Понимание и порядок смысла.

Блок и Февр были против превращения своего объекта изучения в абстракцию. Чтобы сформулировать закон физик абстрагируется от конкретных условий, в которых происходит явление, и оставляет только абстрактную экспериментальную ситуацию, сводимую к нескольким параметрам.

Вписывание исторического явления в некую временную реальность не может быть чертой, которая абсолютно отличала бы его от других типов явлений. История начинается там, где одни события являются причиной последующих событий.¹ Важно не следование, а сцепление. Для истории недостаточно, чтобы факты располагались в хронологическом порядке; необходимо влияние одних фактов на другие.

Поль Рикёр. Цель введения понятия «понимание» – придать наукам о человеке научную респектабельность»², легитимность наравне с науками в собственном смысле этого слова. Пусть история не наука, но это вовсе не означает, что она является субъективным мнением и историки могут говорить то, что им вздумается. «Между наукой и простым мнением, между знанием и «частным соображением» существуют строгие способы познания, с полным правом претендующие на истинность; их то и пытаются выразить через понятие понимания, предлагающую свойственную этому порядку явлений модель интеллигибельности».³ Понимание не сводится только к поиску мотивов. Понимание распространяется на поступки, наделённые смыслом облечённые ценностями, даже тогда, когда это происходит неосознанно и люди просто адаптируются к сложившейся ситуации. Есть разница между действиями, которые субъективно направляются намерениями или верованиями индивидов, преследующих свою цель – или осуществляющих свою мечту – независимо от реальных условий (так называемая субъективная целерациональность), и действиями, которые направляются разумом и адекватны сложившейся ситуации (объективная рациональность правильности).⁴

Есть факты человеческой истории, в которых роль намерений весьма мала – настолько ограничена в них свобода действия: таковы, например, зерновые кризисы, а отсюда повышение цен на хлеб, голод и увеличение смертности сами по себе не относятся к области мотивов и доводов в противоположность вызвавшим их причинам, но это ситуации, к которым современники вынуждены приспосабливаться и которые они должны осмысливать.

Внутренний опыт и рассуждение по аналогии.

Суть понимания состоит в его укорененности в жизненном опыте субъекта.⁵

Вильгельм Дильтей: Внутренний опыт и реальность.

«Созидание (наук о духе) исходит из жизненного опыта, оно идёт от реальности; оно состоит в том, чтобы проникать всё глубже в историческую реальность, чтобы подробнее исследовать её, приобретать всё более широкий взгляд на неё. Сюда не включают никакие гипотезы, которые не предполагали бы нечто сверх данного. Ибо понимание проникает в формы выражения чужой жизни благодаря перемещению, совершаемому на основе полноты личного опыта».

«Это понимание означает не только специфический методологический приём, который мы применяем в отношении таких объектов; речь идёт не только о разнице (для наук о духе и наук о природе) в положении субъекта относительно объекта, о типе подхода, о методе; но, кроме того, приём понимания объективно основывается на том, что внешний элемент, составляющий объект наук о духе, абсолютно отличен от внешнего элемента наук о природе. В этих внешних реальностях объективировался дух, в них отвердели цели, в них реализовались ценности, и именно это вписанное в них духовное измерение схватывается пониманием. Между мной и этими реальностями существует жизненная связь. Их целенаправленный характер находит своё обоснование в моей способности ставить цели, то прекрасное и хорошее, что в них есть, основывается на моём умении устанавливать ценности, а их доступность пониманию обуславливается моим интеллектом».

«Во внешней природе взаимосвязь явлений выводится из связи абстрактных понятий. Наоборот, в мире духа внутреннее единство переживается и понимается исходя из пережитого. Гармоническое единство природы абстрактно, а психические и исторические сцепления являются живыми, проникнутыми жизнью».¹

Одно замечание: получается, что если мы не переживали ничего подобного, то мы не в состоянии познать историческое событие? Данное предположение исходит из неизменности человеческой природы. А если она меняется?

«Мы понимаем самих себя и других живых существ лишь в той мере, в какой переносим содержание нашей жизни на любую форму выражения жизни, будь то наша собственная или чужая жизнь. Поэтому соединение внутреннего опыта, его выражения и понимания всюду является тем специфически способом, с помощью которого человечество становится объектом наук о духе».²

Как действует историк, который хочет понять или объяснить в обычном, не научном смысле слова какое-либо историческое явление? Как правило, он старается свести его к явлениям более общего порядка, либо найти глубинные или случайные причины, его вызывающие. Так, причинами Великой французской революции были экономическая ситуация, развитие общественной мысли, подъём буржуазии, финансовый кризис монархии, плохой урожай 1787 года и т.д.³ С точки зрения логики объяснение историка не отличается от объяснения обычного человека. Способ рассуждения, применяемый при объяснении причин Французской революции, не отличается от того, с помощью которого человек с улицы объясняет причины дорожного происшествия или результаты выборов. В основе своей это тот же интеллектуальный приём, лишь утончённый, улучшенный с учётом дополнительных факторов.¹

Всё это равносильно констатации того, что исторический метод как таковой не существует. Есть, конечно, критический метод, позволяющий строго устанавливать факты, чтобы оценивать законность выдвигаемых историком гипотез. Но историческое объяснение – это объяснение, которое практикуется ежедневно. Историк объясняет стачку железнодорожников 1910 года с помощью рассуждений, ничем не отличающихся от тех, которые использует пенсионер в своём рассказе о стачке 1947 года. Он применяет к прошлому те типы объяснений, которые позволили ему самому понять пережитые им лично ситуации или события.²

Историк рассуждает по аналогии с настоящим, он переносит в прошлое способы объяснения, доказавшие свою пригодность в каждодневном опыте всех и каждого. Это, кстати одна из причин успеха, которым история пользуется у широкой публики: чтобы вникнут в содержание книги по истории, от читателя не требуется никакой специальной подготовки.

Разумеется, рассуждение по аналогии предполагает одновременно преемственность времени и его объективацию. Те взаимные переходы между настоящим и прошлым, которые мы анализировали выше, здесь оказываются поистине фундаментальными. Это рассуждение основано на постулате о проходящей сквозь века глубинной преемственной связи между людьми. Оно предполагает обращение к предшествующему опыту деятельности и жизни людей в обществе. Весь этот опыт является связующим звеном между пониманием и пережитым.³

Человеческая природа меняется, вследствие этого меняются подходы к оценке пережитого, общественного опыта?

История как приключение.

История и общественная практика.

Тот, кто не жил в обществе, не может понять истории.⁴

Наличие связи между вовлечённостью историка в общественно-политическую жизнь и развитием научных изысканий – несомненно. Чем шире сфера личного опыта историка, тем легче ему понять различные исторические ситуации. Для Блока таким опытом стала война 1914 – 1918 годов, а для Лабрусса участие в социалистическом движении.⁵ Однако историк не может опираться только на свой личный опыт. Поэтому он вынужден опираться на опыт других. Историк нуждается в проводниках, которые указали бы ему путь к пониманию незнакомого универсума. Объяснение прошлого основывается на аналогиях с настоящим, но же в свою очередь, питает объяснение настоящего. Именно это обстоятельство служит оправданием необходимости преподавать историю детям и подросткам.