На пути к «сплошной коллективизации»

Разгром «правого уклона» совпал со свертыванием нэпа по всем направлениям. Чрезвычайные методы укрепились и на «фронте хлебозаготовок», где в помощь уполномоченным было направлено около 150 тысяч посланцев рабочего класса. Газеты настойчиво пропагандировали преимущества колхозов и совхозов, в результате чего доля коллективизированных хозяйств с июля по октябрь 1929 года выросла с 3,9% до 7,6%. На заводах и фабриках разворачивалось движение двадцатипятитысячников для направления в деревню в целях организации колхозов и совхозов.

Накануне 12-й годовщины Октября Сталин выступил в «Правде» со статьей «Год великого перелома», в которой указал на поворот масс к сплошной коллективизации. На ноябрьском пленуме речь шла о громадных успехах, якобы достигнутых в 1929 году, в силу чего в очередной раз были увеличены плановые задания. Для внесения единства в дело колхозного строительства было решено создать союзный Наркомзем как некий штаб массовой коллективизации.

Курс на «сплошную коллективизацию» предусматривал полное производственное кооперирование мелких крестьянских хозяйств в форме колхозов или их огосударствление в виде совхозов. Но такая форма объединения диктовалась скорее идеологическими установками, нежели экономической целесообразностью. Опыт коммун периода военного коммунизма показал их нежизнеспособность. Большинство из них распалось в период нэпа: к 1928 году коммуны составляли всего 7% коллективных хозяйств. Подавляющее большинство таких хозяйств (67%) составляли товарищества по совместной обработке земли, уровень обобществления в которых находился в пределах от 5% до 30%. Средний размер таких объединений был не более 12 дворов, на которые приходилось 54 десятины земли, 5 лошадей и 7 коров. Артели, включавшие 26% коллективных хозяйств, пользовались поддержкой государства, но уровень организации труда в них был очень низок, а более высокая товарность достигалась сокращением внутреннего потребления колхозников.

Главную роль в форсировании сплошной коллективизации сыграла обострившаяся проблема государственных хлебозаготовок, тогда как организация коллективных хозяйств предоставляла возможность без усилий изымать производимую ими продукцию. Официально курс на сплошную коллективизацию и политику «ликвидации кулачества как класса» был принят на XVI съезде партии в конце июня 1930 года, однако фактически проводилась с конца 1929 года. Летом 1929 года принимается решение о запрещении приема кулацких семей в колхозы, и это сразу провело четкую границу между ними и остальных крестьянством, предельно ожесточило их сопротивление.

Процессу раскулачивания подлежали три категории крестьян. К первой относились учавствовавшие в антиколхозных и антисоветских выступлениях – «антиреволюционный актив» (они сами подлежали аресту, а их семьи выселению в отдельные районы страны); ко второй – «крупные кулаки и бывшие полупомещики, активно выступавшие против коллективизации» (их вместе с семьями выселяли в отдаленные районы); к третьей – «остальная» часть кулаков (расселение специальными поселками в пределах тех же административных районов). При этом критерии раскулачивания были настолько неопределенными, что позволяло на местах толковать их весьма произвольно. Особенно это касалось аморфной формулы «подкулачники». Открытое высказывание против творившегося беззакония было вполне достаточным основнием для зачисления в «контрреволюционный актив» и ареста. Поэтому раскулачивание на практике зачастую зависело от субъективных факторов: служебного рвения или взаимного сведения счетов.

Устанавливалось, что число раскулаченных по районам не должно превышать 3-5 процентов всех крестьянских хозяйств, но зимой 1930 года этот ограничительный предел уже намного превышал число сохранявшихся кулацких хозяйств. На практике в число раскулачиваемых стали попадать и середняки, и бедняки, нежелающие вступать в колхозы. Общее число раскулаченных хозяйств составило 1,1 млн., что существенно превышало долю зажиточных крестьянских хозяйств. При этом число высланных семей превысило 380 тысяч, что составило около 1,8 млн. человек. К эшелонам с раскулаченными присоединялись семьи священников, бывших помещиков и других «чуждых» власти элементов.

Но раскулачивание было всего лишь одной стороной коллективизации. Крестьяне оказывали ей не только пассивное (бегство из деревни), но и активное сопротивление в форме восстаний и бунтов. Уже в 1929 году только по РСФСР было зарегистрировано около 30 тыс. поджогов. С января до середины марта 1930 г. в стране произошло более 2 тыс. антиколхозных восстаний. В вооруженных выступлениях в Поволжье и на Украине, на Северном Кавказе, Сибири и в центральных районах участвовали десятки тысяч селян.

