21. Торговец в гетто

Как он смеет требовать такие не­мыслимо высокие цены за такие дрянные товары? Магазин гряз­ный, сервис ужасен, а гарантия ни­чего не стоит. Если купить что-то в рассрочку, то будешь им должен до конца жизни. Поку­патели у этих пиявок — одни из самых бедных, самых финансово наивных людей. Единственное средство борьбы — это запрет на высокие цены, низкокачествен­ные продукты, нечестную рассрочку и эксплуатацию бедняков вообще».

Такова точка зрения большинства из тех, кто вы­сказывался по проблеме торговцев в гетто. И действи­тельно, в этой позиции есть что-то разумное. В конце концов, торговцы в гетто, как правило, богаты, а их по­купатели — в основном представители бедных групп меньшинств. В гетто продаются товары дороже, чем в других местах, а по качеству хуже. Однако предлагае­мое решение принудить торговцев в гетто следовать практике соседних районов работать не будет. Скорее такое принуждение нанесет вред именно тем, кому оно должно помочь, — бедным.

Легко утверждать, что если запретить что-то пло­хое, это приведет к чему-то хорошему. Это просто, но не всегда верно. И уж точно это неверно в случае торговца в гетто и его деловой практики. Этот поверхностный аргумент небрежно игнорирует причины того, почему цены в гетто действительно выше.

На первый взгляд может показаться, что в роскош­ных кварталах цены выше, чем в гетто. Но ведь прода­ются там не одни и те же товары. В гетто предлагают товары худшего качества. Это верно даже для товаров, которые на первый взгляд одинаковы.

Например, бутылка кетчупа Heinz в роскошном квартале может стоить дороже, но продаваемый про­дукт включает сам кетчуп, оформление магазина, до­ставку и другие услуги, а также удобство, связанное с расположением магазина рядом с домом или его кру­глосуточной работой.

В гетто все это отсутствует или имеется в меньшей степени. Если все это учесть, становится очевидно, что покупатель в гетто получает за свои деньги меньше, чем в роскошном квартале.

По всей видимости, это так, потому что цена, ко­торую устанавливает торговец в гетто, отражает скры­тые операционные расходы, с которыми не сталкива­ется торговец за пределами гетто. В трущобах выше уровень краж и преступности всех типов. Здесь боль­ше убытки от пожаров и выше вероятность ущерба от массовых беспорядков. Все это повышает страховые премии, которые должен платить торговец. А из-за этого возрастают необходимые расходы на сигнали­зацию от взлома, замки и ворота, сторожевых собак, частную охрану и т.д.

Учитывая, что в гетто выше издержки ведения биз­неса, должны быть выше и цены. В противном случае торговцы в гетто получали бы меньшую прибыль, чем вне его, и занялись бы чем-то более выгодным. Цены в гетто высоки не из-за жадности торговцев. Они все жад­ные, и в трущобах, и за их пределами. Цены в гетто вы­соки из-за больших издержек ведения бизнеса в таких районах.

В действительности существует постоянная тен­денция к выравниванию прибыли в разных сферах предпринимательства (с учетом уровня ожидаемого риска, других неденежных выгод и издержек). Поло­жение торговцев в гетто служит примером этой тен­денции. Когда прибыли в области А выше, чем в об­ласти В, торговцы перетягиваются из второй в первую. Когда в результате этого в области В остается совсем мало торговцев, конкуренция снижается, а прибыль возрастает. В то же время в область А прибывает все больше и больше торговцев, конкуренция в ней воз­растает и прибыли падают.

Так что даже если в какой-то момент торговцы в гетто получают более высокую прибыль, чем осталь­ные, это не может продолжаться долго. Если бы в гетто сохранялась возможность для получения дополнитель­ной прибыли, это притягивало бы торговцев, в резуль­тате конкуренция толкала бы прибыль к равновесию. А в ответ на снижение конкуренции за пределами гетто прибыль там будет возрастать до равновесного уровня.

Благодетель трущоб

Мы пока не рассматривали вопрос неденежных выгод и издержек, но они существуют. И все не­денежные выгоды — на стороне торговца, кото­рый находится за пределами гетто. Торговец в гетто по­мимо риска для жизни и собственности должен терпеть презрение разозленных жителей, возмущенных тем, что он продает дрянные товары по высоким ценам.

Из-за всех оскорблений, которым подвергается тор­говец, равновесная ставка прибыли в гетто будет выше, чем за его пределами. Другими словами, прибыль ста­билизируется на том уровне, который позволяет тор­говцам в гетто зарабатывать больше, чем вне его, но не настолько больше, чтобы привлечь других торговцев. Торговцев за пределами гетто не привлечет этот допол­нительный доход, потому что его будет недостаточно, чтобы компенсировать оскорбления и риск, с которы­ми связана работа в гетто. Те же торговцы, которые остаются в трущобах, наименее чувствительны к этим обстоятельствам. Для них дополнительный доход явля­ется достаточной компенсацией.

