Груз личности.

Бессознательное уверенно прокладывает себе путь в творчестве историков. Вопрос этот исследован недостаточно, но основания для такой постановки вопроса есть.³

Эволюция научных интересов в течение жизни – это тоже история личностной сути учёного-историка. Поэтому необходимо учитывать и прояснять политическую, религиозную и общественную активность автора исторического произведения. Страсти затуманивают сознание, делают людей пристрастными. В таких случаях обычно говорят, что автору не достаёт «отстранённости». Иными словами, в некотором смысле для того, чтобы «схватить» историю, нужно подождать, пока она «остынет». Однако, 200-летие Французской революции продемонстрировало, что двух веков оказалось недостаточно, чтобы охладить страсти. Конечно, истории нужна определённая отстранённость, но отстранённость не создаётся автоматически благодаря удалению во времени.⁴ Отстранённость создаётся трудом историков, стремящихся к объективности. Как говорит Роберт Франк, история настоящего не должна быть непосредственной, спонтанной историей, надо преодолевать ту спонтанность, а для этого историку не следует спешить с наведением мостов и поиском опосредований между настоящим и своей интерпретацией его истории. Это, в частности, предполагает выяснение вопроса о его личном участии в описываемых событиях.⁵

А.-И.Марру, ссылаясь на Б. Кроче: «Любая истинно историческая проблема (то есть то, что Кроче противопоставлял «анекдоту», возникшему из чистого и тщётного любопытства), даже если она касается самого отдалённого прошлого, есть не что иное, как драма, разыгрывающаяся в сознании сегодняшнего человека: это – вопрос, который историк задаёт сам себе, как он есть, «в реальной ситуации» своей жизни, своего времени».¹

Пренебрегая этой включённостью исторического вопроса в сознание историка, находящегося и здесь и там, мы тем самым одурачиваем самих себя.²

А.-И.Марру: Вскрывать причины его (историка) любопытства. «Мне кажется, что научная честность требует, чтобы историк путём сознательного усилия определял направленность своей мысли, вносил ясность в свои постулат (в той мере, в какой это возможно); чтобы он показывал себя в действии, заставлял нас присутствовать при генезисе его труда: как и почему он выбрал тему и почему сформулировал её именно так; что он искал в ней и что нашёл, пусть он опишет свой внутренний маршрут, ибо всякое историческое исследование, если оно действительно плодотворно, предполагает некое продвижение в душе самого автора: «встреча с другим», неожиданности и открытия обогащают и преобразуют его. Одним словом, пусть он представит нам весь тот материал, который скрупулезная интроспекция в состоянии дать ему для того, чтобы по терминологии Сартра предложил называть «экзистенциальным психоанализом».³

«Экзистенциальный психоанализ» это работа по выявлению мотиваций, очищение, отсечение лишнего. Создаваемая историей отстранённость – это также отстранённость по отношению к самому себе и своим собственным проблемам.⁴

Объективность не может проистекать из позиции, на которой стоит историк, ибо его точка зрения является необходимо обусловленной, необходимо субъективной. Скорее следует говорить не об объективности, а о беспристрастности и правде. Но ведь они сами могут появиться только стараниями самого историка, поскольку находятся не в начале, а в конце его работы. А это в свою очередь усиливает значение метода.⁵

Времена истории.

Непрофессионал прав, когда узнаёт исторический текст по наличию в нём дат. Это не без злорадства отмечал Леви-Строс.⁶

Первая особенность времени, в которой, в общем-то, нет ничего удивительного: время истории – это время различных общественных коллективов: обществ, государств, цивилизаций. Это время, служащее ориентиром для всех членов некоей группы. Военное время всегда тянется очень долго, революционное время было временем пролетевшим очень быстро. Колебания исторического времени являются коллективными. Поэтому их можно объективировать.⁷

Унификация времени: христианская эра.

Христианское летоисчисление утверждается в христианском мире лишь в XI веке от Рождества Христова. Утверждение христианской системы летоисчисления положило конец представлениям о цикличности, повторяемости времени. Впервые возникло представление о всеобщей истории человечества. Таким образом, были заложены основы для представления о последовательном развитии общества. Появились предпосылки для нарративной, каузальной логики, связывающей факты друг с другом в определённой временной последовательности.¹

Для христианского мира, по крайней мере до эпохи Возрождения, конец света был в действительности единственным настоящим конечным пунктом времени.²

Гуманисты и деятели Реформации воспринимали только стационарное время: они надеялись возродить уровень древних, но не превзойти его. Только к середине XVI века начинает зарождаться идея возможного прогресса.³

На протяжении XVII – XVIII веков формируется современное представление о времени как процессе приумножения разумных начал и здравомыслия.

По прошествии трагического XX века мы знаем, что будущее может быть и худшим, по крайней мере, временно. Мы не можем разделять оптимизм XIX века. Но этот оптимизм остаётся в представлениях наших современников, которые едва ли верят, что уровень жизни перестанет повышаться. Слова «регресс» и «возврат назад» используются в негативном значении.⁴

Историческая реконструкция времени.

Время, история, память.

Оценки тесно связаны с тем образом жизни, которому отдаётся предпочтение. Чтобы сравнить два образа жизни, придётся написать их историю. Вот почему по-мнению Коллингвуда революционеры могут считать, что совершаемая ими революция является прогрессом лишь в той мере, в какой они также являются историками, то есть в той мере, в какой они способны понять тот образ жизни, который, несмотря на это, отвергают.⁵

Отказ от телеологической точки зрения не позволяет историку допустить существование чётко направленного времени, каким оно представляется современникам. Сами исследуемые процессы своим ходом сообщают времени определённую топологию. Прогноз возможен не в форме апокалипсического пророчества, а прогноз, направленный от прошлого будущему, опирающийся на диагноз, основанный на прошлом, в целях возможного развития событий и оценке степени его вероятности.¹ Рейнгарт Козеллек: Пророчество и прогноз. «В то время как пророчество выходит за горизонт просчитываемого опыта, прогноз, как известно, сам вкраплён в политическую ситуацию. Причём в такой степени, что сделать прогноз уже само по себе означает изменить ситуацию. Прогноз таким образом, – это сознательный фактор политического действия, он делается в отношении событий путём обнаружения их новизны. Поэтому каким-то непредсказуемо предсказуемым образом время всегда выносится за пределы прогноза».²

Память, как и история, имеет дело с уже прошедшим временем. Разница лишь в отстранённости, в объективации. Время памяти искривлено, видоизменено, переработано в зависимости от последующего опыта, наделившего его новыми значениями.

Время истории строится вопреки времени памяти. История – это не память. Заниматься историей никогда не значит пересказывать свои воспоминания. Заниматься историей означает конструировать научный объект, историзировать его и историзировать его в первую очередь за счёт реконструкции его структуры в её последовательном развитии. Сама эта структура выстраивается историком благодаря специальной работе, являющейся частью ремесла историка.