Управляемая самостоятельная работа

№	Название темы и вопросов	Форма отчета
1	Источники и механизмы культурной динамики 1. Тоталитарная культура и андеграунд. 2. Сущность контркультуры и ее проявления. 3. Молодежные субкультуры как феномен современной субкультуры.	Контрольные тесты, мультимедийные презентации
2	Культура первобытности. 1. Синкретический характер первобытной культуры. 2. Роль мифа в формировании первобытной культуры. 3. Магия и мифологический символизм в первобытной культуре.	Интерпретация текста, мультимедийные презентации
3	Культура древнего Рима. 1. Характерные черты древнеримской культуры. 2. Художественная культура Древнего Рима.	Мультимедийные презентации
4	Культура Византии 1. Типологические черты византийской культуры 2. Роль христианства в формировании нового образа мира и человека. 3. Особенности искусства Византии.	Мультимедийные презентации
5	Культура Ренессанса 1. Истоки и основные черты ренессансной культуры. 2.Формирование личности нового типа. 3. Предпосылки Реформационного движения и рожден ие протестантизма.	Комментарии к тексту, мультимедийные презентации
6	Европейская культура эпохи Нового времени 1. Культурное своеобразие эпохи Нового времени. 2. Феномен Просвещения. 3. Становление индустриального общества и его культурная дифференциация.	Интерпретация текста, мультимедийные презентации

Фрагменты текстов по дисциплине «Культурология» (к семинарам и уср) Тема: Источники и механизмы культурной динамики.

Изучаемые вопросы: Контркультура, тоталитарная культуры. Молодежные субкультуры

На основе предложенных ниже текстов постарайтесь ответить на вопросы:

1. Что такое субкультура и контркультура?

2. Какие подходы в понимании субкультуры существуют?

3. Какие причины роста числа субкультур называются, и что повлияло на появление феномена молодежной субкультуры?

4. Какую роль играют молодежные субкультуры и для самой молодежи, и для системы культуры в целом?

5. Какие изменения произошли в оценках молодежных субкультур?

6. Как лично Вы оцениваете место субкультур в современной культуре?

КОНТРКУЛЬТУРА — понятие в современной культурологии и социологии; используется для обозначения социокультурных установок, противостоящих фундаментальным принципам, господствующим в конкретной культуре, а также отождествляется с молодежной субкультурой 60-х гг., отражающей критическое отношение к современной культуре и отвержение ее как «культуры отцов».

Термин «контркультура» появился в западной литературе в 60-е гг. и отражал либеральную оценку ранних хиппи и битников; принадлежит американскому социологу Т. Роззаку, который попытался объединить различные духовные веяния, направленные против господствующей культуры, в некий относительно целостный феномен — контркультура.

В к. 20 в. культурологи обратили внимание на феномен К., его роль в исторической динамике; тема эта перестала восприниматься как периферийная, частная, затрагивающая боковые сюжеты общекультурного потока. К обсуждению проблемы присоединились не только социологи и культурологи, но и культурфилософы. Многие исследователи пришли к убеждению, что именно данный вопрос позволяет наконец приблизиться к постижению самой культуры как специфического явления, к распознаванию механизмов ее обновления и преображения.

В истории культуры складываются такие ситуации, когда локальные комплексы ценностей начинают претендовать на некую универсальность. Они выходят за рамки собств. культурной среды, возвещают новые ценностные и практические установки для широких социальных общностей. В этом случае это уже не субкультуры, а скорее контркультурные тенденции.

Стойкость и возобновляемость молодежных субкультур как будто делает излишним термин К. Между тем в контексте современных исканий он обретает глубокий культурфилософский смысл. Культура вовсе не развивается путем простого приращения духовных сокровищ. Если бы процесс культурного творчества шел плавно, без поворотов и мучительных мутаций, человечество располагало бы сегодня разветвленной монокультурой. В Европе, в частности, все еще экспансионистски развертывала бы себя античная культура.

Культурный процесс, как и научный, рождает новые культурные эпохи, отличающиеся друг от друга радикально. В культуре постоянно происходят парадигмальные сдвиги. Эти глубинные преобразования порождает — контркультура. Культурфилософия не располагает другим понятием, которое указывало бы на общесоциологический характер такого рода преображений.

В истории постоянно меняются социальные реалии, рождаются новые духовные ценности. Распад старых форм жизни и появление новых ценностных мотивов приводят к интенсивному брожению, которое требует своего выражения. Далеко не всегда эти искания рождают новую культуру. Но чтобы возникла принципиально иная эпоха, нужны новые ценностные ориентации, меняющие структуру всей жизни.

