Аграрная политика п.А. Столыпина

Центральное место во внутренней политике правительства по-прежнему занимал аграрный вопрос. П.А. Столыпину удалось составить целостную программу умеренных преобразований. 24 августа 1906 г. правительство опубликовало декларацию, в которой возвещало о намерении провести важные социально-политические реформы. Подробнее преобразовательная программа была изложена Столыпиным во II Государственной думе 6 марта 1907 г.

27 августа 1906 г. был принят указ о передаче Крестьянскому банку части государственных земель для продажи крестьянам, чьи права были расширены указом от 5 октября: отмена подушной подати и круговой поруки, добавление некоторой свободы при передвижении и избрании места жительства, отмена закона против семейных разделов, попытка уменьшить произвол земских начальников, увеличение прав на земских выборах. 9 ноября 1906 г. был издан указ «О дополнении некоторых постановлений действующего закона, касающихся крестьянского землевладения и землепользования». Переработанный в III Думе, он стал действовать как закон от 14 июня 1910 г. 29 мая 1911 г. был принят закон «О землеустройстве». Последние три акта составили юридическую основу мероприятий, вошедших в историю как «столыпинская аграрная реформа».

Основы этой реформы закладывались еще в начале века. С.Ю. Витте считал, что выход из общины может быть только добровольным, поэтому результат станет виден еще очень не скоро. Весной 1905 г. А.В. Кривошеин (главный управляющий землеустройством и земледелием, один из соратников П.А. Столыпина в проведении аграрной реформы) предупреждал, что переход к хуторам и отрубам – «задача нескольких поколений», о чем свидетельствовал и мировой опыт. Реформа была необходима, но она оказалась неудачно задумана, проводилась крайне поспешно и с помощью силового давления на общину. После революционных событий 1905-1907 гг. аграрная реформа диктовалась не только экономическими, но и политическими причинами: «Дикая, полуголодная деревня, не привыкшая уважать ни свою, ни чужую собственность, не боящаяся, действуя миром, никакой ответственности, – подчеркивал Столыпин, – всегда будет представлять собой горючий материал, готовый вспыхнуть по каждому поводу». Первоочередной задачей своей реформы Столыпин сделал разрушение общины. Предполагалось, что чересполосное укрепление наделов отдельными домохозяевами нарушит единство крестьянского мира. Крестьяне, имевшие земельные излишки против нормы, должны были поспешить с укреплением своих наделов. После этого предполагалось приступить к разбивке деревенского надела на отруба или хутора. Сосредоточение земли в руках зажиточных крестьян должно было разорить основную крестьянскую массу. Не имея средств пропитания, она хлынула бы в город, и правительство дополнило указ, воспретив скупать в пределах одного уезда более шести высших душевых наделов, определенных по реформе 1861 года.

Переселение в Сибирь и продажа наделов через Крестьянский банк тоже не решали проблему крестьянского малоземелья. В реальной жизни из общины выходила в основном беднота. Чаще покупали землю зажиточные крестьяне, которые сами не всегда спешили с выходом из общины. В руках одного и того же хозяина оказывались наделы и укрепленные, и общественные, что запутывало поземельные отношения. Поскольку столыпинская реформа в целом не разрешила аграрного вопроса, а земельное утеснение возрастало, неизбежной стала новая волна переделов, которая должна была смести многое из столыпинского наследия. И действительно, земельные переделы, в разгар реформы почти прекратившиеся, с 1912 г. возобновились.

На хутора и отруба тоже далеко не всегда выходили «крепкие мужики». Землеустроительные комиссии предпочитали не возиться с отдельными домохозяевами, а разбивать на хутора или отруба все селение. Чтобы добиться от крестьян согласия на разбивку, власти прибегали к бесцеремонным мерам давления. Даже сторонники реформы писали о том, что в центральных районах России насильственная практика создания хуторов и отрубов стала обычным явлением. Крестьяне же не только ругали чиновников, но иногда прямо отказывали в предоставлении подсобной рабочей силы, уничтожали межевые знаки и поколачивали землемеров. Статистика свидетельствует, что количество выходов из общины росло только в течение 1908-1909 гг., а затем начался спад (за исключением 1913 г.). Крестьянин сопротивлялся не столько в силу «непросвещенности», сколько исходя из житейских соображений: земледелие очень зависело от капризов погоды. Имея полосы в разных местах, крестьянин обеспечивал себе ежегодный средний урожай: в засушливый год выручали полосы в низинах, в дождливый – на взгорках. Получив весь надел в одном отрубе, крестьянин оказывался во власти погоды. Хутора и отруба вообще не обеспечивали подъема агрикультуры, преимущество их перед чересполосной системой хозяйства не доказано. Между тем, хутора и отруба считались тогда универсальным средством повышения крестьянской агрикультуры. Реформа затормозила начавшийся с конца XIX в. переход сельского общества от устарелой трехпольной системы к многопольным севооборотам. Задерживался и переход на широкие полосы, при помощи которых крестьяне боролись с чрезмерной узкополосицей.

