Встреча с первовосходителем на Эверест Эдмундом Хиллари.

Кононов и Трощипенко очень тепло отозвались об Эдмунде Хиллари, который три дня шёл вместе с их караваном. Хиллари рассказал о судьбе Норгея Тенсинга. Сейчас Тенсинг живёт в Лхасе. Имя его служит приманкой для многочисленных зарубежных туристов. На старости лет Тенсинг вынужден работать проводником. Как сказал Хиллари: “У Тенсинга большая семья, и её нужно кормить”.

В начале маршрута – простое, приятное лазание.

30 марта с первыми лучами солнца мы с Бэлой были уже на 6100. Здесь кипит работа. Шерпы собираются сделать одну ходку до 6500. В ожидании остальных членов нашей группы готовим чай. После чаепития всей пятёркой (пятый – А. Г. Овчинников) выходим дальше. Без труда обнаруживаем палатку “Зима”, поставленную группой Валиева на 6500. Лагерь‑1 обжит. Здесь уже ночевали группы Валиева, Иванова, Онищенко.

Бэл подтягивает крепления палатки. Я должен сделать чай. Набираю в автоклав снега, развожу примус и под его мерное журчание засыпаю. Лишь окрик заставляет меня очнуться. Вижу, что вода кипит, завариваю чай. Пьём вдвоём с Бэлом. Готовим чай для второй половины группы. А вот и они. Напившись вдосталь, готовим ужин. Планируем работу на завтра.

31 марта. С утра берём снаряжение для обработки маршрута и идём наверх. Мы с Бэлом должны подняться по стене до конца обработанной части (до верха перил) и навесить ещё верёвок десять.

Медленно шагаем к скалам. В 9.30 мы впервые прикоснулись к юго‑западной стене Эвереста. Мысловский. Чёрный и Овчинников должны нести груз. Как только мы сообщим им по связи, что нашли место для лагеря‑2, они подойдут к нам.

По верёвкам, навешенным группой Иванова, поднимаемся наверх. Довольно легко определяем место, с которого обработку маршрута продолжили парни группы Онищенко. Здесь сложено снаряжение. Отсюда нам приходится взять ещё по две верёвки.

Группа Онищенко навесила отсюда ещё верёвок семь. По перилам, как всегда, идём без связки. Впереди Бэл. Я вижу, когда он подымается на зажиме к очередному крюку, и тогда начинаю двигаться сам. Так постепенно поднялись до последней закреплённой верёвки. Начали вешать свои. Бэл привязывает к себе конец верёвки, поднимается по скалам на всю её длину и закрепляет наверху. Затем поднимаюсь я. Пока ещё скалы не очень сложные.

Крутизна начинается с нашей четвёртой верёвки. Здесь я принимаюсь страховать Бэла. Страхуемся попеременно. Принимая меня, он отдыхает, затем я становлюсь на самостраховку и выпускаю его выше.

После семи верёвок мы осмотрелись. Мне кажется, что здесь можно разместить две палатки. Высота 7200 (потом оказалось – по альтиметру – 7350). Мне кажется, что отрезок пути от лагеря‑1 и так слишком длинный. Но Бэл рвётся посмотреть выше.

Выпускаю Бэла ещё метров на сорок вверх. Он не нашёл никакой площадки и вернулся ко мне.

Решив, что лагерь‑2 будет здесь, мы складываем свой груз, привязываем его к перилам и уходим вниз к двойке Мысловский – Чёрный. Вчетвером довольно быстро ставим палатку как раз в том месте перил, до которого поднялась группа Иванова. Всем здесь ночевать тесно, поэтому нам с Бэлом надо уходить вниз. Завтра Эдик с Колей занесут свой груз в лагерь‑2. Они остаются ночевать.

Я двигаюсь по перилам в рукавицах, поэтому спускаюсь быстрей Бэла. До темноты нам необходимо достичь ледника. По плато можно двигаться и в темноте, а вот по скалам – трудно. На ледник спускаюсь уже в сумерках. Наблюдаю за Бэлом. Ему спускаться ещё метров восемьдесят. Спешу к палатке, чтобы успеть приготовить чай.