Контркультура, в культурфилософском истолковании, постоянно проявляет себя в виде механизма культурных новаций. Она, следовательно, обладает огромным потенциалом обновления. Рождение новых ценностных ориентиров есть провозвестие новой культуры. Общим местом стало повторение мысли, что контркультура — уже исторический факт, архаика. Офиц., господствующая культура устояла, сумев вобрать в себя элементы контркультурных тенденций и сохранить собств. ядро. Натиск новых ценностных ориентации оказался недолговечным.

В современном мире произошла радикальная переоценка этики труда, смысла Жизни, отношений между полами, традиций рациональности. Д. Белл, напр., отметил, что традиционная протестантская культура замещена теперь новой культурой, которую он в соответствии со своими неоконсервативными убеждениями называет модернистской.

В контексте подобных исследований понятие «контркультура» обретает совсем иной смысл, нежели понятие «субкультура». Контркультурным значением в современном мире обладают не отд. феномены, а вся совокупность субкультур. Сохраняя и возобновляя себя, они вместе с тем провоцировали настоящую ценностную революцию. К., следовательно, есть совокупный эффект поисков нового ценностного ядра современной культуры.

Противостояние господствующей культуре, рождение новых ценностных и практических установок — процесс, постоянно воспроизводящий себя в мировой культуре. Рождение христианства есть по сути своей контркультурный феномен в столкновении нарождающейся христианской Церкви с Римской империей.

История христианства в Европе началась с противостояния господствующей культуре, с провозглашения новых святынь и жизненных установлений. В той же мере отход от христианской культуры предполагает вначале смену ценностных установок. Не только религиозная, но и светская культура, как правило, при своем становлении исповедует отречение от офиц. канонов, идет ли речь о мировоззренческих, этнических или эстетических установках.

Всякая новая культура, культура конкретной эпохи возникает в процессе осознания кризиса предшествующей социокультурной парадигмы. С этой точки зрения «первое осевое время» (Ясперс) есть своеобразный выход из кризиса культуры эпохи возникновения мировых религий. Христианство возникло как разрыв в языческом сознании античности. Контркультурными были движение киников в античности, движение романтиков в конце просветительской эпохи в Европе.

Э. Тирьякян (Канада) еще в сер. 70-х гг. разглядел в контркультурных феноменах мощные катализаторы культурно-исторического процесса. Зарубежные публикации конца 80-начала 90-х гг. свидетельствуют о том, что в современном мире происходит «революция сознания». Она знаменует собой рождение новой культуры. Понимание контркультура как ядра будущих культурных парадигм становится в западной культурологии традиционным.

Российское общество находится сейчас в процессе контркультурного размежевания. Рождаются новые социокультурные группы, имеющие специфический менталитет, образ жизни, ценностные установки. Несомненно одно: становление новой культуры в нашей стране невозможно без длительной полосы контркультурных феноменов.

ТОТАЛИТАРНАЯ КУЛЬТУРА — официальная культура тоталитарных режимов, исторически сложившихся в 20-30-е и 40-50-е гг. (.Россия/ СССР, Италия, Германия, Китай, Сев. Корея, Вьетнам; в меньшей степени это относится к странам, где тоталитарный режим носил более умеренные и мягкие по отношению к культурным процессам формы и эволюционировал в сторону размывания тоталитарной специфики — Испания, Португалия, Греция периода «черных полковников», или просуществовал сравнительно недолго, а потому не успел оказать глубокого влияния на культуру, например, в Кампучии). Несмотря на глубокие географические, политические, и этнонациональные различия классических тоталитарных режимов (коммунистический при Сталине, Мао Цзэдуне, Ким Ир Сене; фашистский при Муссолини, нацистский при Гитлере и т.д.), порожденная ими тоталитарная культура принципиально сходна. Тоталитарная культура отличается жесткой управляемостью сверху и опорой на массовый, аффектированный энтузиазм снизу; политико-идеологизированной заданностью, клишированностью форм и апелляцией к простейшим архетипам архаичечского (мифологического) сознания; преданностью (как правило, вынужденной и показной) правящему режиму и его вождям (что сопровождается низкой лестью и дешевой политической конъюнктурой) и в то же время псевдодемократизмом, выражающимся в поэтизации безликого «простого человека» из народа и безудержной апологетике самых народных масс как воплощения вековой мудрости, исторической целеустремленности и внеисторической правоты.

