Финансовая реформа

Финансовое положение страны в 1921-1922 годах было очень тяжелым: за 9 месяцев 1922 года дефицит госбюджета составил более 40% всех расходов. Он покрывался за счет эмиссии быстро обесценивающихся совзнаков. За первую половину 1922 года денежная масса в обращении увеличилась более чем в 500 раз, а цены – в 20 раз.

В целях оздоровления финансов в конце 1921 года был воссоздан Государственный банк, которому декретом от 11 октября 1922 года было предоставлено право выпуска банковских билетов – червонцев, которые до лета 1923 г. не выходили из сферы крупного оборота и межбанковских расчетов. Параллельно в течение 15 месяцев в обращении оставались и продолжавшие обесцениваться совзнаки. В январе 1924 года было принято решение о ликвидации системы параллельных валют путем обмена совзнаков на червонцы, в ознаменование чего 5 февраля декретом ЦИК и СНК СССР был объявлен выпуск государственных казначейских билетов в купюрах 5, 3 и 1 рубль в червонном исчислении, а с 14 февраля была прекращена эмиссия совзнаков. 7 марта был объявлен официальный курс червонца в совзнаках: 1 червонный рубль менялся на 50 тысяч рублей образца 1923 года или на 50 млн. рублей образца 1921 года.

Однако позитивный эффект от проведения денежной реформы оказался недолговечным. В целом спокойное состояние денежного рынка стало нарушаться уже с мая 1925 года, чему способствовал плохой урожай предыдущего года и связанный с этим рост цен на хлеб, а затем и всех остальных. Кроме того, на червонце сильно отразились не обеспеченные ресурсами планы промышленного развития 1925 года. Червонец вскоре перестал быть золотым, а в апреле 1926 года Политбюро ЦК ВКП(б) одобрило запрет на вывоз червонцев из страны и прекратило их котировку за границей.

Развитие мелкой промышленности и торговли

Декрет ВЦИК и СНК о кустарной и мелкой промышленности, принятый 7 июля 1921 года, декларировал, что «каждый гражданин может свободно заниматься кустарным промыслом, а также организовать мелко-промышленные предприятия», которые не подлежали ни национализации, ни муниципализации. К середине 1920-х годов были в основном восстановлены довоенные объемы производства легкой и пищевой промышленности, в чем немалую роль сыграло восстановление мелкого и кустарного производства.

На протяжении двадцатых годов к категории мелкой (нецензовой) и кустарно-ремесленной промышленности относили все заведения, не входящие в ценз крупной промышленности (15 и менее рабочих при двигателе и все заведения без механического двигателя, в которых было 29 и менее рабочих). В 1923 г. в кустарно-ремесленной промышленности было сосредоточено около 60% всех занятых в промышленном производстве, причем почти 80% кустарей находилось в деревне. Последние производили 70% валовой продукции кустарных промыслов, из которой до 80% потреблялось внутри самой деревни. В 1925 году в этой сфере было занято около 4 млн. человек, то есть больше, чем в крупной индустрии.

Однако с самого начала нэпа осуществлялись меры, направленные на установление государственного контроля за кустарем, прежде всего, путем его кооперирования. Кооперация рассматривалась как инструмент осуществления контроля государства за этим обширным сектором частного предпринимательства. Работой в этом направлении с сентября 1921 года занимался Главкустпром, который (вместе со своими местными органами) должен был разрабатывать планы для кустарной промышленности и проводить кооперирование кустарей. С 1922 года реализация кустарных изделий на местах должна была осуществляться только с разрешения губкустпрома и по ценам, им же утвержденным. Тем не менее, следует заметить, что все усилия ужесточить контроль за кустарями с помощью кооперации в первой половине 20-х годов были малоэффективны: к 1924 году в стране было всего 11 тысяч промысловых артелей с 400 тысячами членов, которые объединяли не более 20% всех кустарей. Кроме того, около 60% артелей не входили в систему промысловой кооперации и не подчинялись ее «руководству».

Особенно быстро увеличивалось число торговцев и торговых заведений. С переходом к нэпу, пока не была налажена государственная налоговая служба, вся страна превратилась в гигантскую «сухаревку». Оживилась и деревенская ярмарочная торговля. Но очень скоро вмешательство государства в рыночную стихию и восстановление налоговой системы привели к тому, что торговцы и мелкие производители должны были выкупать патенты и платить прогрессивный налог. В зависимости от характера торговли (с рук, в ларьках и киосках или магазинах, розничная или оптовая) и количества наемных работников торговцы были поделены сначала на три, а затем на пять категорий. К середине двадцатых годов частником была создана широкая сеть магазинов розничной торговли, тогда как в оптовой торговле преобладали государственные и кооперативные предприятия.

