Продразверстка и эксцессы военного коммунизма в деревне

В деревне продовольственная диктатура в начале 1919 г. перерастает в систему продовольственной разверстки, согласно которой все «излишки» продуктов изымались государственными заготовительными органами, за исключением «потребительской нормы» и «воспроизводственного фонда». К тем, кто не подчинялся, применяли суровые меры, вплоть до расстрела. Взамен изъятых продуктов в деревню направлялись товары для распределения преимущественно среди бедноты, но ввиду развала промышленности товаров в годы гражданской войны было поставлено очень мало.

Декрет СНК «О разверстке между производящими губерниями зерновых хлебов и фуража, подлежащих отчуждению в распоряжение государства» от 11 января 1919 г. и постановление Наркомпрода от 13 января «О порядке разверстки» устанавливало исчисление последней по губерниям на основе данных по участкам, урожайности и запасам прошлых лет. При этом «излишками» считалось то, что нужно было государству по плану. В соответствии с особым циркуляром Наркомпрода от 3 июня, на каждое крестьянское хозяйство были заведены специальные карточки и ведомости для учета сбора урожая, в которые вносились размер посева, запасы хлеба, потребность семьи и хозяйства, излишек и недостаток, а также указывалось, на какой ссыпной пункт полагалось вывезти хлеб.

Фактически уже к осени 1919 г. продразверстка охватывала почти все продукты сельскохозяйственного производства и промыслов. Однако 23 марта 1920 г. она была распространена на заготовку мяса. Соответствующий декрет СНК «Об обязательной поставке скота на мясо» не только устанавливал обязательную поставку на всей территории РСФСР, но и воспрещал свободную продажу скота и мяса. Специальная инструкция Наркомпрода его местным органам подробно расписывала нормы мясных поставок в губерниях по всем видам мясной продукции и категориям скота. В 1920 г. в пылу борьбы с частным предпринимательством были закрыты и опечатаны ветряные мельницы, и крестьянам пришлось ездить на паровые мельницы, которые находились не в каждом районе и не принимали на обмолот малое количество кулей.

Изменился и намеченный «Декретом о земле» подход власти к социалистическому землеустройству. Закон ВЦИК «О социалистическом землеустройстве и методах перехода к социалистическому земледелию» от 14 февраля 1919 г. объявлял землю «единым государственным фондом», которым распоряжалось правительство в лице Наркомзема. А главной формой землепользования объявлялись «крупные советские хозяйства, коммуны, общественная обработка земли». Тем самым сводились на нет основные принципы земельного законодательства первых месяцев революции. В деревне шло насаждение коммун и коллективных хозяйств, численность которых к 1921 году достигла 17 тысяч.

Кризис 1920-1921 гг. Социально-экономический кризис

Победы в гражданской войне не смогли спасти режим от глубочайшего кризиса, охватившего все сферы жизни российского общества. В то время как вожди разрабатывали грандиозные планы будущего переустройства мира, ситуация в стране продолжала ухудшаться. Уровень производства скатился до 14% довоенного, а большинство заводов и фабрик стояли из-за отсутствия топлива и сырья. Повсеместно царила атмосфера промышленных кладбищ. Полный хаос творился и на транспорте. Общество вернулось к натуральным основам существования.

Продразверстка в деревне вела к сокращению посевов, так как крестьяне не были заинтересованы в увеличении производства ввиду того, что все «излишки» шли в пользу государства. В свою очередь, натурализация сельского хозяйства, сокращавшая возможности реквизиций, ужесточала деятельность заготовительных органов, посягавших на основы крестьянского существования. Итогом стала «ползучая контрреволюция», вызванная упорным сопротивлением деревни.

Несмотря на то, что основная масса частушек 1917 – начала 1920-х гг. вовсе не носила антибольшевистского характера и вообще не содержала оценочных характеристик, ограничиваясь простой констатацией парадоксальных реалий того времени, последствия войн и революций открыли дорогу исторически известной тяге русского человека к стихийному и беспощадному «русскому бунту». К 1921 году в стране полыхало более 50 крупных восстаний, и не осталось ни одной губернии, не охваченной в той или иной степени «бандитизмом».

Не менее ощутимо проявился кризис в социальной сфере. Людские потери, начиная с 1914 г., составили около 20 млн. человек. Серьезный урон был нанесен взрослому населению страны за счет погибших на фронтах: только Красная армия в годы гражданской войны по официальным данным потеряла около 800 тыс. бойцов. Не меньшими оказались потери и в рядах белых. Около 2 млн. человек эмигрировало из России, в основном представители образованного общества. Если от красного террора пострадали, прежде всего, имущие слои и значительная часть связанной с ними интеллигенции, то белый террор был направлен против рабочих, крестьян и революционно настроенной интеллигенции. Много людей, особенно детей, погибло от голода и болезней.

Резко снизилось значение города в общественной жизни. Пустые площади и улицы оживали лишь в дни революционных торжеств. Население Петрограда и Москвы сократилось примерно вдвое, а численность рабочих в ведущих индустриальных центрах уменьшилась в 6-7 раз. В целом явно проявились симптомы «рурализации» страны.

Руководство вплотную столкнулось с проблемой «деклассирования пролетариата», считавшегося социальной опорой режима. Помимо ухода рабочих в деревню, наблюдался их значительный отток в государственный аппарат (до 1 млн.) и Красную армию (до 600 тыс.). Среди тех, кто оставался на производстве (1,5 млн. в 1920 г. и 1 млн. в 1921 г.), отмечались явные признаки распада. Перебиваясь случайными занятиями («мешочничеством» и кустарничеством), рабочие перестали быть рабочими или, по крайней мере, потеряли «классовое сознание». Свидетельство тому – забастовки и «волынки», а также превращение части сословия в нищих и преступников.

Маргинализации подверглись не только рабочие: число люмпенов, наводнивших города и сельскую местность, быстро росло. Преступный мир буквально терроризировал население. Все чаще идеи уравниловки сводились к незамысловатому принципу: «Грабь награбленное». Еще одним источником роста преступности и озверения людей стал распад семей и небывалое распространение детской беспризорности (до 7 млн. к 1922 г.). Значительно поредели ряды российской интеллигенции, ее влияние в обществе упало почти до нулевой отметки. Те, кто остался в Советской России, становились служащими советских учреждений.