Так как в любом ее историческом, политическом, или национальном варианте преследуется главная цель — консолидация и сплочение нации вокруг властных структур государства, персонифицирующих деспотический, жестокий и беспринципный режим в трех его конститутивных ипостасях (единственная политическая партия, узурпировавшая полноту власти во всевозможных ее аспектах и проявлениях; армия и военно-промышленный комплекс, оказывающиеся в центре всей политической, экономической и духовной жизни страны и безраздельно милитаризирующие ее хозяйство, быт, науку, спорт, личную жизнь ее граждан и т.п.; органы госбезопасности (тайной полиции), монополизировавшие сферу «засекреченной информации» (постоянно расширяющуюся) и потому получающие неограниченные полномочия в отношении сбора и хранения конспиративных сведений во всех областях деятельности, а также контроля за их распространением и возможности давления на все стороны обществ, жизни. Тоталитарная культура держится на пропаганде монополизированной партийной идеологии, военизированном жестоком «порядке» и апологии «силы», а также на преувеличенной роли государственной «тайны», необходимости «охранять» ее от посягательств многочисленных внешних и внутренних «врагов» (государства, нации, народа, политического строя). Особенно эффективно тоталитарная культура выполняет эти функции в чрезвычайных ситуациях, которые сама же она и моделирует, поддерживая напряженную атмосферу «осажденной крепости» в отношениях с внешним, враждебным миром, а внутри страны нагнетая нетерпимость к любой «инаковости» (в поведении, деятельности, мыслях); насаждая среди населения бдительность, подозрительность, «шпиономанию»; постоянно организовывая идеологические кампании по борьбе с явными или потенциальными «врагами» в любой сфере или выдвигая тот или иной эталонный «пример для массового подражания» (энтузиазм в труде, боевая и политическая подготовка, борьба с «врагами» нации или народа, верность вождю и т.п.).

Тоталитарная культура в своей приверженности к мифологическим архетипам консервативна и архаична; ее любимые образы — атлет, борец, вооруженный воин, готовые к преодолению трудностей, выполнению почетного задания или подвига; дородная мать-героиня, воплощающая плодородие земли и продолжение рода; умиротворенный и величественный вождь, снисходящий до общения с простым народом или взирающий на него с высоты; ликующие и воодушевленные массы, объединенные в торжеств, шествии, военном или спортивном параде, в боевом строю или трудовом порыве; семейная идиллия как символ всеобщего счастья и пр. Нагнетание идеологической лжи, помпезности, преувеличенного оптимизма, не только предваряющего будущие проблемы, но и подготавливающие их в сознании людей, культовой идеализации отдельных людей, ситуаций, идеологем требовало от официальной тоталитарной культуры (в ее непосредственно политико-идеологических, литературно-художественных, архитектурных, философских, научных и иных формах) столь же преувеличенного жизнеподобия, показной «правдивости» и самоочевидной наглядности, понятности и доступности для самого непросвещенного, малограмотного, идеологически одурманенного субъекта культуры (каковыми в своем большинстве и были реципиенты тоталитарной культуры), что создавало в результате характерный эффект неразрывной спаянности правды и лжи в искусстве и пропаганде, в философии и науке, в повседневной жизни и политических доктринах.

Фотографическая конкретность одушевлялась религиозным пафосом, эмпирические данные естественных наук дополнялись философско-идеологизированной их интерпретацией, политические акции наполнялись нарочитой эстетизацией (театрализацией, декламацией, броским украшательством, яркой зрелищностью); настоящее проецировалось в сияющее будущее и подкреплялось величественными аналогиями в героическом прошлом и тем самым мифологизировалось в качестве живой вечности «тысячелетнего государства» и его создателя, хранителя и защитника — народа. В зримых чертах повседневности проступали контуры обещанного всеобщего рая, начинающего как будто реализовываться; должное заслоняло в сознании сущее. Фактически в тоталитарной культуре художественно-идеологический проект замещал реальность, и действительность превращалась в огромное, безграничное во времени и пространстве «произведение искусства», создаваемое народом по манию политического демиурга мира, во всенародное эстетико-политическое действо, уходящее своими корнями в мифологические глубины истории, а своей вершиной уносящееся в необозримые дали утопии.

«Всеединство», небывалая целостность и непротиворечивость общества и его культуры достигались при тоталитаризме за счет включения и нагнетания до небывалого размаха социокультурного механизма селекции, отстающего, изгоняющего, а подчас и обрекающего на уничтожение всего того, что противоречит художественно-политическому проекту идеального государства, мешает его функционированию, препятствует его неограниченно росту и величию. Отсюда неизбежность насилия как «повивальной бабки истории» (Маркс), классовой или национальной борьбы, террористических акций «устрашения», «возмездия», идеологических и политических кампаний против «инакомыслящих» всех направлений и видов как инструментов «переделки» общества, волевой «перековки» человека из «старого» в «нового», создание принципиально «новых», небывалых ранее явлений культуры (филоссофии, литературы, искусства, архитектуры, науки, техники, общественного сознания и поведения и т.п.). Во всех этих и подобных «преобразовательных» процессах культуре отводилась роль «придатка политики», «служанки» режима и эта подсобная, вспомогательная роль культуры в достижении политических, экономических, военных или воспитательных целей не только идеологически обосновывалась, но и всячески стимулировалась методом «кнута и пряника».

