и есть поле для расширения военно-технического сотрудничества с этими странами (например, с Ираном, который еще в 1994 г. тратил на военные цели сумму, равну. 13,439 млн. долл). Более того, есть возможности расширения географии такого рода сотрудничества за счет включения в него других стран региона. Как отмечают некоторые эксперты, положительным фактором, ''работающим'' на российских экспортеров оружия, является то обстоятельство, что основу вооружений вышеуказанных и ряда других стран региона составляет оружие советского и российского производства.

● Далее. На данный момент времени государства этого региона должны России порядка $30 млрд. Среди них долг Ирака (по разным подсчетам) составляет около 7 млрд. долл., Сирии – от $ 7 до 10 млрд., а ливийскаий долг вообще превышает 10 млрд. долл. (13). Для российской экономики, тем более в ее нынешнем состоянии, это достаточно большая сумма. Но, с другой стороны, понятно, что страны-''должники'' сегодня не в силах расплатиться по счетам, поэтому можно использовать этот ресурс для предоставления льгот российским экспортерам, работающим на рынках этих стран, для получения дополнительных заказов, создания преференционных условий в плане инвестиций и т.д.

● Национально-государственным интересам России также отвечает создание ''фронта борьбы'' с исламским экстремизмом и терроризмом, приобретшим в последнее время поистине глобальное измерение, но во многом имеющим ближневосточное происхождение. Мы имеем в виду проявления радикализма, впервые вышедшего на арену в конце 70-х гг. и сегодня пышным цветом расцветшего и в данном регионе, и далеко за его пределами. Его масштабы впечатляют, а технико-организационные возможности просто поражают. Настораживают также угрозы исламских радикалов (например, небезызвестного У.бен Ладена) использовать в случае необходимости оружие массового поражения или его отдельные компоненты.

Не лишним будет также обратить внимание читателя на тот факт, что отдельные сегменты Ближнего и Среднего Востока вполне подпадают под категорию ''теневых зон'', ''зон огранченного суверенитета'', т.е. в такие сегменты политического пространства, в которых орудуют силы т.н.''мирового подполья''. Речь идет о территориях, где власть перешла от официальных структур в ''другие руки'', где ни один государственный институт не действует или большая часть их парализована, где царит право силы со стороны полукриминальных или просто криминальных структур (14). Именно здесь сосредоточиваются убежища наркомафии, лаборатории по отработке криминальных методов в бизнесе и заповедники терроризма как ''нового вида войн'' (Б.Дженкинс), который может прикрываться лозунгами национально-освободительной борьбы., партизансакой войны (''герильи''), движения за права меньшинств, борьбы с ''неверными'' и т.д.

На этом фоне особенно настораживает наблюдаемое в политике США стремление столкнуть Россию с исламским миром. С этой целью Вашингтон пытается задействовать исламский радикализм, переориентировать действия исламистов с Западной Европы и США на ''южное подбрюшьея'' России и других стран СНГ. Сегодня это отчетливо проявляется на примере Чечни и в целом Северного Кавказа (15), в выдавливании России из Закавказья в связи с ''большой игрой'' на ниве нефтяной дипломатии в районе Каспия, а также в том, как Вашингтон пытается разрешить кризисные и конфликтные ситуации в других зонах мира. Непосредственную угрозу территориальной целостности России представляет активность ''ваххабитов'' в Чечне и в некоторых других северокавказских субъектах Российской Федерации (особенно в Дагестане).

 Большая часть вызовов и угроз России вызвана неурегулированностью

''конфликтных узлов'' на Ближнем и Среднем Востоке. При этом не будем забывать, что именно этот регион является эпицентром (ядром) конфронтационного поля, в которое постепенно втягиваются приграничные районы России. Попытки же со стороны ''сильных мира сего'' контролировать и управлять разрушительными тенденциями, которые господствуют сегодня в закавказских и центральноазиатских государствах, заранее обречены на провал без реального партнерства с государствами Ближнего и Среднего Востока.

В этом плане Россия заинтересована в скорейшем урегулировании арабо-израильского конфликта. Промедление в разрешении этой проблемы в конечном итоге может привести к войне (пусть даже незначительной по масштабу), но факт наличия в арсенале государств региона смертоносного оружия создает угрозу военной и экологической безопасности как на южных рубежах, так и на территориях самогó российского государства. Между тем в Израиле проживают сотни тысяч выходцев из России (по некоторым оценкам их численность приближается к миллиону), а на самой ее территории находятся крупные еврейские общины. Поэтому арабо-израильский конфликт для Москвы это не только внешнеполитическая, но в определенной мере и внутриполитическая проблема.