Другими словами, будет действовать (и всегда дей­ствует) процедура самоотбора, при которой наиболее толерантные к рискам и оскорблениям будут склонны оставаться в гетто ради дополнительной прибыли. Для тех же, кто наименее толерантен к этому, компенсация в виде дополнительной прибыли будет недостаточной, и они отправятся на более сочные пастбища.

Если толерантность торговцев в гетто снижается, то равновесная ставка прибыли должна будет возрасти. Если же она не будет расти, то гетто покинут торговцы с наименьшей способностью сносить оскорбления. Кон­куренция снизится, оставшиеся торговцы смогут под­нять цены и увеличить прибыль. Этого будет вполне до­статочно для компенсации остающимся торговцам их повышенной чувствительности. Следовательно, причи­на того, что цены в гетто не повышаются еще больше, заключается в большей способности оставшихся тор­говцев терпеть риск, презрение и оскорбления.

Выходит, торговца в гетто, взимающего немыслимо высокие цены, можно считать благодетелем, поскольку именно его способность выдерживать давление обста­новки удерживает цены на том уровне, на котором они находятся. Они были бы еще выше, если бы не эта его способность.

Необходимо обсудить и другой пугающий аспект. Главный злодей не торговец в гетто, чья терпимость к негативному отношению позволяет не повышать цены. Злодеи — это те, кто нападает на него и оскорбляет его за то, что он дорого берет за плохие товары. Именно эти «ворчливые набобы негативизма» толкают цены в гетто вверх. Именно эти ворчуны, обычно местные политики и «лидеры» общественности, нуждающиеся во власти и в политической базе, увеличивают разницу в норме прибыли, необходимую, чтобы удержать торговцев в гетто.

Если бы они прекратили свою необдуманную кри­тику, то неденежные отрицательные факторы торговли в гетто сократились бы вместе с этой разницей, а зна­чит, и ценами в нищих кварталах. Может показаться па­радоксальным, но те, кто громче всех жалуется на вы­сокие цены, несут ответственность за то, что они выше, чем могли бы быть.

Этот анализ не ограничен случаями, когда гетто яв­ляется латиноамериканским или афроамериканским, а торговцы белые. Риски краж, пожаров, ущерба от ван­дализма и разгула заставят афроамериканца или пу­эрториканца также поднять цены. И повысить их еще больше по итогам возникающей волны недовольства. В любом случае торговец, относящийся к тому же мень­шинству, что и его клиенты, столкнется с еще более бо­лезненной критикой — с обвинением в предательстве собственной этнической группы. Таким образом, про­деланный анализ станет еще более актуальным, если афроамериканцы и пуэрториканцы начнут замещать белых в качестве торговцев в гетто.

Ограничения — враг торговли

Теперь можно оценить последствия закона, запре­щающего торговцу в гетто взимать более высо­кие цены, чем в других местах. Это просто при­ведет к уходу торговцев из гетто! Повышение издержек ведения бизнеса в отсутствие возможности окупить их за счет более высоких цен означает снижение прибы­ли. В такой ситуации добровольно не будет оставаться ни один торговец. Действительно, торговцы не станут работать в гетто, если только они не смогут получить большую прибыль, чем в других местах, для компенса­ции неденежных издержек.

Если соблюдение запрета строго контролируется, то практически все торговцы покинут гетто и будут ис­кать богатства на стороне, останется же минимальная часть. Покупатели будут вынуждены стоять в очередях у оставшихся магазинов, снижая издержки и повышая выручку торговцев до того уровня, при котором они смогут компенсировать более высокие издержки от дея­тельности в гетто.

Это означает, что жителям гетто придется подолгу стоять в очередях, чтобы сделать покупку. И более чем вероятно, что покупатели направят на торговцев еще большее раздражение в связи с ухудшившимся обслу­живанием. Такие толпы могут даже оказаться неконтро­лируемыми. В подобной ситуации немногие оставшие­ся торговцы будут вынуждены закрыть свои магазины. После этого жители гетто, общественные «лидеры», «мудрецы» и комментаторы обвинят торговцев в том, что они покинули квартал.

Уход торговцев из гетто приведет к страданиям по­истине монументального масштаба. Жители трущоб будут вынуждены совершать дальние поездки, чтобы сделать покупки, которые ранее делали недалеко от дома. Они будут платить чуть дешевле за чуть более качественные продукты, но это не сможет перевесить увеличение расходов на транспорт и время, потерян­ное на передвижение. Мы знаем об этом, поскольку эти возможности всегда открыты для жителей гетто. Если местные жители сейчас пользуются ближайшими мага­зинами, значит, для них лучше, когда магазин ближе к дому.