В результате интеллигенция, деятели культуры, ученые и инженеры в тоталитарном государстве сами становились объектом целенаправленной селекции (наряду с партийно-государственной элитой отобранных и политически благонадежных ученых, художников, мыслителей формировалась когорта «отверженных», национальных «изгоев» — вредителей, пособников иностранных спецслужб, антинародных «декадентов и формалистов», врагов или идейно незрелых, вольно или невольно заблуждающихся, а потому требующих насильственного «исправления» и «перевоспитания»). В своем социокультурном «отборе» власти ориентировались не только на соблюдение неких политико-идеологизированных догм и шаблонов (вроде «партийности» и «народности», «идейности» и «правдивости», «нужности» или «понятности»), но и апеллировали к «здравому смыслу», «обыденному сознанию», к обществ, мнению «простого народа», рекрутируя из серой, необразованной массы готовых «критиков» современной им философии, науки, литературы и искусства, обличителей заблуждающихся «мастеров культуры», носителей исторической правды и т.п. «Верх» и «низ» в культуре менялись местами: народные массы «поучали» и «просвещали» деятелей культуры, последние смиренно «учились» у народа; тоталитарная власть мотивировала свои решения и вкусы народными интересами и требованиями, симулируя свое «служение народу», народ же фактически становился пассивным материалом партийно-государственного строительства, из которого можно было, казалось, «лепить» любые фигуры в замысленном культурном проекте, «отсекая» лишнее и ненужное.

Именно те компоненты культуры и те культурные деятели, которые определялись тоталитарными режимами как «лишние» и «ненужные» «вредные» или «опасные», в конечном счете становились носителями антитоталитарных тенденций в истории культуры и способствовали внутреннему распаду и кризису тоталитаризма. Так рождались антифашизм или антисоветизм, развивавшиеся и в условиях эмиграции, за пределами тоталитарных государств, вынуждавших оппозиционные силы выехать за границу, внутри страны — в качестве диссидентского или иного обществ, движения, принимавшего политические и культурные формы сопротивления тоталитаризму. Т. и Г. Манны, Брехт, Ясперс и Фромм в Германии; Гpoccмaн, Шаламов, А. Сахаров, Солженицын в России — таковы лишь некоторые характерные примеры культурного противостояния тоталитарной системе. Борьба прототалитарных и антитоталитарных сил в той или иной нац. культуре становилась магистральным направлением социокультурной борьбы 20 в. в масштабах не только той или иной страны, подавленной тоталитарным режимом, но и всего мира. Поэтому поражение прототалитарных сил в этой всемирно-исторической борьбе оказывается — рано или поздно - неизбежным.

Все тоталитарные режимы — правого (фашистского) и левого (коммунистического) толка во многих отношениях почти неотличимо походят друг на друга и взаимно обучаются приемам и методам «культурной работы» (в декретировании культурных инноваций, управлении культурными учреждениями, манипулировании сознанием, организации культурно-идеологических кампаний и т.д.). Этим объясняется типологическое сходство всех явлений и процессов в культуре тоталитарного общества, где бы и когда бы оно ни возникало (в философии и науке, архитектуре и массовых зрелищах, литре и искусстве, идеологии и культурной политике). Типологическое сходство характеризует все варианты тоталитарной культуры не только в фазе «расцвета» тоталитаризма, но и в его истоках, и в его крушении. Тоталитарная культура черпает свои идеи и образы, культурфилософские теории и модели в культурных процессах недавнего или отдаленного прошлого, нередко принципиально далеких от тоталитаризма и непосредственно его не приближавших.

Особое внимание следует уделить социокультурному генезису российско-советского тоталитаризма. Помимо его непосредственных теоретиков-основоположников — Ленина, А. Богданова (создателя теории «пролетарской культуры»), Троцкого, Бухарина, Луначарского, Сталина, различно обосновывавших идеи социалистической «культурной революции» и новой — социалистической — культуры, идеи революционного преобразования мира по «законам красоты» и высшей духовности вынашивали русские символисты, идеи революционного разрушения старого мира и культуры прошлого несли русские футуристы; свою лепту в концепцию революционного обновления России внесли бывшие «легальные марксисты», а позднее авторы сборника «Вехи», — П. Струве, Бердяев, Булгаков, Франк, А. Изгоев, а также другие русские либералы, не принимавшие буржуазную цивилизацию Запада и вслед за Герценом и русскими народниками искавшими для России особый, некапиталистический путь.