Особую опасность представляет эскалация напряженности в ''курдском узле'', который находится в непосредственной близости от границ России. Кроме того, на ее территории проживает большое количество курдов. И вероятность того, что ''волны'', которые может породить стремительное самоопределение Курдистана и порожденная этим череда конфликтов с соседними государствами, достигнут России в виде потока беженцев, распространения оружия, наркотиков и т.п. очень велика. Причем есть различия в том, как складывается ситуация в различных сегментах исторического Курдистана. Если, например, в турецком сегменте в течение многих лет Анкара ведет настоящие боевые действия с формированиями Рабочей партии Курдистана, то в иракском сегменте существуют органы власти и управления курдов, т.е. налицо их автономия, достигнутая в результатет многолетнего противостояния с Багдадом (фактически обеспечиваемая патронажем со стороны США). В то же время с лета-осени 2001 г. участились сообщения о резкой активизации исламских экстремистов в этом сегменте исторического Курдистана, выливающиеся в боестолкновения с протегеранскими и пробагдадскими вооруженными формированиями. И, судя по всему, произошла эта активизация не без участия У.бен Ладена и его организации ''Аль-Каида''. Последнее обстоятельство представляет уже непосредственную угрозу национальной безопасности нашей страны и требует адекватных мер воздействия на складывающуюся ситуацию.

● Но, пожалуй, самым важным национально-государственным интересом (если угодно, ''интересом интересов'') России на Ближнем и Среднем Востоке являются ее взаимоотношения с миром ислама, имеющие в современных условиях как внешнеполитическое звучание, так и внутриполитический смысл. Ведь ''исламский пояс'' начинается прежде всего в самóй России. Как свидетельствуют некоторые источники, количество мусульман в нашей стране каждый год увеличивается примерно на 400 тыс. чел., при этом что население России ежегодно в абсолютных цифрах уменьшается на 700 тыс. чел. Как показывают некоторые источники, доля мусульманского населения нашей страны выросла с 8,5 % в 1950 г. (оценка по СССР/СНГ на основании данных переписи 1937 г.) до 18,5 % в 2000г. И если дело пойдет так и дальше, то по прогнозам демографов число мусульман в нашей стране к 2025 году достигнет трети населения (16). Количество мусульман сейчас составляет (по разным оценкам) от 22 до 25 млн. чел., при том что численность населения России, составлявшая в 1997 г. около 150 млн. чел., в настоящее время уже снизилась до 146 млн. чел. (17).

Поскольку это серьезнейшая проблема, хотелось бы обратить внимание читателя на ряд ключевых моментов. Что конкретно мы имеем в виду?

Последнее время мы часто слышим широковещательные заявления различного рода политиков и общественных деятелей о том, что-де граждане России ''обречены жить вместе'', строить ''общероссийский дом'' и т.д. Но возникает вопрос: а что объединяет нас, какой ''цемент'' скрепляет столь сложный организм, каким является наше государство, в котором живут представители столь различных конфессий и культур? Вразумительного ответа на этот главный вопрос мы практически не слышим. Но ведь здесь-то и скрыта основная проблема.

По нашему мнению, для россиян на сегодняшний день необходима как бы ''двойная идентичность''. Мы имеем в виду такого рода самоопределение, которое бы производилось в двух ипостасях: с одной стороны, их идентификация как граждан многонационального и поликонфессионального государства, а с другой стороны, как людей, принадлежащих к определенному народу (нации, этносу), исповедующих вполне определенную религию и являющихся носителями вполне определенных культурных образцов. При этом обе эти идентификации должны находиться между собой в определенном балансе. Если, скажем, центр тяжести чрезмерно сместится в сторону национальной (или этнической) идентификации, как это имеет место, к сожалению, сегодня, то государство неминуемо прийдет к упадку и распаду.

Мы полагаем, что схема двойной идлентификации наиболее полно отвечает интересам как православной, так и мусульманской конфессий современной России. Но в данном случае при анализе т.н. ''двойной идентичности'' нельзя забывать о культурных факторах сближения и взаимного отторжения России и мира ислама. Здесь налицо влияние как негативных, так и позитивных факторов. Что греха таить: Москва привыкла рассматривать территории бывших южных республик Советского Союза как естественный ареал своего влияния, что нередко порождает у нее имперские амбиции и позволяет внешним силам нет-нет да и обвинять ее в неоимпериализме. Не случайно ряд наиболее критически настроенных по отношению к Москве политических движений и организаций на Кавказе, в странах Ближнего и Среднего Востока рассматривают Россию не иначе, как ''исторического агрессора'', но при этом как бедную страну, которая (в отличие от западных держав) не способна сохранить свое влияние в регионе иным путем, нежели посредством грубого применения силы.

Справедливости ради, следует сказать, что этим настроениям противостоят и позитивные факторы. В частности, хорошо известен тот факт, что представлявшие православие и ислам государства практически никогда жестко не конфликтовали между собой. Не стоит забывать и то обстоятельство, что сегодня ислам – не застывшее явление. Он меняется и делает это с целью адаптироваться к требованиям мирового рынка., к условиям, создаваемым глобальными коммуникациями, к той логике, которую влечет за собой интеграция мусульманских стран к мировую экономику. И хотя, безусловно, в исламе присутствуют крайне агрессивные, экстремистские моменты, неизбежно порождающие выплески исламского радикализма, это ни в коей мере не снижает реформаторского потенциала исламской цивилизации в целом (18).