Обитатели бедных районов даже не смогли бы до­говориться друг с другом, чтобы покупки для остальных делал кто-то один. Неявным образом некоторые из них превратятся в торговцев, и перед ними встанет тот же выбор, что и перед прежними. Нет причин надеяться, что они позабудут финансовые стимулы, которые при­вели к исчезновению торговцев из трущоб.

Единственным способом для жителей гетто спра­виться с этой ситуацией станет форма «закупочного коллектива», члены которого помогают друг другу в решении этой непростой задачи. Однако это означает возвращение к образу жизни, при котором поиск пищи отнимал очень много времени. Вместо того чтобы раз­вивать свои навыки как производителей и вытягивать себя из бедности, жители гетто будут действовать по коллективистским схемам, обусловленным исчезнове­нием торговцев из гетто. Доказательство неэффектив­ности этой альтернативы — то, что она не применяется сейчас, в присутствии конкуренции со стороны торгов­ца из гетто.

Если бы все это произошло, «прогрессивные силы» городского управления, несомненно, выступили бы с альтернативным решением — национализацией бизне­са торговцев из гетто. Логика здесь не поддается ана­лизу. Если ясно, что государственное регулирование создаст хаос (путем запрета на более высокие цены в гетто), то как можно требовать еще большего государ­ственного вмешательства?

Первая проблема с предлагаемым решением—в том, что оно аморально. Оно подразумевает, что все должны оплачивать национализированную пищевую отрасль, хотят они того или нет. Оно также ограничивает свобо­ду граждан, запрещая им вход на этот рынок.

Вторая проблема—прагматическая. Исходя из имею­щихся данных можно утверждать, что решение будет неработоспособным. Вплоть до настоящего времени любое государственное вмешательство в экономику характеризовалось неэффективностью, продажностью и коррупцией, и факты показывают, что это не просто случайность.

Неэффективность можно легко объяснить и до­вольно широко трактовать. Очевидно, государственное «предприятие» будет неэффективным, поскольку ограж­дено от рыночного процесса отбора. В условиях рынка предприниматели, которые лучше могут удовлетворить потребности покупателя, получают наибольшую при­быль. И наоборот, наименее эффективные предприни­матели, которые приносят наименьшее удовлетворение потребителю, несут потери. Они постепенно выбывают из рынка. Это позволяет тем, кто работает лучше, расти и расширяться. Непрерывный процесс отбора наиболее способных обеспечивает эффективность предприни­мателей. Поскольку государство он не затрагивает, то экономическая деятельность государства им не регули­руется.Продажность и коррупцию в государстве увидеть еще легче. Однако сложно осознать, что коррупция яв­ляется необходимым способом ведения бизнеса государ­ством. Мы с готовностью признаем: люди идут в бизнес, чтобы заработать деньги, престиж и власть. Это базовые движущие силы человека. Но когда дело доходит до гос­службы, мы теряем связь с этой базовой идеей. Предпо­лагается, что те, кто идет на государственную службу, находятся «над схваткой». Они якобы нейтральны и объ­ективны. Можно признать, что некоторые государствен­ные чиновники продажны, коррумпированы и стремят­ся к деньгам, но они считаются исключением из правила. Мы настаиваем, что базовым мотивом государственных служащих является беззаветное служение другим.

Настало время оспорить эту ошибочную концеп­цию. Индивиды, поступающие на госслужбу, ничем не отличаются от любой другой группы. Они наследуют все людские соблазны. Известно, что мы можем пред­положить корыстолюбие у бизнесмена, профсоюзного деятеля и т.д. Точно так же можно предположить, что оно присуще и государственным чиновникам. К тому же не некоторым из них, а всем.

Едва ли требуется указывать на масштаб государ­ственных провалов в сфере продовольствия: сельско­хозяйственные субсидии, тарифы, минимальные цены, максимальные цены и политика типа «не выращивай­те ничего на этой земле». Очевидно, что эти програм­мы — не только неудачные попытки обеспечить общее благо, хотя и это тоже. Раздача государственных денег крупным фермерам и плата за «невыращивание» про­дукции — плохо скрытые попытки государственных бюрократов обмануть общество.

Если бы государство стало торговцем в гетто, ситуа­ция была бы гораздо хуже, чем при частных торговцах. Обе группы стремятся к прибыли. Единственная разни­ца между ними в том, что одна из них обладает властью, способной принудить нас к подчинению; вторая нет. Го­сударство может заставить нас пользоваться его услуга­ми; частные торговцы могут лишь конкурировать за это.

Нет, нет, нет... В будущем такую стеклотару не принимают!