Особенно велика роль в формировании прототалитарных концепций национально-исторического развития трех великих русских мыслителей второй половины 19 в. - Вл. Соловьева, К. Леонтьева и Н. Данилевского. Первому из них, Вл. Соловьеву, принадлежит основополагающая идея «всеединства», легшая в основание тоталитарная культура и оправдавшая ее селекционный характер. Ко второму, Леонтьеву, относится авторство концепции, оправдывающей «деспотизм внутренней идеи» в общественной, государственной и культурной жизни; объясняющей государство как «машину», «частями», «колесами» и «винтами» которой являются отдельные человеческие особи; восхваляющей «эпохи цветущей сложности», в которые обостряются до предела социальные и культурные противоречия, общественное неравенство, укрепляется единоличная тирании, власть и появляются «гениальные демагоги». Третий, Данилевский, доказывал универсальность и исключительность славянско-русского культурно-исторического типа как «непоколебимо-устойчивого» (в котором синтезируются деятельность религиозная, культурная, политическая и общественно-экономическая как органичное взаимосвязанное целое), базовым компонентом которого оказывается «политическое могущество», обеспечивающее самобытность нации и требующее принесения других компонентов «в жертву государству», «закрепощения всех сил народных исключительно политическим целям», ведения народа «от племенной воли к гражданской свободе путем политической дисциплины». Все три взаимополемические точки зрения обосновывают идеократический характер идеального государства, создание которого возможно и необходимо в России, ибо подготовлено всей предшествующей русской социальной и культурной историей.

Н. Бердяев в своих работах «Истоки и смысл русского коммунизма» и «Русская идея» шел в осмыслении генезиса отечественного тоталитаризма еще дальше: он усматривал среди оснований тоталитарной культуры традиции русского деспотического государства, восходящие к московским государям 16 в. и Петру Великому; изначальный синкретизм национального миросозерцания, сохраняющего целостность и неразделимость («тоталитарность») всех аспектов картины мира в религиозной идее; коллективизм и общежительность («коммюнотарность») русского народа, выделяющие его среди других народов, преодолевших рецидивы общинного образа жизни; наконец, русскую мессианскую идею, принимающую различные исторические формы («Москва — Третий Рим», «Москва — Третий Интернационал»). Т.о., получалось, что тоталитарная культура («русский коммунизм») фактически имманентна русской социокультурной истории и органически соответствует самому менталитету русского народа, т.е. составляет метафизический фундамент русской истории, обусловливающий «судьбу России» в прошлом и будущем. Несмотря на чрезмерную абсолютизацию общей логики исторического развития «русский коммунизма» у Бердяева, в его концепции коммунистической «запрограммированности» росской истории (или, по-другому, «предрасположенности» русской истории к коммунизму) есть глубокий культурфилософский смысл. По аналогии с концепцией тоталитарной культуры в России Бердяева можно предполагать, что у итальянского фашизма и немецкого нацизма, у китайского и корейского коммунизма есть свои культурно-исторические предпосылки и закономерности, обусловившие сначала формирование и затем — рано или поздно — раз рушение и распад тоталитарной культуры.

Исследование феномена тоталитаризма как типа цивилизации, возникшего в 20 в., началось в кон. 30-х гг. (под впечатлением успехов гитлеровской Германии и сталинского СССР в государственном строительстве и идеологическом манипулировании, а также в результате политики государственного террора, ставшей «стержнем» всей общественно-политической жизни в этих странах) и впоследствии возобновилось после окончания Второй мировой войны, когда националистский режим в Германии пал, а коммунистический режим в Советском Союзе укрепился и распространился на Восточную Европу и Дальний Восток. Ставшие классическими труды по тоталитаризму в его «каноническом варианте» — Х. Арендт, К. Фридриха и 3. Бжезинского, Р. Арона, В. Гуриана и др. – делали преимущественный акцент на социально-политическую и политико-идеологическую стороны тоталитарных режимов. Однако все перечисленные и другие исследователи тоталитаризма оказались неспособными объяснить предпосылки и причины возникновения и распада, краха тоталитарных режимов, сохранение их «следов» и трудно изживаемые последствия в культуре, общественном сознании и структурах поведения. Речь идет, т.о., о типологических, парадигмальных характеристиках тоталитарной культуры, объясняющих генезис тоталитаризма и функции тоталитарных режимов гораздо отчетливее и глубже, нежели социально-политические атрибуты тоталитаризма — генезис и тенденции ценностно-смысловой эволюции тоталитарной культуры.