Учитывая исторический опыт сосуществования двух конфессий в лоне одного государства, сегодняшние ресурсы, которыми обладает Россия для налаживания конструктивного диалога с мусульманскими странами, считаем, что противостояние по оси: ''Россия – мир ислама'' (русско-чеченская война, борьба с радикализмом ваххабитов на Северном Кавказе, гражданская война в Таджикистане, в которую также вовлечена Россия и т.д.) есть лишь политическая проблема, притом во многом навязанная Западом и сознательно провоцируемая им, а не производная от межцивилизационного конфликта, имеющего глобальное измерение. Стоит особо подчеркнуть этот момент. Как верно замечает И.П.Добаев, сегодня налицо явное стремление определенных кругов США и их партнеров по НАТО переориентирорвать экспансию исламского экстремизма на поликонфессиональную Россию с таким расчетом, чтобы она-то и оказалась на переднем крае противостояния христианской и мусульманской цивилизаций. С этой целью предпринимаются попытки навязать нашей стране роль своеобразного громоотвода от т.н.''исламской угрозы'', втянуть ее в военно-политическую конфронтацию с мусульманскими государствами, с различными исламскими течениями (19).

Однако не только и не столько эти внешние факторы порождают значительные трудности во взаимоотношениях Москвы с исламскими странами и народами. Мы не ошибемся, если скажем, что наибольшую трудность для сближения нашей страны с исламским миром сегодня представляют факторы внутриполититические, т.е. контрпродуктивная позиция правящей в нашей стране элиты, которая демонстрирует полное пренебрежение, а зачастую и элементарное невежество в отношении как исламских государств, так и тенденций внутрироссийского развития сил исламской ориентации.

Не будем дальше развивать эту тему. Ограничимся сказанным. Возвращаясь же к общей постановке вопроса о национально-государственных интересах нашей страны на Ближнем и Среднем Востоке, отметим, что для их защиты и реализации у России (даже в ее нынешнем, далеко не идеальном состоянии) вполне достаточно ресурсов и возможностей, которые могут обеспечить ей проведение сбалансированной, прагматичной линии во внешней политике на данном направлении. Что позволяет нам сделать столь оптимистический вывод? На то есть основания.

Во-первых, это прочный фундамент партнерских отношений с частью арабского мира, заложенный еще в бытность Советского Союза. Это, так сказать, еще ''наследие СССР''. Москва поддерживала стремление националистических режимов Египта, Ирака, Сирии и ряда других стран освободиться от постколониальных форм зависимости, пусть и в угоду логике ''холодной войны'', но тем не менее это было именно так. Армии этих государств были укомплектованы и до сих пор еще пользуются советским оружием и бронетехникой, которая, правда, уже давно нуждается в ремонте и модернизации, а значит и в помощи российских специалистов. В Иране, Сирии и Ираке в 70-80-е гг. с помощью СССР были сооружены десятки, если не сотни, промышленных объектов и объектов инфраструктуры, которые также требуют реконструкции и переоснащения. Были подготовлены тысячи специалистов из арабских государств и Ирана, знающие нашу технику и русский язык. Кроме того, как мы уже отмечали выше, Ближний и Средний Восток остается крупнейшим в мире покупателем вооружений.

Во-вторых, попытки США установить однополюсный мир, которые с каждым днем становятся все более очевидными, вызывают естественную тревогу и опасения у правящих и части оппозиционных элит стран этого региона. Россия с ее стратегическими возможностями могла бы выступить для них на определенных условиях гарантом безопасности и ликвидировать возникший с распадом СССР дисбаланс в ближне- и средневосточной подсистеме международных отношений.

В-третьих, основой для сотрудничества может выступить потенциалльно гармоничная экспортно-импортная взаимозависимость и взаимодополняемость экономики России и ряда стран Ближнего и Среднего Востока (правда, при недостатом развитии соответствующей инфраструктуры), а также совокупный контроль России и стран региона над большинством месторождений природных ресурсов, в первую очередь, топливно-энергетических. По мнению ряда экспертов (в частности, А.И.Неклессы), налицо и определенная макроэкономическая сопоставимость регионов этих стран. Идеологическая основа – контекст идей т.н. ''третьего пути''. Правда, подобный сценарий развития поддерживается рядом стран Ближнего и Среднего Востока, да и рядом других развивающихся стран только при условии, что Россия переориентирует свою внешнеполитическую и внешнеэкономическую деятельность, отказавшись следовать в ''форватере'' Запада (20).

В-четвертых, это гуманитарные контакты. Сегодня тысячи выходцев из России проживают в странах Ближнего и Среднего Востока. В свою очередь, тысячи людей из этого региона каждый год приезжают в Россию за тем, чтобы получить высшее образование. По своим возможностям это бесценный ресурс, ибо культурное влияние, духовные контакты намного продолжительнее и сильнее, чем экономические, торговые или даже политические связи.

Делая вывод, можно с уверенностью сказать: Москва, безусловно, имеет здесь свои интересы. Регион был и продолжает оставаться стратегически важным для России. Что касается ресурсов и возможностей проводить соответствующую политику, то они у Москвы есть. Их достаточно, хотя это, конечно же, не те ресурсы и не те возможности, которые были у Москвы в эпоху существования СССР.