Отношение крестьян к столыпинской аграрной реформе было далеко не однозначным. В большинстве своем крестьяне заняли неблагожелательную и даже враждебную позицию. С одной стороны, в их психологии было издревле заложено особое отношение к земле-кормилице. Они не могли принять принцип собственности, поскольку считали, что «земля – Божия». Особым отношением к земле проникнуто все мировоззрение русского крестьянина, вся его самобытная философия. С другой стороны, русские мужики были прагматиками и считали, что община, при всех ее недостатках, лучше может обеспечить их защиту в случае голода, смерти главы семьи или каких-либо других неожиданностей. Даже выходя из общины, крестьянин стремился сохранить с ней связь.

Хутора приживались только в некоторых западных губерниях, включая Псковскую. Отруба более подошли для губерний северного Причерноморья, Северного Кавказа и степного Заволжья. Отсутствие сильных общинных традиций там сочеталось с высшим уровнем развития аграрного капитализма, исключительным плодородием почвы, ее однородностью на больших просторах и низким уровнем агрикультуры. В этих условиях переход на отруба прошел безболезненно и быстро принес производственную пользу.

Одним из вспомогательных средств реформы было переселение, которое, несмотря на все недочеты, заслуживает положительной оценки. Всего за 1906-1916 гг. за Урал перебралось более 3 млн. человек, более полумиллиона вернулось назад. Но, несмотря на всю масштабность переселенческого движения, оно не перекрывало естественного прироста крестьянского населения. Земельное утеснение в деревне возрастало, аграрный вопрос продолжал обостряться. Как отмечал А.И. Гучков, Столыпин «умер политически задолго до своей физической смерти».

28 августа 1911 г. П.А. Столыпин приехал в Киев на торжества по случаю открытия земских учреждений и памятника Александру II. 1 сентября 1911 г. в киевской опере шла «Сказка о царе Салтане». В перерыве после 2-го акта царь покинул ложу. Столыпин стоял спиной к сцене, опершись на рампу, и беседовал с министром двора В.Б.Фредериксом и военным министром В.А.Сухомлиновым. В это время революционер и одновременно агент охранки Богров, подойдя к Столыпину, дважды выстрелил. Несколько дней состояние П.А.Столыпина было неопределенным. 5 сентября состояние раненого резко ухудшилось, вечером Столыпин умер. 9 сентября Богров предстал перед Киевским окружным военным судом и 12 сентября по приговору суда был повешен. А место председателя Совета министров после смерти П.А.Столыпина занял с 11 сентября 1911 г. Владимир Николаевич Коковцов, бывший с 26 апреля 1906 г. по 30 января 1914 г. еще и министром финансов.

В целом нужно признать, что П.А.Столыпин «спасал» своими реформами не столько мужика, сколько власть, тянувшую до последнего с разрешением земельного вопроса. Крестьянин-собственник был выгоден помещикам. Как заметил П.Н. Милюков: «Столыпинская реформа пыталась отвлечь крестьян от раздела дворянских земель разделом их собственных в пользу богатейшей части крестьянства». Действительно, в 1907 г. один из участников съезда Объединенного дворянства заявил: «Для меня интересно, чтобы мой ближайший сосед был одних взглядов со мной...». Не случайно убежденным последователем столыпинской реформы выступил Н.Е. Марков-второй, провозгласивший: «Я со своей стороны приветствую появление нового класса крестьян-мелкособственников или крестьян-помещиков». В мае 1912 г. на монархическом съезде Н.Е.Марков заявил о недопустимости обсуждения вопроса о помещичьей земельной собственности, после чего съезд покинули уполномоченные от 20-ти крестьянских отделов, в чьем заявлении подчеркивалось, что цели руководителей съезда противоречат интересам крестьянства. Монархический публицист Михаил Осипович Меньшиков активно критиковал общину и поддерживал столыпинскую «ставку на сильного», считая индивидуальное хозяйство «единственно разумным». Отвергая общинные традиции коллективизма, он писал, что «кулаки» и «мироеды» – это вовсе не паразиты. Их скорее можно сравнить со здоровым хищником, который забрался «в слабое человеческое стадо». «Кулаки» – это наиболее самостоятельные хозяева, деятельные, трудолюбивые, предприимчивые, твердые «как стиснутый кулак». В первую очередь государство должно помогать сильному хозяину, профессионалу и человеку дела, а «русский человек не любит регулярной работы изо дня в день, как привыкли западные европейцы... Русский человек готов сегодня себя замучить на страде, лишь бы завтра ему был предоставлен полный праздник... Невозможно нам брать западную цивилизацию и оставлять прежние методы труда». После того как наиболее трудолюбивые крестьяне получили возможность выходить на отруба, в общине останутся только те, кто не может или не хочет работать, останутся «люди стада». Такая община должна или изжить сама себя, или же сделать все, чтобы «задушить» более преуспевающего соседа-собственника. Предвидя подобное развитие ситуации, М.О.Меньшиков предупреждал о неизбежной волне террора против «кулаков».