В современных исследованиях тоталитарной культуры (а через нее и тоталитаризма) ведущее место занимает изучение мировоззренческих, мнимо-, псевдо— и квазирелигиозных мотивов и их комбинаций в культуре, влияющих на становление и динамику обществ, (в т.ч. массовых) ментальностей и настроений, лежащих в основании соответствующих типов культур и происходящих с ними исторических и функциональных изменений. В этом отношении симптоматично выдвижение на первый план исследований тоталитаризма концепции «политических (светских, секулярных) религий», составляющих смысловой «стержень» тоталитарной культуры (для которой характерны культ политической власти, некритическое восприятие политических мифов и идеологем, религиоподобное сознание и поведение масс и т.п.), генезиса и эволюции политических утопий в 20 в., а также механизмов политической инструментализации религии и религиозной легитимации политической власти. Именно в таком ключе развиваются современные исследования тоталитарной культуры на Западе и в России, толчком для которых послужили «бархатные революции» в странах Восточной Европы, крушение советского коммунистического режима и последующий распад СССР. Среди основоположников концепции «политических религий» следует назвать Р. Гвардини и Э. Фёегелина, идеи которых сегодня разрабатывают X. Майер, X. Линц, К. Баллестрем, X. Моммзен, У. Матц и др. В русле отечественной культурфилософской традиции феномен «светской религиозности» (объясняющий генезис тоталитарной культуры) исследовали — вслед за Н.А. Бердяевым — Ю.Ф. Карякин, А. Мень, Э.Я. Баталов, Ю.Н. Давыдов, З.И. Файнбург, В.А. Чаликова и др. Несомненно, что дальнейшее изучение тоталитарной культуры возможно лишь как междисциплинарное исследование — на стыке культурологии, политологии, социологии, философии и религиоведения.

Э. Тоффлер. Шок будущего (фрагмент)

Элвин Тоффлер (род. 1928 г.) – современный американский социолог, футуролог и публицист; один из авторов концепции постиндустриального общества.

Технологически развитые общества, далекие от того, чтобы быть однообразными и монотонными, подобны сотам с весьма колоритными группировками – хиппи и любители старых автомобилей, теософы и Фаны

«летающих тарелок», аквалангисты и парашютисты, гомосексуалисты, компьютерщики, вегетарианцы, спортсмены, занимающиеся бодибилдингом, и «Черные мусульмане».

Сегодня сокрушительные удары супериндустриальной революции буквально раскалывают общество. У нас увеличивается число этих социальных анклавов, групп и миникультур почти так же, как число моделей автомобиля. Те же самые дестандартизирующие силы, которые создают больший индивидуальный выбор продуктов и произведений культуры, дестандартизируют и наши социальные структуры. Вот почему с кажущейся внезапностью появляются такие новые субкультуры, как хиппи.

Действительно, мы живем во время «субкультурного взрыва». Нельзя недооценивать важности этого. Поскольку мы все находимся в большой мере под влиянием, наши личности формируются под воздействием субкультур, которые мы выбираем, сознательно или неосознанно, чтобы идентифицировать себя. <…>

Рост числа субкультур более всего очевиден в мире труда. Множество субкультур возникает вокруг профессий. Таким образом, по мере того как общество движется к большей специализации, оно порождает все большее разнообразие субкультур.

Научное сообщество, например, делится на все более узкие сегменты. Это накладывается на структуру официальных организаций и ассоциаций, число которых быстро увеличивается, специализированные журналы, конференции и встречи. Но эти «явные» тематические различия сопровождаются также «скрытыми». У исследователей раковых заболеваний и астрономов не просто разная работа; они разговариваю т на разных языках, стремятся выработать свой тип личности; они думают, одеваются и живут по-разному. <…>

По мере развития науки появляются новые специальности и соответственно новые неформальные группы. Коротко говоря, специализация порождает субкультуры.

(Тоффлер Э. Шок будущего. М., 2004. С. 310 – 312)

Т. Б. Щепанская. Система: тексты и традиции субкультуры (фрагмент)

Щепанская Татьяна Борисовна (род. 1958) – этнограф, социоантрополог, старший научный сотрудник Музея антропологии и этнографии РАН.

Публикации относительно молодежной культуры появлялись еще в 1930-е гг., однако всплеск интереса к этому феномену связан с протестными движениями конца 1950–1960-х гг., когда молодежь была осознана как источник социальных проблем в обществах Запада. К этому периоду относится популярность определения молодежных движений в терминах «контркультуры». Отказ молодежи от традиционных культурных ценностей и способов организации жизни трактовался как отказ от всякой культуры вообще, как ее разрушение, неприятие самого существования культуры, как системы регуляции и организации поведения. Такая трактовка вполне подтверждалась протестными лозунгами самих представителей этих движений.

Определение «контркультура» возможно в рамках определенного представления о «культуре», характерного для того времени. Культурой считались произведения и духовные ценности, созданные профессионалами и освященные традицией; все остальное – область повседневности, быта – рассматривалось как низовая, слабо охваченная культурой область <…>. Такое представление восходит по меньшей мере к средневековой системе противопоставления культуры как сакрально санкционированной сферы профанному, низовому уровню

повседневности. В этой системе отказ от доминирующей культурной модели воспринимался как противостояние культуре как таковой, поскольку никакой иной культуры общество «не видело» <…>.

Одно из проявлений подобной «невидимости» – характерные для тех же примерно лет определения молодежных движений в терминах «underground» (андеграунд, подполье) или «subterranean culture», т.е. подземная культура. Молодежная культура помещалась за пределы видимого мира, его «дневной поверхности». Тот же смысл имело

первоначально и понятие «субкультура», с акцентом на «суб-», как маркере сниженности. Понятие «субкультура» служило определением низовой культуры, с выраженным оттенком некоторой инфернальности

(тематика подземелья).