3

По нашему убеждению, внешнеполитическая линия Москвы в этом регионе должна стать результатом взаимозависимости двух моментов: во-первых, наличных возможностей и ресурсов, и, во-вторых, конкретных целей и вытекающих из них задач. Иными словами, речь идет о новой стратегии нашего государства в этом сегменте мирового политического пространства. С этой точки зрения, наиболее адекватной тем условиям, в которых ныне находится Россия, могла бы стать политика фрагментарного изоляционизма и балансирующей равноудаленности (или равноприближенности) по отношению к основным мировым центрам силы. Что мы конкретно имеем в виду и почему именно такая стратегия сегодня может быть эффективной?

Несмотря на колоссальные потери и издержки на пути т.н.''реформ'', Россия все же сохранила определенные позиции в мире высоких технологий, на рынке вооружений и по некоторым показателям все еще считается великой державой, но прежний ''советский подход'' во внешней политике, как нам представляется, однозначно неприемлем. Во-первых, кардинально изменилась геополитическая ситуация в Евразии и политическая ситуация в самóй Россия (она, увы, более не сверхдержава). Во-вторых, главной задачей, которую призвана решать сегодня наша страна, является не возврат ею геополитического статуса СССР, а сохранение целостности и суверенитета в пределах ныне существующих границ, т.е. обеспечение национальной безопасности в ближайших по отношению к ее территории ''защитных оболочках''.

Москва не может проводить на Ближнем и Среднем Востоке наступательную политику посредством заключения стратегических союзов и альянсов, через неизбежную конфронтацию с другими великими державами и т.п. Но при этом она не может и уйти из этого жизненно важного региона мира. Единственно возможным вариантом остается своеобразная «игра» на противоречиях различных геополитических систем (тюркской, иранской, арабской) с поощрением, где это необходлимо, противостояния образующих эти системы (в качестве своего рода "ядер") государств.

Размышляя о том, какую политику (по идее) могла бы проводить наша страна в данном регионе и что могло бы характеризовать ее как "органичную" для России, уже упоминавшийся нами политолог В.Л.Цымбурский еще в начале 90-х гг. верно подметил, что она должна быть в известной мере консервативной политикой, т.е. связанной "с поддержанием по возможности спокойствия на окаймляющих ее территориях-"проливах", с наведением связей-"мостов" поверх и в обход конфликтных очагов, вспыхивающих у ее границ, с четкой, дробной проработкой системы геополитичесикх, экономических, оборонительных интересов и дифференцированным подбором союзников на каждый интерес'' (30).

Иными словами, необходим точно выверенный, гибкий регионализм во внешней политике и асимметричный подход к государствам этого региона. Последнее предполагает необходимость выделения в рамках Ближнего и Среднего Востока приоритетных субрегиональных систем (соответственно, государств), ''работа'' с которыми может принести максимальные выгоды России и которые позволят в полной мере реализовать ее внешнеполитический потенциал. Но одновременно с этим России придется дистанцироваться от ряда актуальных или потенциальных противников, геополитически ориентированных на те центры влияния, которые находятся в сфере влияния атлантистски ориентированных сил.

Как отмечает один из известных отечественных специалистов-международников, "было бы политически наивно и даже вредно игнорировать то обстоятельство, что осуществляя, а по мере необходимости и наращивая свое присутствие в некоторых регионах в качестве посредника (Балканы, Закавказье, Центральная Азия, Приднестровье), Россия способна обеспечить рост своего политического влияния, добиться выгодного для себя изменения внешнеполитического курса заинтересованных в бесконфликтном развитии государств.

Подобная вовлеченность нашей страны в международно-политические процессы современности отнюдь не всегда может и должна быть направлена на скорейшую, полную и окончательную ликвидацию "горячих точек" в мировой политике. Нельзя не признать: за подобные суждения нередко упрекают в политическом цинизме и, что еще более серьезно, есть немалые сомнения в целесообразности проведения такой политики. Но одновременно даже самые последовательные зарубежные защитники "либерального национализма" признают, что "распад любого многонационального государства способен создавать вакуум силы или новое соотношение сил между его наследниками. Эти результаты бывают стратегически выгодны другим государствам" (31). Так почему же этим не воспользоваться? В данном случае речь идет о выгодах для России, которые открываются для нее на Ближнем и Среднем Востоке в новой геополитической ситуации.

В данный момент Россия должна исходить не столько из перспективы установления многополюсного мира, сколько из большой вероятности возврата к биполярной модели межгосударственных отношений. Только теперь тот полюс, который ранее занимал СССР, скорее всего займет бурно развивающийся Китай. Даже если вариант "новой холодной войны" и не реализуется в полной мере, то определенного рода противоречия по оси: "Пекин – Вашингтон" будут оказывать существенное влияние на всю мировую динамику. Поэтому следует, наконец-то повернуться лицом к Востоку и в рамках этого поворота "не разъединять, а наоборот, собирать Евразию".

