22 Арістотель про катарсис

КАТАРСИС (от греч.– очищение) – термин древнегреческой философии и эстетики, выражающий синкретический характер этического, эстетического и религиозно-мифологического сознания, а также существенные интенции и свойства эстетического переживания. Согласно Ямвлиху, катарсис как особый метод очищения души с помощью музыки был разработан Пифагором.

Аристотель развивал не столько метафизическое, сколько естественнонаучное (медицинское) и художественно-эстетическое понимание катарсиса. Учение о трагическом катарсисе излагается в 1-й кн. «Поэтики»: «трагедия есть подражание действию важному и законченному, имеющему определенный объем (подражание) при помощи речи, в каждой из своих частей различно украшенной; посредством действия, а не рассказа, совершающее путем сострадания и страха очищение подобных аффектов». Трагедия вызывает в душе чувства «сострадания и страха» – сострадания к безвинно несчастному, и страха – перед несчастьем человека, подобного нам. В ходе драматического действия страх заменяется страхом осознанным, сострадание становится истинным, а подавленное настроение сменяется настроением гармоничным и уравновешенным, – т.о. сознание человека очищается от аффектов.

Так, по мнению Аристотеля, человек может использовать различные виды искусства. Но механизм, с помощью которого достигаются такие целебные результаты, представляет собой предмет бесконечной дискуссии. Аристотель говорит нам, что это лече­ние—гомеопатическое: сострадание излечивается состраданием, страх—страхом, религиозный экстаз—экстазом. Но как узнать более подробно о действии столь чудесного катарсиса?

Аристотель считал, что душевные заболевания аналогичны телесным. А тело заболевает в том случае, если один из состав­ных его элементов чрезмерно увеличивается; так и душа испы­тывает боль, когда одно из ее природных свойств доведено до излишества. Для того чтобы тело чувствовало себя хорошо, надо поддерживать в нем должное равновесие между теплом и холодом. Обычно заболевание возникает оттого, что берет верх холод, и тогда излечение производится введением боль­шего количества тепла, чтобы тем самым добиться равнове­сия в организме и восстановить соответствующую темпе­ратуру тела.

В целях развития моральных качеств души лица, ответ­ственные за воспитание молодежи, учителя и законодатели, обязаны, по мнению Аристотеля, добиваться, чтобы поведение молодых людей отвечало разумным требованиям и чтобы они не были излишне робки или слишком развязны, чересчур расто­чительны или чрезмерно скупы. Соблюдение золотой середины в функционировании души и тела—идеал медицины и этики. для Аристотеля душа не является чем-то отдельным от тела; душа—это осуще­ствление, реализация или форма тела, и то, что причиняет ущерб или приносит пользу душе, так же вредно или полезно для тела, и наоборот.

Нам теперь ясно, что если, по мысли Аристотеля, драмати­ческие произведения и музыка являются лечебными средствами, то они должны восстанавливать нормальное функционирование души и тела, страдающих от недостатка или избытка чего-либо. Они должны постепенно приводить организм человека в нор­мальное состояние, используя во всех случаях его расстройства принцип золотой середины. Далее, непременным условием для успешного взаимодействия между искусством и организмом человека Аристотель считал сходство в основном между воздей­ствующей силой и объектом воздействия, причем разница между двумя сторонами заключается в том, что одна оказы­вает влияние, а другая ему подвергается. Активная сила изменения возникает в пределах общей основы из столкновения противоположных элементов, из которых один действует, а другой подвергается его воздействию. Условия, благоприятствующие творческой активности во всем космосе,—не просто сочетание сходного со сходным, то есть бесполезное повторение, и взаимное приспособление противоположных элементов. Правильное соотношение должно приспособить два различных елемента один к другому.

Так, мы видим, что музыка и драма должны быть, по мне­нию Аристотеля, не только пассивно приятными, но также и активно действующими и преобразующими душу; они должны соответствовать тому психофизическому состоянию, которое будет подвергнуто их воздействию. Таким образом, сострадание должно воздействовать на сострадание, страх—на страх, безумие—на безумие, плохое настрое­ние —на плохое настроение. Но сострадание, которое излечивает, и сострадание, которое надо лечить,—не одно и то же. Пользуясь обычной терминологией Арестотеля, можно сказать, что лекарство—это форма сострадания, а болезнь—его материя. Форма отличается от материи как активность отличается от пассивности и как подлинный вид предмета—от искаженного. Отсюда следует, что активное, подлинное сострадание выраженное в какой-либо хорошо построенной беседе, воздействует на слу­чайное ненужное сострадание, следствие излишней чувствитель­ности, и очищает его от вредной накипи. Незрелая эмоция будет превращена в совершенную сущность.

Итак, Аристотель предъявляет к хо­рошей трагедии требование дать нам образ человека, на которого незаслу­женно обрушивается несчастье, но за которым числится какая-то вина, яв­ляющаяся отчасти причиной катастрофы. Герой должен быть человеком, напоминающим нас (так, чтобы мы чувствовали сродство с ним и возможную общность судьбы), но он лучше, чем мы, потому что его вина сравнительно незначительна, и ошибается он невольно. Фабула должна быть, построена так, чтобы вызвать сострадание в его настоящей фор­ме. Трагедия должна разыграться между друзьями, которые незнают подлинного происхождения друг друга. В таком усло­вии заложены секрет и закономерность действия сострадания. Ничто так быстро не успокаивает человека, как соответствующее разъяснении, И Аристотель показывает, что убедительная логика прекрасной фабулы всегда раскрывает нам причины трагических событий, В результате чувство боли, вызываемое бессмысленным и беспричинным страхом, превращается в чувство удовольствия от понимания причин сознательно переживаемого страха.