2.2. Малая челобитная

Во всем, что мы знаем об Иване Федорове, есть какая-то досад­ная неправда. Ни памятники, ни известные нам даты, ни даже книги не позволяют нам в полной мере понять жизнь этого человека, узнать о его горестях и болях, ощутить его радости и надежды. Мы можем лишь напрягать воображение, пытаясь представить, как он с сыном странствовал по охваченным чумой районам в поисках нового покро­вителя; как первопечатник, которого в пору назвать славянским Лео­нардо да Винчи, умирал в полной нищете в одном из самых богатых и красивых городов Европы – во Львове…

Значение его трудов куда больше, чем это представляется. Без первопечатника не было бы всей нашей цивилизации – книг с их ты­сячными тиражами; журналов - научных, литературных, да и буль­варных тоже, не было бы ежедневных газет, да и не стучали бы по клавиатуре, по сути набирая текст, в «ворде»

Сказанное о Федорове еще в большей степени относится к Ивану Семеновичу Пересветову, известному и не известному, одно­временно. Как-то трудно представить, что он ходил по московским улицам и, если бы сдвинулось на несколько столетий время, то и столкнулись мы бы с ним нос к носу. Но кто ж ныне верит в чудеса, а потому Иван Пересветов может показаться лицом вымышленным (например, известный литературовед Александр Пыпин (1833-1904) был уверен, что Пересветов это чей-то псевдоним), а тем, кто о нем и слыхом не слыхивали, им все равно, был ли, не был ли. Помню, ка­ким для меня было потрясением, когда в одной из китайгородских улочек (для интересующихся – в Никитниковом переулке, на пересе­чении с Ипатьевским, напротив церкви Живоначальной Троицы) ста­ринном московском доме, крашенном в традиционно красно-белые цвета, я увидел табличку, что дом этот принадлежал  Ивану Семено­вичу Пересветову. Можно было подняться по ступеням, позвонить в дверь, войти – все это давало ощущение реальности жизни человека, которого наши историки назвали «выдающимся писателем-публици­стом».⁸

Да кто ж он такой, этот Иван Пересветов? Во-первых, воин, по­бывавший мо многих сражениях и не запятнавший своей дворянской чести. Был он уроженцем западных русских земель, оказавшихся под властью Великого Литовского княжества. Первую половину жизни провел в боевых походах, служа то польскому королю, то  участвуя в войнах Фердинанда I Чешского (первый чешский и венгерский ко­роль из династии Габсбургов,1501-1564) за венгерскую корону, то воевал за венгров, то за молдавского воеводу Петра, но Родину свою и веру не забывал. Да и как забыть, когда, согласно семейной легенде, род свой вел от одного из величайших русских героев, инока Алек­сандра (более известного по мирскому имени – Пересвет), сражавше­гося на поле Куликовом с благословения и преподобного  Сергия Ра­донежского.

Напомним, что до пострижения в монахи Пересвет был брян­ским боярином.

А вот его потомок – Иван, бояр не любил и стоял за сильную власть царя, которому, по его мысли, следовало искать опору не в среде своевольной знати, а опираться на служивых дворян. Именно этой теме и посвящены две его «Челобитные» - Большая и Малая, ад­ресованные Ивану Грозному.⁹ Но сначала о том, что же такое «чело­битная»? Это прошение, заявление или желоба, когда автор «бил че­лом» - кланялся (чело – лоб) высокопоставленному лицу – просил его о чем-то или благодарил. Бить челом означало так же дарение и при­ветствие. Был даже челобитный приказ (что-то вроде министерства прошений), который одно время возглавлял любимец царя Алексей Адашев.

О чем же писал дворянин Иван Семенович Пересветов царю Ио­анну Васильевичу? В «Малой челобитной» он напомнил ему, кому он служил раньше и как ради службы Москве оставил европейских ко­ролей, да вот беда - вскоре был обобран до нитки власть имущими: « Служил я, государь, трем королям, а таких притеснений ни в одном королевстве не видал. Что было с собой привез я добра, все здесь по­тратил за притеснениями и волокитами. Из Москвы на службу, со службы в Москву, а к тебе, государь, благоверному царю, подсту­питься невозможно». Ну, а в Большой Челобитной он перешел от се­тований на свою судьбу к обобщениям: «Пусть, с Божьей помощью, всякий, кто хочет, знает, что когда пропадает у царя врожденная во­инская доблесть и сходит на него великая кротость, это и есть проис­ки врагов его».

Кто же эти враги, татары? Да нет, свои же, причем из ближай­шего окружения. «Богачи ничуть не почитают воинские таланты. Пусть даже богатырь разбогатеет, и тот обленится, - писал Пересве­тов, и дальше, -  крест целуют, а изменяют: это вот великая ересь, ко­гда за веру христианскую не стоят и государю верой не служат». «…вельможи на слезах и крови рода христианского богатеют от бес­честных поборов, а как оставят кормление с волостей, то при неспра­ведливостях решают споры полем». Конечно, говорилось это не прямо – мол, так господарь молдавский, которому одно время служил Пересвет, рассказывал о причине падения Византии и греческой веры, возлагая при этом большие надежды на Русь Московскую и ее царя, которому суждено великое будущее. Надо только избегнуть тех напастей, которые погубили Византию. Как же этого достичь? Тут надо обратиться к примеру другого восточного правителя, султана Махмуда Газневи (970-1030),создавшего могучую азиатскую дер­жаву, куда входили земли современного Афганистана, ряд областей Ирана, Средней Азии и Индии. В чем же секрет, по мысли Пересве­това, могущества древнего владыки? Иван Семенович, устами мол­давского господаря, вещает: ««Хоть неправославный царь, а устроил то, что угодно богу: в царстве своем ввел великую мудрость и спра­ведливость...И если провинится судья, то по закону Магомета такая предписана смерть: возведут его на высокое место и спихнут взашей вниз и так скажут: «Не сумел с доброй славой прожить и верно госу­дарю служить