Именно таким должен быть базовый императив российской внешней политики в современных условиях. Это та естественная или, если угодно, "органическая" функция России, максимально отвечающая ее культурно-историческим и географическим особенностям и традициям. Ведь через российские просторы проходят самые короткие и дешевые пути, связывающие Атлантический и Тихоокеанский макрорегионы. В этом плане Ближний и Средний Восток – это южный полюс Евразийского континента, от стабильности и интегрированности которого зависит безопасность и прочность "континентального моста".

Уточним в этой связи два принципиальных момента. Первый из них связан с тем, что, говоря о необходимости повернуться лицом к Востоку, мы вовсе не отрицаем значимости других векторов внешнеполитической деятельности современной России. Как подчеркивает К.С.Гаджиев, ''…Россия, выходящая на многие регионы, не может не строить свою внешнеполитическую стратегию по многовекторному принципу. Здесь какой бы то ни было выбор по формуле ''или-или'' в пользу какого-либо одного направления в ущерб другим неминуемо сопряжен с крупными стратегическими просчетами''. Но верен и более общий вывод, который делает этот автор: ''В современном мире вообще не совсем конструктивна сама мысль о западной или восточной ориентации и соответствующих ориентирах внешнеполитической стратегии России, поскольку нынешние реальности таковы, что…много Востока присутствует на Западе и еще больше Запада – на Востоке.

Ныне Россия занимает не просто полуокраинное по отношению к мировым центрам положение, как это было до первой мировой войны, или положение одного из двух полюсов в двухполюсном миропорядке послевоенного периода, а срединное пространство между Европой, Дальним Востоком и мусульманским миром. В то же время она является центром притяжения стран постсоветского пространства, тем самым составляя ось новой группировки стран и народов, которая, строго говоря, не образует единого географического региона'' (32).

Таким образом, это та очевидная геополитическая реальность, с которой трудно не считаться. Но есть и второй (более значимый) момент. И связан он с тем, что можно было бы назвать геоцивилизационной перспективой развития России. Здесь необходим уже более широкий взгляд на проблему, ее рассмотрение в свете изменения фаз большого исторического цикла, или, как выражается известный отечественный политолог А.С.Панарин, мирового ''мегацикла'', который характеризуется периодической сменой цивилизационных доминант (попеременно, восточной и западнической). Исходя из этого, данный автор формулирует весьма важный тезис, который совпадает с нашей точкой зрения: ''В России, по-видимому, наступает момент решительного перелома официального господства западнического либерализма, страна вступает в новый период духовного самоопределения, связанного с поворотом к Востоку. Россию соблазняли ''открытым обществом''. Но оказалось, что последнее означает гегемонию США, победивших в ''холодной войне'', и запрет защищаться от их экономической, духовной и геополитической экспансии. Сегодня в России фактически уже сложился (хотя и не нашел еще адекватного выражения на уровне официальной политики) общенациональный консенсус относительно того, что программа ''возвращения'' России в ''европейский дом'' не состоялась и ей необходимо заново определять и свою идентичность, и свою политику'' (33).

Вернемся однако к непосредственному предмету нашего разговора. Та роль и тот вариант долгосрочной стратегии России в международных делах на ближне- и средневосточном направлении, о которых мы говорили выше, позволили бы ей в перспективе преодолеть угрозу конфедерализации, способствовали бы ее консолидации ее политического ''организма'', а заодно и развитию экономического потенциала, налаживанию дружеских связей с ''ближним зарубежьем''. Отношения с последним следует строить таким образом, чтобы создавалось стабильное и безопасное окружение России, столь необходимое ей для решения своих проблем, что, в конечном счете, позволило бы России вновь стать одним из глобальных центров силы. В свою очередь, это дало бы возможность уже на новом уровне перейти к новой внешнеполитической стратегии и новой практике во внешней политике.

В этой связи следует также добавить, что практически все экономические связи бывших южных республик Советского Союза были ориентированы на север, поэтому экспортные возможности центрально-азиатских стран, по сути, являются конкурирующими, а не взаимодополняющими. Запутанность же и напряженный характер в сфере межэтнических и межконфессиональных отношений в этих странах требуют совместной, хорошо скооперированной деятельности по разрешению ненасильственным путем вновь возникающих и уже существующих конфликтов.

Наиболее приемлемым стратегическим партнером для России может выступить Иран, являющийся страной, объективно заинтересованной в деле образования стабильного, без внутреннего напряжения ''южного полюса Евразии''. Ряд общих интересов делают Москву и Тегеран естественными союзниками, особенно если учесть заметное давление на государства Ближнего и Среднего Востока со стороны Вашингтона. Как и Россия, Иран  это многонациональная страна, где при господствующем положении ислама

шиитского толка представлены и другие религии. Поэтому устранение межэтнических противоречий, нет-нет да возникающих на периферии этого государства (в провинциях, населенных азербайджанцами, курдами, белуджами и т.д.) и в сопределеных с ним странах (например, в Закавказье и Центральной Азии), представляет для Тегерана, как, впрочем и для Москвы, первостепенную задачу, от выполнения которой во многом зависит судьба этой страны: либо распад и полная дезинтеграция государства, либо обуздание разрушительного действия этнонационалистических и сепаратистских сил.

