А. Подветвь «Проблема символа», в которой выяснилось, что воображение имеет не только гносеологическую природу, но и эстетическую

Пришли сообщения – Станиславы Рустанович «Изначальное творчество» и Артема Перекресного «Механизм комбинаторного творчества», выражающих две крайних точки зрения на творческую природу воображения. С.Рустанович: «Творческое воображение можно определить как способность находить общее посредством формы эстетических созерцаний». А.Перекресный: «Наиболее мощным творческим инструментом является комбинаторная способность описательных и естественных языков…»

Мой антитезис о неподъемности проблемы символа для философии Канта {I.4} вызвал поддержку М.Симона и недоумение у А.Перекресного.

Вот мой ответ А.Перекресному «Воображение или симболирование?».

< Начну издалека, с примера, затрагивая попутно тему комбинаторного творчества. Допустим, я творю стихотворение, и мне надо подобрать рифму к слову «любовь». Я могу взять словарь рифм и выбрать тысячу подходящих слов. Плюс я могу взять 33 буквы русского языка и скомбинировать из них еще тысячу удобоваримых рифм. Спрашивается, будет ли такая комбинаторная работа творчеством? Не знаю, как где, но в поэзии, однозначно, нет. Конечно, комбинирование, как технический прием играет определенную роль в поэтическом воображении, но эта роль индифферентна сути творчества. Допустим, какой-нибудь гений комбинаторики переберет в уме за секунду сотню рифм, а в итоге вставит в стихотворение какую-нибудь «кровь». Никто не скажет: он творец. Скажут: он дилетант, профан, воспроизводитель поэтических штампов. И наоборот, кто-то вовсе не комбинируя, сразу, слету, в силу поэтической интуиции сотворит что-нибудь подобное гениальному поэту Виталию Кальпиди:

«Когда бы это была любовь, я пригласил бы её в кино», –

поди, так мог написать Ли Бо в Китае восьмого столетия, но… [3]

Поэтическое творчество – не в комбинаторике. Поэтическое творчество – в поэтическом воображении, способном создать и оценить наилучшую и, как правило, единственную комбинацию слов – как гениальную и несущую новую эстетическую идею. В связи с этим полностью согласен со взглядом Станиславы Рустанович в «Изначальном творчестве» на избирательную функцию эстетических идей. Думаю, механизм эстетических идей в полной мере работает и в научном, и в философском творчестве.

Среди эстетических идей выделяется особый вид, к которому принадлежит символ. Если тривиальный эмпирический образ базируется на чувственности, то символ базируется на эстетической идее. Символ (ср. греч. – соединитель) соединяет, синтезирует в себе 1) эмпирический образ, 2) трансценденции воображения и 3) имманенции гениальностного творчества – в особую эстетическую целостность. И здесь я полностью солидаризируюсь с С.Катречко в придании термину «целостность» категориального значения. «Ли Бо в» – это не образ, это символ любви лирического героя к Кате Поплавской, символ, несущий новую эстетическую идею мерцающей целостности творческого самовосприятия, недоступного никакой комбинаторике. Та же категория «целостность» – это не понятие-образ, это метафизический символ, трансцендентально синтезирующий множество мерцающих эмпирических целостностей.

Однако в учении Канта не найти понимания символа как особой творческой целостности. Там есть «образ» и «схема», а «символа» нет. В этом смысле я и говорил о неподъемности этой темы, отнюдь не умаляя гений Канта, которого я очень люблю. Просто для «символа» не подошло время. Однако импульс к символизму Кант тем не менее дал. Этот импульс развили романтики (см. последний абзац сообщения Вадима Васильева) и далее французские и русские символисты. Если процедура создания образа и сведения в образ называется – воображением, то процедуру создания символа и сведения образов в цельность символа можно назвать восимболированием. Или просто симболированием. >

Станислава Рустанович, не поддержав «символ», подтвердила ориентацию на эстетику: «Эстетическая идея как символ закроет и без того не «поддающуюся демонстрации» идею. Поэтому, на наш взгляд, целесообразней рассмотреть возможность представления эстетической идеи как схемы. В этом смысле выраженную эстетическую идею можно интерпретировать как образ».