С 1921 года стали возрождаться биржи, число которых к 1925 году достигло довоенного уровня. Но различные слои общества весьма своеобразно реагировали на возрождение этого «реликта» капитализма. «Красные директора» чаще всего чувствовали себя вынужденными участниками «пустого» нововведения, солидные бизнесмены (включая маклеров с дореволюционным стажем) органически вписывались в новый финансовый механизм, а крупные спекулянты увлекали за собой массу обывательской публики, стремившейся побыстрее урвать свою «долю». Все это затрудняло врастание биржи в хозяйственно-социальную жизнь нэповской России.

К концу этого же года в СССР было зарегистрировано 90 акционерных обществ, представлявших собой преимущественно объединения государственного, кооперативного или смешанного капитала. Но отношение к частному капиталу было весьма неоднозначным. В майском (1922 года) постановлении ВЦИК «Об основных частных имущественных правах» были декларированы принципы неприкосновенности имущества. Эти права получили свое юридическое оформление в статьях Гражданского Кодекса РСФСР, принятого IV сессией ВЦИК 9-го созыва. При этом, однако, Гражданский Кодекс был ориентирован на относительный и временный характер юрисдикции переходного периода. Так, в законе подчеркивалось, что имущественные права частных лиц являются уступкой во имя развития производительных сил страны. Не удивительно, поэтому, что частный сектор находился под непрерывным прессингом со стороны партийно-государственных органов.

Концессионную политику нельзя однозначно отождествлять с нэпом, так как первые шаги в этом направлении были сделаны в годы Гражданской войны. Еще 4 февраля 1919 г., в разгар наступления войск Деникина, советское правительство объявило по радио о готовности сделать уступки в области признания царских долгов. Также была выражена готовность предоставить концессии, «на условиях, еще подлежащих точному определению». Первые официальные советские концессионные предложения были сделаны советской делегацией в Лондоне в мае 1920 г., но были встречены с глубоким недоверием.

Переход к мирному строительству после снятия в конце 1920 г. экономической блокады вновь поставил в повестку дня вопрос о привлечении в страну технических сил и материальных средств промышленно развитых государств в целях развития производительных сил России. В наиболее общем виде экономические цели, основные принципы и условия предоставления концессий были сформулированы в декрете СНК «О концессиях» от 23 ноября 1920 г., но первые конкретные договора о концессиях с Большим северным телеграфным обществом и с Объединенной Американской компанией (асбестовая концессия «Аламерика») были заключены только в конце 1921 г.

Новые шаги в развитии концессионного дела были сделаны весной 1922 года, когда в Генуе были объявлены принципы концессионной политики и список возможных объектов концессий, а на Гаагской конференции предложены не только сырьевые концессии (нефтяные, горные, лесные), но и предприятия обрабатывающей промышленности (сахарные, цементные, электротехнические). Но можно констатировать, что, несмотря на все усилия, в целом до 1925 г. результаты политики привлечения концессий были не очень значительны. Неудивительно поэтому, что уже 14 октября 1925 г. Сталин на совещании агитпропов заявил: «Мы можем теперь с полной уверенностью сказать, что у концессий нет перспективы в нашей стране».

Хотя советское законодательство разрешало получать концессии не только иностранным, но и советским гражданам, но на практике последние, как правило, не осуществлялись. Не получили большого распространения и концессии, предоставляемые рабочим коллективам и кооперативам. Концессионная практика СССР пошла по пути предоставления концессий преимущественно иностранцам. Во второй половине 20-х годов для государственных органов было более характерным заключение договоров о технической помощи, подразумевающих в основном переоснащение уже имеющихся в стране производств. За 1923-1929 г. из 50 заключенных договоров 48 приходилось на различные отрасли индустрии (строительство Днепростроя, металлопромышленность, горная и лесобумажная промышленность). Наиболее крупными и значимыми были соглашения с «Хью Купер» о проектировании и участии в строительстве Днепрогэс, с «Дю пои» и «Нитроген инжиниринг» о строительстве химических заводов, с «Дженерал электрик» о перевооружении советской электротехнической промышленности. К концу 20-х годов из США ввозилось в СССР оборудование заводов в полном комплекте.

Но концессионная практика второй половины десятилетия не оправдала ожидаемых надежд. В целом для 1925-1928 гг. было характерно уменьшение числа предложений о концессиях и укрупнение концессионных соглашений. Общий объем капиталов концессионных предприятий на 1 октября 1928 г. составлял всего 90 млн. руб., из которых на иностранные инвестиции приходилось 58 млн. руб. или 0,6% по отношению к капиталу всей государственной промышленности. Хотя доля концессионных предприятий была достаточно высокой в добывающих отраслях (от 11% в меднорудной до 62,2% в свинцоворудной промышленности) и в производстве одежды и галантереи (22,3%), но в общем объеме продукции госпромышленности доля концессий в различные периоды не превышала 0,6%. Сталинская «революция сверху» положила, вместе с концом нэпа, и конец концессионной политике: после 1930 г. концессии практически не заключалось, а имевшиеся постепенно аннулировались.