Стремление Турции разжечь среди кавказских и центральноазиатских государств острое ощущение своей национальной принадлежности посредством их инкорпорирования в тюркский мир является дестабилизирующим фактором на ''южном полюсе'' Евразии и, очевидно, что интересы Анкары, по сути, противоположны интересам Москвы и Тегерана. ''Пантюркизм'' в этом регионе – явно конфронтационная, провоцирующая противостояние идеология, поскольку она служит основой для разрушительных межэтнических конфликтов, а в конечном счете и механизмом вытеснения России из данного сегмента мирового пространства. В данном случае предметом беспокойства для Москвы может стать усиливающийся альянс Анкары с Тель-Авивом. Он стал формироваться в начале 90-х гг. и явно выгоден Турции в плане усиления ее позиций в отношениях с малоприятными соседями: Ираном, Сирией и Ираком. В последнее время эксперты обращают внимание на возможность подключения к этому альянсу Азербайджана, который давно и тесно связан с Анкарой узами ''пантюркистской солидарности''.

Все это является еще одним весомым аргументом для образования геополитической оси: ''Россия  Иран'', которая могла бы стать серьезным противовесом реально существующей оси ''Вашингтон – Анкара''. Для более тесного альянса в качестве промежуточного звена на Кавказе вполне могла бы выступить Армения, имеющая общие границы с Ираном и объективно противостоящая турецкому влиянию в регионе. (Попутно заметим: точно такую же для России играет и Таджикистан в Центральной Азии, который может в перспективе выступить заслоном на пути возможной китайской экспансии, а заодно и буфером между Россией и перманентно нестабильным Афганистаном).

Необходимо способствовать развитию единого геоэкономического пространства, которое включало бы на начальном этапе Россию, Иран, Армению (желательно с перспективой подключения к ним центральноазиатских государств). Политические контакты необходимо скреплять тесными экономическими связями. В этом смысле реализация транспортного коридора через территорию Ирана (и, соответственно, строительство судоходного канала между Каспием и Персидским заливом) стала бы лучшим вариантом меридианальной интеграции. Этот ''трансъиранский'' канал снял бы многовековую для России проблему черноморских проливов, т.к. в этом случае они потеряли бы свое стратегическое значение. Более того, при благожелательном отношении к этому проекту со стороны Тегерана открывались бы уникальные возможности соединения по самым коротким маршрутам Евразийского геоэкономического пространства и стран, входящих в ''Индоокеанское кольцо'' (здесь ''законодателем мод'' является Индия). До реализации этого амбициозного проекта еще далеко, но плоды политики ''малых дел'' уже есть. Мы имеем в виду достижение весной 2000 г. соглашения с Ираном о наведении морской паромной переправы п.Амирабад (на иранском берегу Каспия)  п.Лагань (Калмыкия), который станет составной частью транспортного коридора ''Север-Юг'' (34).

В силу объективных причин политическое противостояние Турции и России неизбежно. И лучшим способом противодействия ее геополитическому давлению на южных рубежах России могло стать образование оборонительной геополитической оси: ''Москва – Ереван – Турецкий Курдистан''. Ведь рано или поздно проблема самоопределения Курдистана станет основной для сопредельных с ним государств. Поэтому уже сегодня необходимо делать шаги в направлении поэтапного переориентирования курдской элиты на российско-иранскую ось, подчеркивая при этом иранское происхождение курдов, с тем, чтобы в дальнейшем избежать неконтролируемого развития освободительного движения курдов, конфронтационный потенциал которого уже сейчас огромен.

Что касается внешней политики России в арабском мире, то она должна быть чрезвычайно диверсифицирована. Главной задачей Москвы здесь является разрешение существующих конфликтов, в частности арабо-израильского. В современных условиях у России нет надобности в том, чтобы содействовать превращению арабского мира в силовой полюс (''жесткий кластер'', по Зб.Бжезинскому), ибо это создало бы значительное перенапряжение региональной оси противостояния между Израилем и Ираном. Арабские государства служат своеобразным амортизатором в этом противостоянии. Консолидированный арабский мир неизбежно бы занял позицию неприятия любой гегемонии, с чьей бы стороны она ни исходила: со стороны Тель-Авива или со стороны Тегерана. В последнем случае Тегеран, переориентируя свою внешнюю политику, вынужден будет свернуть свою активность на севере (прежде всего в Закавказье и Центральной Азии), а это привело бы к серьезному столкновению интересов Турции и России, чего Москва должна любым способом избегать. В настоящее время активность Турции уравновещивается внешнеполитической деятельностью Ирана, но если последний перестанет быть заметным игроком на закавказском и центральноазиатском ''поле'', то амбициозным планам Анкары по формированию тюркского пояса от Боснии до Синцьзяна, кроме России, просто некому будет противостоять.

Поэтому в ее интересах, при участии государств Среднего Востока и великих держав, выработать дополнительные (к уже существующим) структуры и механизмы по урегулированию арабо-израильского конфликта и на основе совместных усилий перевести геополитическую динамику палестинского конфликта в позитивное русло, придать новый импульс мирному процессу на Ближнем Востоке, а значит прервать нарастание конфронтационных тенденций в регионе.

