§ 3. Стилистические функции слов, не имеющих лексико-стилистической парадигмы

К словам, не имеющим лексико-стилистической парадигмы, от­носятся термины, номенклатурные слова, историзмы, экзотизмы и лек­сические неологизмы.

Термины — это слова и словосочетания, обозначающие научные по­нятия, в которых отражены существенные свойства и характеристики объекта. Характерной особенностью термина является то, что он обя­зательно входит в определенное терминологическое поле, или термино­логическую систему. Это означает, что понятие, которое обозначает термин, может быть раскрыто только с позиций определенной теории.

Так, например, общеупотребительные слова «речь», «язык» в по­вседневном общении многозначны и могут являться синонимами, но в соответствии с теорией Ф. де Соссюра и теориями других ШКОЛ они выступают только в одном конкретном значении.

Отметим одно весьма существенное обстоятельство. Термины в различных областях знаний очень часто образуются в результате метафорического переноса. Так, в теоретической физике употребляются такие термины, как «голый электрон», «мезонная шуба», «электронное облако», «магические ядра», «спящий волчок», «очарованность квар­ков». Кстати, само слово «кварки» заимствовано физиками из романа Дж. Джойса «Поминки по Финнегану», «странные частицы», «пено­образная структура пространства» и пр., но их метафоричность в специальном употреблении, как правило, не осознается.

К терминам примыкают номенклатурные слова, которые обозна­чают специфические предметы и объекты, относящиеся к определенной области человеческой деятельности, чаще всего профессиональной, как, например, названия мышц и костей человеческого тела, назва­ния образцов флоры и фауны, минералов, химических элементов, ти­пов машин, станков, автомобилей и т. д.

Сходны с номенклатурными словами историзмы и экзотизмы. Ис­торизмы — слова, которые обозначают предметы, явления, понятия, относящиеся к далекому прошлому; экзотизмы — слова, обозначаю­щие малоизвестные, редко встречающиеся объекты реальной действи­тельности. Несколько упрощая, историзмы можно определить как слова, обозначающие денотаты, отдаленные от нас во времени, а эк­зотизмы — как слова, обозначающие денотаты, отдаленные от нас в пространстве. Естественно, что экзотизм определяется как таковой только с точки зрения определенного языкового коллектива — то, что воспринимается англичанином как экзотизм реальной действитель­ности, не является экзотизмом для русского и наоборот.

Лексические неологизмы, большинство которых является терми­нами или номенклатурными словами, представляют собой новые (или старые) слова для обозначения новых предметов, явлений, понятий (см. примеры на с. 103, 111).

Если слово или лексикализованное сочетание, традиционно отно­симые в качестве названия к определенному явлению, событию дале­кого прошлого, начинают вновь входить в речевой оборот и получать другую предметную отнесенность, то они вначале воспринимаются как «неологизмы», обладающие яркой выразительностью новизны, хотя новым является лишь объект номинации.

Так, например, словосочетание «отечественная война» в словаре Ушакова имело помету «истор.». Но вот, что пишет К. Федин в романе «Костер».

«Это слово — Отечественная война, услышанное впервые по радио, изумило пассажиров и повторялось всем поездом. Мало того, что, обладая историческим содержанием, оно казалось неприменимым к иному событию, чем 1812 год; но все привыкли думать, что история наименовала так войну с Наполеоном лишь после того, как она обна­ружила себя именно отечественной. Теперь война, только что вспых­нувшая, называлась по имени, которое могло бы было ей присвоено разве лишь в будущем, и это было в первый момент так неожиданно, как если бы войну с Фридрихом объявили Семилетней, едва она нача­лась. Отечественная война стала утрачивать тождество со своим преж­ним содержанием давнего исторического факта. Из старого оно дела­лось новым. Оно перебрасывало мысль о прошлом к предстоящему, заставляя думать о значении и небывалом смысле событий».

В специальной литературе данные слова не обладают стилистиче­ской значимостью — их употребление детерминировано номинативной функцией — четко и недвусмысленно обозначить предмет речи. В ху­дожественной речи они могут приобретать стилистическую значимость благодаря тому, что они вступают в синтагматические отношения со словами иных стилистических слоев или со словами нейтрального сти­ля. В языке художественной литературы их обычная функция — ха­рактерологическая, они как бы «привязывают» описываемые события к определенному месту и времени.