Сил хватает только на то, чтоб добраться до лагеря‑1. Разбудил Овчинникова. Оказывается, есть остатки сока. С удовольствием напился. Начал готовить ужин. Поел немного молочного супа, сваренного Овчинниковым. А Бэла всё нет. Мы уже начали беспокоиться. Включили всё наличное “электричество” (свечи, примус), чтобы в темноте он не проскочил мимо палатки. Но тут услышали шаги. Бэл ввалился в палатку молча. Потом он уже рассказал, что недалеко от палатки упал в снег и лежал минут пятнадцать, не было сил встать. Акклиматизация давалась нам непросто. Есть не хотелось совсем. Заставили себя “поклевать” застывшую кашу, поджарили колбасу, попили чайку. Жареная колбаса стала уже нашим любимым блюдом. Очень хотелось пить. И пили много. И наконец спать, спать, спать...

Ночь опять выдалась беспокойная. Снова ветер мчался на нашу палатку, пригибал её, рвал на части. В такие кошмарные минуты мы просыпались с замиранием сердца, прислушивались. Затем дрёма наваливалась снова и отключала сознание до очередного порыва ветра.

Утром мы с Бэлом не могли подняться. Сказалось напряжение предыдущего дня. Как спелёнатые младенцы лежали мы в спальных мешках. Анатолий Георгиевич отпаивал нас кофе. Потихоньку начали шевелиться, одеваться. Время от времени падали на спальные мешки и отдыхали. Одеться за один приём было выше наших сил. Овчинников возился с нами, как с детьми (приготовил кашу, напоил чаем). Он всё понимал и не торопил нас с выходом.

В начале одиннадцатого мы вылезли из палатки, чтобы размяться. В 11.00 вышли наверх. Идти очень тяжело, хотя рюкзаки были сравнительно лёгкие, всего килограммов по пятнадцать. Бэл шёл впереди, я – за ним. У высотников есть неписаное правило: каждый должен идти в своём темпе. После каждой пятой пройденной верёвки я отдыхаю сидя и сняв рюкзак. Это на час удлиняет мой подход, но зато чувствую себя лучше, чем вчера.

Утром Эдик с Колей собрали своё снаряжение и двинулись вверх по перилам. Когда мы пришли на 7350, очи уже подготовили площадку и поставили первую палатку лагеря‑2. Подготовили площадку и для второй палатки. Они уже приготовились к спуску в лагерь‑1 и ждали только нашего подхода, чтобы ненароком не сыпануть камней сверху. Мы вылезли к палаткам, и они ушли вниз. Первым в лагерь‑2 пришёл Бэл. Когда я достиг конца перил, он уже заканчивал установку палатки.

Как ни странно, самочувствие было нормальное, настроение хорошее, хотя особой бодрости не было. Закинув принесённое снаряжение в палатку, мы принялись за приготовление ужина.

Вечер выдался тихий. А к ночи снова поднялся ветер, и глаза удалось сомкнуть лишь под утро. Повторился уже испытанный нами кошмар. Лежали валетом, упираясь головами в углы палатки. Бэл держал одну сторону, я – другую. Первые ночи на высоте порядка 7000 мне всегда даются трудно. Сновидений нет, мерещится что‑то размытое, разноцветное, красно‑синее с преобладанием тёмных тонов. Вихреобразные видения проносятся перед глазами. Наутро отчаянно болит голова, нет желания двигаться, что‑нибудь делать.

Утром ветер стих. Но мы долго лежали, пытаясь собраться с силами. Слабость сковывала всё тело. И никак не отступала головная боль.

Наконец Бэл открыл выход палатки со своей стороны, а я – со своей (в высотной палатке два выхода). Высунули головы наружу. Сегодня мы должны спуститься до 6500, а завтра –до базового лагеря. Поэтому мы не спешили. Крепкий кофе выручил и на этот раз. Есть не хотелось. Пришлось снова заставить себя. Поджарили колбасу, выпили сока и чаю. Навели порядок в палатках и двинулись вниз.

На спуске встретили поднимающихся алмаатинцев (четвёрка Валиева), с ними шёл Наванг. Их задача – проложить путь выше лагеря‑2. Чуть ниже алмаатинцев шла двойка Мысловский – Чёрный. Они забрасывали груз с 6500 на 7350. Обменялись впечатлениями и разошлись. Овчинников поднялся с ними до пятнадцатой верёвки, сложил свой груз и сразу же ушёл вниз. Мы догнали его уже на леднике и к палаткам лагеря‑1 подошли вместе. Отпились. Приготовили еду и ждём возвращения Эдика с Колей.

К 19.00 мы собрались все вместе. Ночь выдалась на удивление тихая. Первую ночь мы наконец спали нормально.