Если на 1 января 1930 года было коллективизировано 20% хозяйств, то к 1 марта их число возросло до 58,6%. Но сопротивление крестьян встревожило руководство. В начале марта в «Правде» появилась статья Сталина «Головокружение от успехов», в которой генсек свалил всю вину за «перегибы» на местные органы. После выхода статьи процент коллективизированных хозяйств снизился сразу до 21%, но уже с осени насильственная коллективизация возобновилась. К 1 июля 1931 года доля колхозов опять поднялась до 58%. Хотя в этом же году исход из сельской местности превысил 4 млн. человек, однако появился ряд новых факторов, заставлявших крестьян мириться с колхозами. Так, по уставу сельхозартели, ее собственность представляла собой неделимое имущество, поэтому вернуть «свое» обратно было крайне трудно. Земля также при выходе выделялась самая плохая, а на индивидуальные хозяйства постоянно усиливался нажим в виде налогов и «твердых заданий». Колхозникам же наоборот было разрешено иметь личное приусадебное хозяйство, корову, мелкий скот и птицу.

Закон «Об охране имущества государственных предприятий и кооперации и укреплении общественной социалистической собственности» от 7 августа 1932 года предусматривал не менее 10 лет с конфискацией имущества. Кроме того, устанавливалась связь прописки и трудоустройства, а статья 7-35 Уголовного Кодекса предусматривала до 7 лет лагерей лицам «без определенного места жительства» и «без определенных занятий».

Эти драконовские меры не остановили отток жителей из села. Одним из каналов стал оргнабор – вербовка рабочей силы на стройки и различные сезонные работы. Оргнабор из сельской местности в промышленность был определен постановлением ЦИК и СНК «Об отходничестве» от 30 июля 1931 года путем заключения хозяйственных договоров с колхозами. При этом колхозник не мог покинуть завод до окончания срока контракта. Еще одним способом покинуть деревню стало продолжение учебы или служба в Красной Армии, после которой мало кто возвращался в родной колхоз.

Конечно, модернизация сельского хозяйства принесла определенные плоды: изменилась структура посевов, земледельческие культуры продвигались в новые районы, началось формирование агропромышленного комплекса. С другой стороны, не произошло перехода от экстенсивных к интенсивным формам хозяйствования. Сельское хозяйство перманентно отставало от развития промышленного сектора.

Проведение насильственной коллективизации существенно отразилось на результатах сельскохозяйственного производства. Даже по официальным данным в 1930 году было собрано 84 млн. т зерна, в 1931 году – 70 млн., в 1932 году – 67 млн., а в 1933 году – 68 млн. т. При этом государственные заготовки выросли с 23 до 27 млн. т.

Больше всего от коллективизации пострадало животноводство: в результате массового забоя число голов крупного рогатого скота сократилось в 1928-1932 годах на 27 млн., лошадей – на 17 млн., свиней – на 13 млн., а овец – на 64 млн. Объем сельскохозяйственного производства за годы первой пятилетки снизился на 17%, а продукции животноводства – на 53%. Итогом коллективизации стало обнищание деревни и многочисленные случаи хищений колхозного имущества.

В начале 1930-х годов под влиянием антиколхозных настроений на Кавказе, Южной Украине, в Донской области начались «хлебные забастовки»: не только единоличники, но и колхозы сокращали посевы и отказывались сдавать хлеб государству по ценам ниже себестоимости. В ответ на это последовал массовый террор, в том числе выселение целых сел и станиц. Так, осенью 1932 года при участии Кагановича Бюро Северо-Кавказского крайкома партии приняло решение о выселении 16 станиц Северного Кавказа. Массовые репрессии под руководством Молотова и Кагановича прошли и на Украине.

В целом 1932 год не был неурожайным. Наблюдалось только некоторое снижение сбора зерновых ввиду неблагоприятных погодных условий. Однако в ряде мест не удалось выполнить план хлебозаготовок, что отразилось на снабжении городов и, главное, на экспортных операциях. Сформированные чрезвычайные комиссии выгребли подчистую, включая семенной фонд, зерно в таких хлебопроизводящих регионах, как Украина, Северный Кавказ и Поволжье, что вызвало массовый голод, сам факт которого скрывался властью. Число погибших в голодные 1932 – 1933 годы оценивается от 3 до 10 млн. человек.