Все эти определения выражали определенную стратегию по отношению к молодежной культуре: стратегию противостояния. Та же линия характерна и для отечественных ее определений в пору возникновения массового интереса, когда в 1980-е гг. молодежные движения в СССР вдруг стали видимыми для политиков и исследователей: в прессе их определяли как «неформальные объединения» или «неформалов», опять-таки акцентируя отрицательную частицу – и тем самым подспудно стратегию противостояния.

В наши дни наиболее общепринятым, кажется, стало определение «молодежная субкультура», которое несколько изменило свой первоначальный смысл. Частица «суб -» уже не означает снижения, а только таксономический уровень – как подсистему более широкой культурной общности. Это определение теперь не означает вытеснения молодежных ценностей за рамки «культуры», а, напротив, означает включение в нее на правах подсистемы. Слово «субкультура» звучит теперь нейтрально и указывает просто на своеобразие норм и ценностей, символики и атрибутики молодежных сообществ.

(Щепанская Т. Б. Система: тексты и традиции субкультуры. М., 2004. С. 27–28)

С. И. Левикова. Место техники в системе ценностей молодежной культуры (фрагмент)

Левикова Светлана Игоревна (род. 1955) – доктор философских наук, профессор кафедры философии МПГУ; специалист по истории зарубежной философии, социальной философии, этике, теории и философии культуры.

<…> Молодежная культура, или субкультура, представляет собой частичную, относительно когерентную культурную подсистему внутри базовой культуры общества, культивирующую собственно молодежную систему ценностей, норм и форм поведения, отношение к моде и т.д. Молодежная культура, с одной стороны, является своеобразной формой адаптации к нормам, ценностям, образу жизни общества, а с другой – попыткой изменения или корректировки старой и создания новой системы ценностей, морали.

При этом молодежная культура является феноменом лишь открытых динамичных обществ, появляющихся вследствие бурного развития техники. <…> В силу чрезвычайного усложнения всех производств в современных индустриальных обществах <…> самостоятельность приходит к молодому человеку очень поздно. Возникают «ножницы»: биологически он уже взрослый, а социального статуса у него еще долго не будет. Но как же молодому человеку удовлетворить потребность в самоутверждении, самовыражении? Профессионально это еще

невозможно; нет собственной материальной самостоятельности (за редкими исключениями), из-за чего невозможна и независимость от родительской семьи.

Выход из этой ситуации в современных динамичных индустриальных обществах видится в молодежной субкультуре, отличной от культуры отцов, поскольку именно в мире последних молодой человек и не может проявить себя «должным образом». Но каждому отдельному подростку создать свою собственную индивидуальную культуру практически невозможно. А кроме того, смысл молодежной культуры как раз и заключается в самовыражении и выработке собственного социального статуса, признаваемого окружающими. Поэтому и возникают так называемые группы свободного времени (досуговые группы), или контактные группы, в которые подростки собираются инстинктивно. Именно они являются неформальными группами или молодежными объединениями, творящими свою собственную культуру. Группы формируются на свободном социальном пространстве молодежи не столько ради заранее заданных целей, сколько ради самих себя. Прямой

контакт со сверстниками ценен для молодежи как таковой.

Неформальные группы, с одной стороны, выполняют для молодого человека функцию защиты и компенсации от строгой дисциплины и принуждений современного мира труда, а с другой – служат для взаимной социализации сверстников; в них у молодых людей вырабатывается механизм уверенности в исполняемых ролях и принятом поведении.

Поэтому неформальные группы выступают идеальным «тренировочным полем»: в них молодой человек упражняется в исполнении ролей, которые ему предстоит сыграть в обществе. Причем чем масштабнее социальные преобразования и динамичнее общества, тем сильнее тенденция к образованию неформальных групп, продуцированию ими субкультуры, тем вероятнее конфликт поколений, отрицание молодыми всяких авторитетов.

<…> Молодежные неформальные объединения продуцируют прежде всего собственную культуру, основной отличительной чертой которой является скорость или быстрота освоения, передачи, распространения,

изменения и т.д. <...>

<…> Принадлежность к молодежной культуре, будучи фазой развития, переходной стадией становления личности, утрачивающей свое значение по мере адаптации юноши к миру взрослых, является порождением развития и все ускоряющегося внедрения техники в жизнь человека, побочным продуктом индустриализации, урбанизации и постиндустриализма.

