Глава6 Бизнес и торговля

19. Строптивый собственник

Представьте, если получится, проблемы девелопера, который пытается вытеснить разваливающийся городской квартал современным жилым комплексом с сада­ми, бассейнами, балконами и прочими атрибутами комфортной жизни. Трудностей возникает множество, и часть из них связана с государством (законы о территориальном зонировании, лицензионные требования, взятки за утверждение архитектурных пла­нов). Сегодня они широко распространены и являются большой помехой.

Однако иногда еще большую проблему представляет старый брюзга, который владеет самым ветхим домом в квартале и живет в нем. Он очень любит это строе­ние и не соглашается его продавать ни за какую цену. Застройщик предлагает несообразные суммы денег, но тот твердо отказывается.

Несогласный, который может быть маленькой по­жилой леди или неприятным ворчливым стариком, дав­но и активно защищает свое владение от посягательств строителейдорог,железнодорожныхмагнатов,добываю­щих компаний, проектов по возведению дамб и конт­ролю за ирригацией. Действительно, на подобном со­противлении построены сюжеты множества западных фильмов. Брюзга и его духовные соратники вдохновили принятие законодательства, делающего возможным от­чуждение частной собственности. Их изображали как стойкий барьер на пути прогресса, с ногами, твердо вросшими в перекресток, и девизом — резким и вызы­вающим «нет».

Подобных случаев множество. Обычно говорят, что они представляют собой препятствие прогрессу и процветанию большинства. Однако этот популярный подход ошибочен. Брюзга, которого изображают как препятствие на пути прогресса, в действительности представляет собой одну из величайших надежд, когда- либо возникавших в ходе этого прогресса, — институт прав собственности. Нападки на него представляют собой скрытую атаку на саму концепцию частной соб­ственности.

Если частная собственность имеет хоть какое-то значение, то владелец вправе принимать решения от­носительно использования своей собственности до тех пор, пока это не создает помех другим владельцам соб­ственности и их правам на ее использование. В случае отчуждения, когда государство принуждает владельца отказаться от прав на собственность на условиях, ко­торые он не может установить по своему усмотрению, права на частную собственность ограничиваются.

Есть два основных аргумента в пользу частной соб­ственности — моральный и практический. Согласно мо­ральному аргументу каждый человек является прежде всего полноправным владельцем самого себя и плодов своего труда. Это основано на принципе гомстединга (первоначального присвоения) или естественной вла­сти. Каждый человек является естественным владель­цем самого себя, потому что по природе вещей его воля контролирует его действия. Согласно этому принципу, каждый человек владеет сам собой и поэтому владеет тем, что производит, — теми элементами природы, ко­торые ранее никому не принадлежали и которые в со­четании с его трудом преобразованы в полезные пред­меты.

Моральными путями для изменения прав собствен­ности на эти единицы могут быть только добровольная торговля и добровольное дарение. Они соответствуют естественным правам первоначального владельца, по­скольку это методы, с помощью которых право соб­ственности переходит от одного человека к другому до­бровольно, в соответствии с волей собственника.

Предположим, что собственность, принадлежащая несогласному старому брюзге, была получена есте­ственным путем в результате первоначального присвое­ния. В таком случае должен быть первоначальный вла­делец и должна иметь место добровольная продажа или Дарение земли. Затем земля перешла во владение этого брюзги в результате неразрывной цепи добровольных событий, каждое из которых соответствует принципу гомстединга. Другими словами, его титул на землю ле­гитимен.

Любая попытка отобрать у него эту землю без его согласия нарушает принцип гомстединга и поэтому аморальна. Это акт агрессии против ни в чем не повин­ной стороны.

Можно задать вопрос, не является ли эта земля краденой. В действительности большая часть земной поверхности соответствует этому критерию. Если есть доказательства, что земля украдена и что может быть найден другой индивид, являющийся полноправным владельцем или наследником, то необходимо соблю­дать права собственности этого человека. Во всех про­чих случаях полноправным владельцем необходимо считать реального владельца. Собственности де-факто достаточно, если владельцем является первоначальный пользователь или невозможно найти другого законного претендента.

Многие признают это, когда брюзга сопротивляет­ся посягательствам частного бизнеса на его собствен­ность. Очевидно, что один частный интерес не имеет. права посягать на другой частный интерес. Когда же речь заходит о государстве, которое представлено зако­нами об отчуждении частной собственности, ситуация, очевидно, иная: государство, по предположению, пред­ставляет всех граждан, и несогласный брюзга якобы препятствует прогрессу.

Однако во многих случаях, если не всегда, законы об отчуждении собственности используются в частных интересах. Множество городских программ переселе­ния реализуются по пожеланиям частных университе­тов и больниц. Конфискация частной собственности с позиций законов об отчуждении ведется в интересах различных лобби и других групп давления.

В качесте примера можно привести конфискацию земли, на которой построен Центр актерского мастер­ства Линкольна в Нью-Йорке. Этот участок земли был изъят, чтобы уступить путь «высокой культуре». Людей принуждали продавать землю по ценам, которые госу­дарство было готово заплатить. Чью культуру обслужи­вает этот центр, станет очевидно каждому, кто прочи­тает список подписчиков Центра Линкольна. Это «Кто есть кто» в правящем классе.

