Западный цирк и юго‑западная стена (Из дневника в. Шопина)

Самолёт Москва – Дели взлетает. Смотрим с Володей Балыбердиным друг на друга. И в глазах один и тот же вопрос: “Неужели действительно летим в Непал? Неужели позади все перипетии отборов и мы, в составе сборной команды СССР, летим, чтобы взойти на Эверест?”

Храм любви.

Если бы два года назад мне сказали, что меня зачислят в команду советских высотников, я бы, конечно, не поверил. Настолько далёкой казалась эта вершина, которую мы должны теперь покорить во что бы то ни стало. Отныне наш путь домой лежит через неё. Это прекрасно понимают пятеро пассажиров самолёта – передовая группа советской гималайской экспедиции. Кто же они?

Анатолий Георгиевич Овчинников. Нет в советском альпинизме титулов, которыми не обладал бы этот человек. О его упорстве ходят легенды. А в его превосходной физической подготовке каждый из нас имел возможность убедиться не единожды. Старший тренер экспедиции – это почётная должность, и он её заслужил. Овчинников – москвич, так же как Эдуард Мысловский и Николай Чёрный. Мы с Володей Балыбердиным (или попросту – Бэлом) представляем Ленинград.

До 24 марта нам нужно проложить путь через ледопад Кхумбу, о котором в альпинистском мире знают все. При упоминании Кхумбу воображение рисует хаотические многотонные глыбы вздыбленного льда, бездонные ледовые трещины, готовые в любую минуту поглотить человека, как бы силён и искусен он ни был.

Под крылом самолёта неторопливо проплывают облака, освещённые лунным светом. Они как горы, которые ты разглядываешь, пытаясь узнать пройденные тобой стены и стены, которые ждут тебя впереди, которые снятся иногда долгими зимними ночами...

Катманду. Королевский дворец Хануман Дхока.

Невольно вспоминается недавнее... Август 1980‑го. Ущелье Ачикташ под пиком Ленина, база международного альпинистского лагеря “Памир”. Сюда собрали нас, будущих “гималайцев”, на второй тренировочный сбор. 40 спортсменов претендовало на место в сборной команде. Почти все – лидеры своих коллективов, призёры чемпионатов СССР. Практически все знакомы друг с другом заочно. Одни приехали сюда из экспедиций, другие – со сборов. И потому все такие худые, обросшие. Отсутствием аппетита никто не страдает. Разговоры в основном идут деловые. Подтверждается формула – друзья‑соперники. Каждый город, каждая республика борется за право участия в экспедиции. Все приветливы, обходительны. Но каждый знает, что в команду будет отобрано всего 20 человек и четверо запасных (двойной состав). Пока тренеры – они же судьи предстоящих отборочных состязаний – намечают трассы, нам, участникам, предоставлено время привести себя в порядок, вновь обрести нормальный человеческий вид.

Распорядок дня жёсткий. Подъём в 6.30, затем– часовая зарядка. Сначала бег, изнуряюще быстрый получасовой бег. (Обычно на сборах в горах никто из нас не бегает, потому что негде.) После бега – гимнастика. После завтрака занимаемся подготовкой лагеря к зиме. За послеобеденным отдыхом – игра в футбол. Главная задача этого сбора для каждого – устоять.

После ужина собираемся в “кают‑компании”, которой служит нам юрта. Здесь беседуем о тактике альпинизма, о произведённой в Непале разведке маршрута на Эверест, просматриваем слайды. Участники рассказывают о состоявшихся этим летом восхождениях на первенство страны, проводят разборы восхождений, иногда очень безжалостные: ошибок не прощают никому. Москвичи, из тех, кто был на Олимпийских играх, рассказывают о соревнованиях, которые удалось посмотреть. Времени явно не хватает, и мы засиживаемся допоздна.

С утра всё повторяется – зарядка, работы по лагерю, футбол, беседы в юрте. С нетерпением ждём начала соревнований. Каждый готовится к ним по‑своему, зная свои слабые места. Кто по нескольку раз в день подходит к перекладине, кто бегает дополнительно, кто занимается лечением своих “болячек”, стараясь как можно быстрей восстановиться.

И наконец этот день настаёт. Определены нормативы и виды соревнований. Физическая подготовка включает в себя хорошо знакомые каждому упражнения – подтягивание на перекладине и отжимание от пола. Ожидает нас ещё и бег в гору с 3600 до 4200 метров.

Техническая подготовка оценивается по двум показателям – скальная техника и ледовая. Скальные соревнования проходили на крутых скалах справа от Луковой поляны. Состязались в связках с обязательной сменой ведущего. Ледовую технику демонстрировали тоже в связках на крутом 400‑метровом ледовом склоне. Очень строго карались судьями ошибки в технике страховки.

Кроме физической и технической подготовки на распределение мест в списке претендентов влиял и так называемый “гамбургский счёт”, когда каждый выставляет места всем участникам, включая себя. Учитывалось и мнение обследовавшей нас комплексной научной группы (КНГ).