Достаточно перспективными с точки зрения разрешения ''ближневосточного тупика'' выглядят отношения с Израилем. Конечно, роль России в регионе сегодня несравненно меньшая, чем некогда всесильного СССР, но она уже во многом и другая, не подверженная логике ''холодной войны''. Однополюсный мир, построение которого Вашингтоном видится исключительно по американским стандартам, а также мини-вариант этого Pax Americana, устанавливаемый на Ближнем и Среднем Востоке, весьма далек от совершенства. Он не решил прежде и не решает сегодня проблемы Израиля. Американское присутствие в регионе не предотвратило бомбардировок Израиля в ходе войны в Персидском заливе, не говоря уже об обстрелах севера этой страны с территории Ливана силами ''Хезболлах''. Американские инвестиции в израильскую экономику оказались не так уж велики, а американо-израильские отношения (при отсутствии у США потребности в Израиле как региональном форпосте борьбы против советского влияния на Ближнем и Среднем Востоке) значительно охладились. Эти расхождения в позициях Израиля и США Москва, безусловно, должна использовать в своих интересах.

Москва, конечно, внимательно следит за усилившимися в последнее время контактами Израиля с Турцией. Они касаются выгодного Тель-Авиву экономического и военного сотрудничества (в частности, упрощенного обмена военными и гражданскими технологиями, сельскохозяйственными ноу-хау и т.д.), которое усиливает позиции Израиля во враждебном арабском окружении. Однако пока альянс Анкары и Тель-Авива не воспринимается Москвой как сколь-нибудь серьезный вызов или угроза национальной безопасности.

Конечно, экономические интересы России в сообществе арабских государств и в целом исламском мире сегодня несравненно шире, чем в Израиле. Но следует помнить, что Россия с ее близостью к региону, с повышенным риском сепаратизма некоторых территорий на южных границах, с опасностью политического экстремизма и терроризма и т.д., более чем кто бы то ни было из международных посредников, заинтересована в прочном и устойчивом урегулировании длительного конфликта в Палестине, в развязывании ''узлов противоречий на юге Ливана, на Голанских высотах и т.д.. И не взирая на то, что сама Россия характеризуется политической неустойчивостью и экономической нестабильностью (это непременные характеристики системы, находящейся в переходном состоянии), она не может устраниться от конфликтной ситуации на Ближнем и Среднем Востоке, предоставив разрешение арабо-израильского конфликта другим державам или вообще пустив дело на самотек.

Для успешной реализации меридиональной стратегии по оси: ''Север-Юг'' России должна усилить свою внешнеполитическую активность по всем каналам: дипломатическим, экономическим, военным, гуманитарным и т.д. Отсутствие материальных ресурсов необходимо компенсировать тем, чтобы умело строить свою дипломатию с использованием всех возможных средств: использования права голоса в Совете безопасности ООН, своего остаточного влияния в регионе, знания ситуации и исторических прецедентов, ведения тонкой игры на противоречиях региональных центров силы (при отсутствии жесткой зависимости от них) и т.д. Исходя из этого, подчеркнем: сегодня особенно важен прорыв на том направлении внешней политики нашего государства, которое напрямую выводит его к обширному и весьма разнородному миру исламских стран, пространственным ''ядром'' которого является регион Ближнего и Среднего Востока. Это обстоятельство и делает данное направление одним из ключевых векторов внешней политики России на мировой арене в условиях постбиполярности.

Примечания и сноски

1. Говоря о политико-географических параметрах интересующего нас региона, мы опираемся на франкоязычную традицию в употреблении терминов ''Ближний Восток'' и ''Средний Восток'' (в нашей литературе ее придерживается такой известный ученый-востоковед, как А.М.Васильев). По нашему мнению, она в большей мере, нежели модная сегодня американская традитция, соответствует истине. Согласно этой традиции, географически Ближний Восток – это все арабские страны, лежащие восточнее Ливии + Израиль, а Средний Восток – это "квартет", состоящий из Турции, Кипра, Ирана и Афганистана.

В современных условиях, тем более учитывая геополитическую динамику этой обширной части мирового пространства, трудно четко отделить (как таковые) Ближний Восток и Средний Восток. Не случайно все чаще, особенно в отечественной литературе, встречается объединяющий термин: "Ближний и Средний Восток", что, с нашей точки зрения, представляется правильным.

2. См. об этом: Brzezinski Zb. Out of Control. Global Turmoil on the Eve of the Century. N.Y., 1993. P.205-212.

3. См. Цымбурский В.Л. Сердцевина Земли или остров на материке // Россия. 1991. № 51.

4. Conant M.A., Gold F.R. The Geopolitics of Energy. Boulder (Colo)., 1978. P.5.

5. Егорин А.З. Египет нашего времени. М., 1998. С.330.