Рассматривая второй набор аргументов в пользу прав частной собственности (т.е. практические аргу­менты), обратим внимание на один, который основан на концепции распорядителя. Утверждается, что част­ный распорядитель наилучшим образом позаботится о собственности, а кто контролирует объект собствен­ности — уже неважно. Важно, чтобы вся собственность была частной, чтобы разные объекты собственности были четко разграничены и чтобы не допускалась при­нудительная или недобровольная передача собствен­ности.

Если эти условия выполняются и поддерживаются условия свободного рынка (laissez faire), то те, кто пло­хо управляет собственностью, теряют прибыль, кото­рую могли бы заработать, а те, кто делает это хорошо, имеют возможность накапливать средства. В итоге те, кто лучше справляется с этим, в конечном счете отвеча­ют за возрастающий объем собственности, потому что на свои доходы они могут приобретать ее дополнитель­но, а плохие распорядители — за сокращающийся.

Таким образом, общий уровень качества управле­ния будет возрастать, и о собственности в целом будут заботиться все лучше. Вознаграждая хороших распоря­дителей и наказывая остальных, такая система приво­дит к повышению среднего уровня управления, причем это происходит автоматически, без голосования, поли­тических кампаний, без шума или фанфар.

Что же происходит, когда государство вмешивается и с помощью кредитов и субсидий поддерживает сла­беющие предприятия, управляемые некомпетентными менеджерами? Эффективность системы распорядите­лей падает, если не уничтожается на корню. Подобное государственное вмешательство принимает различные формы — предоставление франшиз, лицензий, других видов монопольных преимуществ одному избранному индивиду или группе; установление тарифов и квот для защиты неэффективных «смотрителей» от конкурен­ции с более эффективными иностранными распоряди­телями; распределение государственных контрактов, извращающих потребительские пожелания общества. Все эти методы выполняют одну и ту же функцию. Они позволяют государству встать между плохим распоря­дителем и обществом, которое решило не пользоваться его услугами.

А что если государство вмешается противополож­ным образом? Если оно попытается ускорить процесс приобретения собственности хорошими распорядите­лями? Поскольку признаком хорошего управления на свободном рынке является успех, то почему государство не может просто проанализировать сложившееся рас­пределение собственности и богатства, выявить наи­более и наименее успешных распорядителей, а затем передать собственность от бедных к богатым?

Ответ заключается в том, что рыночная система ра­ботает автоматически, ежедневно внося коррективы и немедленно реагируя на компетентность, проявляемую различными управляющими. Попытки государства ускорить процесс путем передачи денег и собственно­сти от бедных к богатым могут осуществляться только на основе поведения распорядителей в прошлом. Одна­ко нет никаких гарантий того, что будущее будет напо­минать прошлое, что те, кто ранее был успешным пред­принимателем, останутся успешными и в будущем!

Так же нет и никакого способа узнать, кто из ны­нешних бедных обладает скрытыми умениями, которые позволят ему в дальнейшем преуспеть на свободном рынке. Государственные программы, которые неизбеж­но будут основаны на прошлых достижениях, окажутся произвольными и надуманными по своей природе.

Получается, что несогласный — прототип «отста­лого», бедного индивида, который по всем стандартам является плохим менеджером. Он становится первым кандидатом на применение государственной схемы, цель которой — ускорить рыночный процесс, в ходе которого хорошие распорядители получают больше собственности, а плохие свою теряют. Но это, как мы видим, схема, обреченная на неудачу.

Вторым практическим аргументом в защиту част­ной собственности можно назвать праксеологический аргумент. Этот подход концентрируется на вопросе о том, кто оценивает транзакции. В соответствии с ним единственной научной оценкой добровольной сделки является такая, при которой все стороны в ней ex ante (лат. — заранее.) выигрывают. То есть в момент сделки обе стороны соглашаются с тем, что они получат больше, чем отдадут. Стороны не заключат сделку добровольно, если на момент заключения каждая сторона не будет оценивать то, что она получит в ходе сделки, дороже, чем то, что должна будет отдать. Таким образом, ошиб­ка при заключении сделки не будет сделана в смысле ех ante. Однако ее можно совершить expost — после того, как сделка произведена, оценки могут измениться. Тем не менее в большинстве случаев сделки отражают же­лания обеих сторон.Как это связано с положением несогласного брюз­ги, которого обвиняют в препятствовании прогрессу и создании помех естественному переходу собствен­ности от менее способных к более способным? С точки зрения праксеолога, ответом на вопрос: «Не следует ли заставить его продать свою собственность тем, кто смо­жет управлять ею более продуктивно?» — будет одно­значное «нет». С точки зрения науки можно применить единственную оценку — оценку добровольной сделки. Добровольная сделка с точки зрения ex ante — хороша.

Если брюзга отказывается ее заключать, отрица­тельная оценка невозможна. Можно сказать лишь то, что он оценивает свою собственность дороже, чем за­стройщик способен или хочет платить. Поскольку со­поставления полезности или благосостояния у разных людей не имеют под собой научной основы (отсутству­ют единицы измерения, не говоря уже о сопоставлении этих показателей у разных людей), отсутствует и закон­ное основание утверждать, что отказ брюзги продавать свою собственность вреден или создает проблемы.

Действительно, выбор брюзги мешает достижению целей застройщика. Но и намерения застройщика в той же степени мешают достижению целей брюзги. Оче­видно, что у брюзги нет никаких обязательств отказы­ваться от своих желаний для того, чтобы удовлетворять желания других.

В то же время брюзга обычно служит объектом нео­правданного осуждения и критики, продолжая действо­вать смело и последовательно в условиях колоссального социального давления. Это должно прекратиться.