Но последнее слово оставалось всё‑таки за тренерским советом. А он сделал свои выводы только в Москве, когда все мы уже разъехались по домам. Никто из нас не знал, кого допустили к следующему этапу отбора.

Потом нас собрали на медицинское обследование, которое проводилось в два этапа. Первый – в Московском врачебно‑физкультурном диспансере № 1. Второй – в Институте медико‑биологических проблем. Особенно запомнились здесь функциональные проверки на велоэргометрах и “подъёмы” в барокамере. Вероятно, потому, что за двенадцать лет занятий альпинизмом я впервые сел на велоэргометр и очутился в барокамере. Потом “подъёмов” в барокамере было много, и мы к ним привыкли. Но самым сложным был первый. Проверяли высотный потолок каждого, максимальную устойчивость организма к гипоксии. Сохранить (удержать) сознание при “подъёме” на большую высоту трудно. Наваливается сон, с которым приходится бороться, начинают мелко дрожать руки и ноги. Экзаменаторы контролируют твоё сознание с помощью несложных вопросов. Помню последний, когда я находился уже на высоте 9000 метров. “Восемь плюс шесть?” Отвечаю медленно: “Восемь плюс шесть будет... (долго думаю)... четырнадцать”. Испытал удовлетворение (всё же сообразил), приободрился. Чувствую, что начинаю впадать в забытье. Слышу: “Высота десять тысяч метров”. И тут я отключился. Когда вышел из барокамеры, мне сообщили, что на высоте 10 000 метров я “прожил” около минуты.

После этих обследований в феврале 1981 года мы поехали в Алма‑Ату на зимний спортивный сбор. Врачи и здесь продолжали нас обследовать в спортивном диспансере при высокогорном катке Медео. На Тянь‑Шане нам предстояло отработать гималайскую тактику восхождения, с которой мы до сих пор практически не сталкивались. Объектом восхождения избрали пик Комсомола. Нас разбили на три восьмёрки, и под руководством Валентина Иванова, Эдуарда Мысловского и Ерванда Ильинского на стене пика Комсомола мы начали постигать азы гималайской тактики. Вопреки желаниям тренеров погода стояла отличная. Ярко светило солнце, хотя и подмораживало. А тренеры наши оттачивали диспетчерские навыки, определяя, какой груз куда занести, в каких количествах, кому где ночевать, чем питаться. При таком обилии народа на одной горе рассчитать всё это далеко не просто. Основы гималайской тактики и заключались как раз в чётком взаимодействии всех групп на маршруте. Опыт этого восхождения очень пригодился нам на следующем сборе.

В июле 1981 года мы собрались на Памире, в городе Ош. Отсюда предстояло добираться машиной до города Дараут‑Кургана в Алайской долине и далее – вертолётом на ледник Гармо, в ущелье Ванч‑Дара, под пик Коммунизма. Задача – подняться на него с применением гималайской тактики.

До Дараут‑Кургана доехали благополучно, но здесь застряли в ожидании лётной погоды и вертолёта. Палатки установили на аэродроме и вскоре занялись подгонкой снаряжения. Обсуждая конструкции различного снаряжения, не оставляли без внимания ни единой мелочи. Высказывался каждый. Времени у нас достаточно: погода не спешит с улучшением. По утрам с надеждой поглядываем на небо, но оно пока ничего хорошего не обещает.

Наконец появляется солнышко и вслед за ним – вертолёт. Желания альпинистов и вертолётчиков диаметрально противоположны. Мы мечтаем залететь как можно выше, они – как можно ниже, чтобы безопасней посадить вертолёт. Нашему руководству удалось всё же договориться о посадке нескольких рейсов на 4700. Это “Грузинские ночёвки”. Погода всё ещё неустойчивая, поэтому больше двух рейсов в день не получается.

Первой улетает группа Иванова. Она должна установить лагерь на 4700 и начать работу на маршруте. Парни отбыли под пик Коммунизма с недостаточным запасом продуктов; но погода вскоре ухудшилась, и вертолёт рейс за рейсом начал делать посадку не на 4700, а в Ванч‑Даре. Мы сочувствуем ребятам. Постепенно вся наша команда вылетела в Ванч‑Дару. Группа Иванова уже обрабатывала маршрут. Вскоре к ней присоединилась группа Ильинского, которой повезло сесть на вертолёте на “Грузинских ночёвках”. Мы (группа Мысловского) с Ванч‑Дары (3600) до “Грузинских ночёвок” (4700) идём пешком. Это должно ускорить (сгладить) нашу высотную акклиматизацию. Четырнадцать часов изнуряюще медленной ходьбы по леднику Гармо – и мы добираемся до небольшой морены на леднике Беляева. Это и есть наш базовый лагерь – “Грузинские ночёвки”. В темноте ставим дополнительные палатки.

Наутро занялись благоустройством лагеря. Наш палаточный городок стоит на снегу. В большой палатке – кухня и столовая. Склады снаряжения и продуктов – в двух палатках поменьше. Участники сбора по три‑четыре человека живут в каркасных палатках.