6. Стоит заметить, что это один из самых амбициозных проектов ''Газпрома'', связанный с дальнейшим закреплением этой компании на турецком рынке, который уже сегодня на 2/3 контролируется ею. Реализация проекта должна дать российскому бюджету 25 млрд. долл. чистой прибыли за 25 лет. Соглашение с турецкой стороной было подписано премьер-министром России В.Черномырдиным еще в декабре 1997 г., сама же сделка была заключена между ''Газпромом''и итальянской комапанией ЭНИ в ноябре 1999 г. При этом ''Газпром'' и ЭНИ выступили соучредителями компании ''Блюстримпайплайн'', которая становится владелицей морского части газопровода (кстати, самого глубоководного в мире) протяженностью 200 км. Собственник и оператор сухопутной части ''Голубого потока''  'Газпром'' (см. об этом: Гаджиев К.С. Геополитика Кавказа. М., 2001. С.455-456).

7. См. Сажин В. Каковы рамки российско-иранского партнерства? // НГ-дипкурьер. 2001. № 4.

8. Иеринг Р. Цель в праве. СПб, 1881. С.406-407.

9. См. Бажанов Е.П. Эволюция российской внешней политики // Современные международные отношения: Учебник. М., 2000. С.496-497.

10. Громыко А. Памятное. Кн.2. М., 1988. С.200.

11. См. Васильев А.М. Будущее российской политики на Ближнем Востоке // Вестник РАН. Т.68. №6. 1998. С.501.

12. См. об этом: Ваганов А. США и Россия вооружают ''исламскую дугу''. Мировая торговля оружием как индикатор геополитических интересов супердержав // Независимая газета. 2001, 23 августа.

13. См. Васильев А.М. Указ. соч. С.495, 501.

14. См. об этом подробно: Рофер К. ''Теневые зоны'' на карте мира // За рубежом. 1992. № 26-27.

15. Как говорится, факты – упрямая вещь. О ''двойном стандарте'' Запада в отношении Кавказа, о том, как явно или неявно он потворствует сепаратистам и национал-радикалам, ''торопя'' распад России, свидетельствует, например, та геополитическая спешка в отношении региона, которая прослеживается даже в используемом официальном языке и визуальных образах. Как свидетельствует известный ученый-этнополитолог В.А.Тишков, ''в официальных документах Европейского Союза применительно к Северному Кавказу господствует заимствованное из бытового российского языка клише ''Россия и Кавказ'' или ''агрессия России на Кавказе''. Одна из последних карт мировых конфликтов, подготовленная ассоциированной при ООН конфликтологической службой, в перечне стран с насильственными конфликтами показывает Чечню и Дагестан при отсутствии России вообще как некоей territoria nullis'' (Тишков В.А. Вперед, назад или в никуда? (Северный Кавказ: проблемы и политика) // Вестник Миротворческой миссии на Северном Кавказе. Вып.2. Пятигорск, 1998. С.27).

16. Свободный Египет. 1997, 17 октября.

17. Существуют, правда, и более скромные оценки доли мусульманского населения в общей численности населения современной России. Так, в экспертном докладе ''Ислам в неисламском мире'' М.Тульский приводит такие данные: в 1989 г. в нашей стране мусульмане составляли 11,83 млн. чел. В 1999 г. по расчетам демографов, основанных на данных Госкомстата о естественном приросте и миграциях, их численность увеличилась до 13,17 млн. чел., т.е. составила 9% населения страны (см.: Независимая газета. 2001, 29 сентября).

18. Васильев А.М. Росcия и мусульманский мир – партнеры или противники? // Известия. 1998, 11 марта.

19. См. Добаев И.П. Исламский радикализм в международной политике (напримере регионов Ближнего и Среднего Востока и Северного Кавказа). Ростов-на-Дону, 2000, С.4.

20. Неклесса А.И. Россия в новой системе координат – цивилизационных, геоэкономических, геополитических // Цивилизации и культуры. Научный альманах. Вып. 3: Россия и Восток: геополитика и цивилизационные отношения. М., 1996. С.68-69. См. также: Ходов Л. Рынки стран Персидского залива и возможности российского экспорта // Внешняя торговля. 1998. №1.

30. Цымбурский В.Л. Указ. соч.

31. Фельдман Д.М. Международные отношения и конфликты будущего столетия // Космополис. Альманах 1999. М., 1999. С.140-141.

32. Гаджиев К.С. Геополитика. М., 1997. С.349, 347-348.

33. Панарин А.С. Двуполушарная структура мира: переосмысление дихотомии ''Восток – Запад'' // Восток (Oriens). 1998. №2. С.26.

34. Этот путь в 1200 км из Азии в Европу (от Индии через Бендер-Аббас на юге Ирана и далее на север к Амирабаду, затем по Каспию к порту Лагань) в 6-7 раз короче, чем традиционный маршрут через Красное море и Суэцкий канал, Средиземное море и вокруг Европы. Груз, который будет отправляться из Бендер-Аббаса на берегу Персидского залива пройдет путь в Берлин через Лагань и Элисту за 7 суток. При этом время доставки грузов будет в 5 раз меньше, чем при традиционном маршруте через Суэц и вокруг Европы.