Молодежные субкультуры не возникают спонтанно. На культурное поведение молодежи большое влияние оказывает институциональная культура взрослых. Существуют целые индустрии молодежной музыки и моды. Любая волна молодежного движения в рамках субкультуры используется рыночной экономикой для получения прибылей с помощью массового производства. Так, еще в 60-х годах журнал «Форчун» писал о том, что большой бизнес вкладывает капитал в конфликт поколений, как в только что открытую нефтяную скважину. Но если в 60-е годы основные деньги этому бизнесу приносило производство специфического молодежного контркультурного одеяния и атрибутики (различных жилеток с бахромой, клешеных джинсов, всевозможных фенечек, значков, тесемочек, колечек и т.п.), то в 90-е годы роль денежной нефтяной скважины стала играть техника, ориентированная по большей мере на молодежного потребителя: игровые приставки, плееры, приемники, магнитофоны, мобильные телефоны, компьютеры и т.д.

(Левикова С. И. Место техники в системе ценностей молодежной культуры // Общественные науки и современность. 2001. №4. С. 178 – 188)

Е. Л. Омельченко. Молодежь России между активностью и пассивностью (фрагмент)

Омельченко Елена Леонидовна (род. 1957) – социолог, директор НИЦ «Регион», директор Центра молодежных исследований ГУ-ВШЭ в Санкт-Петербурге.

Субкультурное измерение: классика и современность Молодежные субкультуры – это достаточно устойчивые сообщества молодежи, объединенные по общности интересов, строящихся вокруг значимых для группы ценностей, не связанных напрямую с родительским воспитанием и образованием, местом рождения и полученным социальным статусом, с характерными для группы культурными кода ми и контекстами их прочтения – сленг, прикид, практики. Идеология современных субкультур формируется прежде всего вокруг почитаемой культовой музыки. <...> Остановлюсь <…> на самых важных моментах.

1). Неверно представлять современную молодежную культуру в виде некоего большого пирога, состоящего их отдельных субкультурных кусочков. Субкультуры, сколь бы экзотически разными они ни были, не

исчерпывают собой все многообразие современных молодежных практик.

Субкультуры, по определению суть малочисленные и ограниченные сообщества. Другое дело, что в процессе эволюции они могут не только изменяться, но в зависимости от силы своего культурного капитала переходить, воплощаться своими деталями в массовых культурных практиках и продуктах. «Культурный осадок» многих классических субкультур действительно велик: хиппи – это джинсовый бум, культ восточных религий и сексуальная раскрепощенность, панки – черный цвет и антибуржуазность, гранж – стиль унисекс, рейверы – рюкзачки, мультики для взрослых и пацифизм, SPEED культуры – здоровый образ жизни, стиль Граффити и т.д. Этот список можно было бы и продолжить.

Субкультурные символы активно тиражируются и эксплуатируются в популярной культуре и шоу индустрии.

2). Главное, что движет и воспроизводит субкультурные инновации – это постоянное стремление каждой новой молодой генерации отвоевывать социальное пространство у занявших все устойчивые социальные позиции

взрослых. Их «вольница» отличается от взрослых пространств тем, что помогает и позволяет разным молодым людям и девушкам самоутверждаться и развивать собственную идентичность внутри своих правил, утвержденных своими традициями и передаваемых своими каналами. Именно поэтому любые взрослые попытки не понять и принять, а создать или «организовать» субкультуру, как правило, отторгаются. Это, однако, не мешает молодежи солидаризироваться по отношению к политическим вмешательствам социальных контролеров, и использовать «организацию их досуга» в своем формате.

3). Современное прочтение пространства молодежных субкультур значимо отличается от «классического». Для последних, в основном британского происхождения, было характерно четкое разделение и соответствующие этому классические «ритуальные» битвы друг с другом. Этим битвам как правило аккомпанировали многочисленные моральные паники «взрослых» сообществ. Самой известной работой, описывающей эти феномены, до сих пор остается книга Стенли Коэна «Народные бесы и моральные паники». Для поствоенных субкультур была характерна жесткая внутренняя иерархия, легко определяемый внешний прикид (стиль одежды), практики, соответствующие субкультурной идеологии. Сегодня отдельные элементы «классики» сохранились, а часть из них переживает определенный ренессанс, например ритуальные бои друг с другом, особенно характерные для набирающих силу и влияние – скинхедов, неонационалистов и неопатриотов.

4). Часть классических субкультур превратились в туристическую достопримечательность, часть – стилистически и культурно смешались с другими. Новые миксовые субкультуры уже не столь четко отделены друг от друга (во многих, особенно провинциальных городах, молодежь при их определении использует единое понятие – «неформалы»). Если говорить о собственных молодежных интерпретациях культурных молодежных

дифференциаций, характерных для современной российской культуры, то деление на группы происходит уже по нескольким векторам. Одним из наиболее значимым является деление на продвинутых (прогрессивных,

актуальных и т.п.) – не продвинутых (гопников, лохов). Причем интерпретации этих качеств невероятно изменчивы.