На этот раз мы должны отработать гималайскую тактику восхождения на южном контрфорсе пика Коммунизма. Один из сильнейших советских высотников Кирилл Константинович Кузьмин с группой проложил этот “путь” к высочайшей вершине СССР в августе 1959 года. Он так и называется сейчас – “маршрут Кузьмина” высшей категории сложности.

День за днём перетаскиваем грузы по маршруту, обеспечивая высотные лагеря снаряжением, топливом, продуктами питания. Первый наш выход – акклиматизационный, на высоту 5600. Затем подымались выше– на 6500 и 7100. К радости тренеров погода нас не балует: солнце выглядывает очень редко, сплошные облака, метёт снег. Но работы на маршруте не прекращаются. Неумолимо ползут к треугольной вершинной пирамидке верёвочные перила. Наконец все промежуточные лагеря установлены и обеспечены топливом, продуктами, спальными мешками. В верхний лагерь (7100) даже заброшен кислород. Необходимо испытать и кислородную аппаратуру. Перед штурмом все группы спустились для отдыха в Ванч‑Дару.

Кроме нас в нашем районе работают команды Украины и Ленинграда. Они участвуют в первенстве СССР в высотном классе и готовятся подняться на пик Коммунизма по южной стене.

У нас первыми начали работу на маршруте алмаатинцы (группа Ильинского). В непогоду вышла на вершину и спустилась с неё группа Иванова. Ураганный ветер заставил их просидеть несколько суток в лагере 7100. Он буквально валил с ног, не позволяя выйти из палатки.

Когда, согласно графику, настало наше время выйти на восхождение, понадобилась срочная помощь ленинградским альпинистам. Кто‑то заболел у них на плато пика Россия. Собрались мы очень быстро. На ходу получили консультацию, расписание связи. Мы должны были как можно быстрей обнаружить палатку на плато, закрытом облаками, и выяснить обстановку, оказав, если потребуется, помощь. С нами врач‑альпинист Слава Онищенко. Путь наш лежит в противоположную сторону от пика Коммунизма. Спешим, идём без отдыха. После трёхчасовой ходьбы – короткий привал. Пьём сок, жуём сухофрукты и снова – вперёд и вверх. Нас четверо – Лёня Трощиненко, Володя Балыбердин, Слава Онищенко и я. Руководитель – Лёня. За нами более медленно идёт вторая группа под руководством Эдика Мысловского (Хута Хергиани, Лёша Москальцов, Валя Божуков и Валера Хомутов). Мы идём налегке, а группа Мысловского несёт палатки и продукты для ночёвки.

Ещё через несколько часов останавливаемся перекусить. И снова – вверх. Сегодня облака довольно низкие. На уровне 6000 метров резко холодает, и мы блуждаем в тумане. Чувствуем, что уже вышли на плато пика Россия, но видимости – никакой. Кричим, напряжённо вслушиваемся, но ответа нет. Идём дальше и снова кричим. И опять никто не отвечает. Блуждаем так ещё часа два. Кричим. Прислушиваемся... И вдруг – голос, откуда‑то снизу. Движемся в его направлении. Перекликаемся. И натыкаемся на палатку. В ней двое больных. У одного пневмония, другой обморозился.

Мы оказали пострадавшим необходимую помощь в на следующий день привели их на “Грузинские ночёвки”. Опасность миновала. Больные чувствовали себя хорошо. Но спасательная операция заняла двое суток и время, необходимое для штурма вершины, было упущено. Пора было эвакуировать лагеря и уходить на Ванч‑Дару.

Тренерский совет принял решение засчитать нашей группе восхождение, но это вызвало недовольство Федерации альпинизма. Главный вопрос – кто вошёл в окончательный состав команды – всё ещё не был решён.

В конце июля участники сборов улетели, а мы с Бэлом остались, чтобы совершить восхождение на пик Коммунизма по юго‑западной стене в составе сборной Ленинграда. Команда, руководимая В. А. Солонниковым, участвовала в первенстве СССР в высотном классе. И то, что мы в этот сезон всё же покорили пик Коммунизма и к тому же стали чемпионами страны, очевидно, повлияло на решение тренерского совета гималайской экспедиции включить нас с Володей Балыбердиным в основной состав команды. Однако в основной состав сборной, утверждённый Федерацией альпинизма СССР осенью 1981 года, я не попал. Позже решено было добавить в гималайскую сборную ещё четырёх спортсменов. В этой четвёрке оказался и я.

Нам предстояли последние тренировочные сборы, последние медицинские обследования. И наконец наступил самый хлопотный этап – подготовка всего снаряжения экспедиции к транспортировке, проверка качества и комплектности нового снаряжения, общение с поставщиками, упаковка тридцатикилограммовых грузовых мест. И при этом мы почти ежедневно тренировались.

1 марта мы проводили транспортный самолёт и сопровождающих грузы Лёню Трощиненко, Серёжу Ефимова, Славу Онищенко, Эрика Ильинского и Валю Венделовского (он никому не мог перепоручить сопровождение кинооборудования).