Так, употребление номенклатурных слов из области горного дела в рассказе С. Чаплина «Тонкий пласт»: low-side conveyor — нижний конвейер, high-side conveyor — верхний конвейер, gathering chain — сборочный конвейер, puller — стойковыдергиватель, picks — зубки врубовой машины, brow-edge — бровка уступа, remote — дальний штрек, filler — навальщик и пр. обусловлено необходимостью прав­диво передать обстановку, в которой происходят события рас­сказа.

Такую же функцию выполняют и экзотизмы: I had a glass of Prune Magic in a bistro (маленькое парижское кафе) and reflected on my lot (L. Durrell); That evening after supper — they had dolmas (голубцы из виноградных листьев) — her father had a taste for Middle Eastern food (D. Garnett); The prahu (малайская лодка) was to start at dawn on Thursday (W. Maugham).'

Характерологическую функцию выполняют и историзмы. В том случае, когда историзм употребляется в контексте, который является для него нехарактерным (стилистический прием, основанный на кон­стелляции), он может служить средством создания юмористического, иронического или саркастического эффекта: «Неге I am beside myselî with troubles and that manumitted mooncalf sends people to spy on m(» (L. Durrell), где сочетание историзма manumit — отпускать на волю, давать вольную, освобождать от рабства с грубовато-разговорным mooncalf — идиот, создает юмористический эффект.

Многообразные функции выполняют эти слова в поэзии. Здесь возможно выделить два основных случая:

1. Слова, не имеющие лексико-стилистической парадигмы, чаще всего термины, номенклатурные слова, экзотизмы, употребляются в своем прямом значении для описания объектов и понятий действитель­ности, соотнося описываемые события с определенным местом и вре­менем. Так, у Е. Евтушенко: «Девчонки в развалившихся сабо! / Дев­чонки в ореолах из ромашек!»; «Тут сохранен классический канкан. / Но он рождает разве лишь участье, / И, говоря по-нашему, все чаще / «Фоли—Бержер» не выполняет план»; «И под луной, / оранжевой, как манго»; / «Каким-нибудь ажаном толстым тщательно / Он с надписью давно, наверно, стерт».

В американской поэзии по традиции, идущей от Уолта Уитмена, нередко темой лирического стихотворения становится описание тех­нических объектов, что, естественно, способствует широкому употреб­лению техницизмов:

After the firest powerful plain manifesto

The black statement of pistons, without more fuss

But gliding like a queen, she leaves the station.

...The song of her whistle screaming at curves,

Of deafening tunnels, brakes, innumerable bolt...

...And parallels clean like the steel of guns...

...she reaches night Where only a low streamline brightness

Of phosphorous on the tossing hills in white (St. Spender, The Express).

2. Слова, особенно термины и номенклатурные слова, включаются в состав стилистического приема. Неожиданность их употребления в поэтическом тексте, неожиданность их включения в стилистический прием создает сильный выразительный эффект. Употребление данной лексики нашло яркое выражение в поэзии А. Вознесенского:

«Несутся энтузиасты / на горе мальтузианству, / человечество / увеличивается / в прогрессии / лирической!»; О две параллели,¹ назло теореме, / скрещенных в Ирене!»; «Аэропорт! / Брезжат дюралевые витражи, / Точно рентгеновский снимок души!»; «Звук был пронзи­тельным и чистым, как / ультразвук»; «И сверкают, как слитки / лица крепких ребят / белозубой улыбкой / в миллиард киловатт». Аналогичное явление наблюдается и в англоязычной поэзии:

Let us go then, you and I

When we go evening is spread out against the sky Like a patient etherized upon a table (T. Elliot).

Иногда такое сравнение может быть имплицированным, как в ни­жеследующем стихотворении, где варварские бомбардировки Вьетнама американскими агрессорами сравниваются с деяниями гитлеровского вермахта:

But can any collector boast

how one stamp of mother and child

sowing rice beneath bombs of Pax Americana

is traded for one celebrating the Wehrmacht?

(L. Headley. On Seeing a Stamp from the Democratic Republic of Vietnam)

Возможны и более сложные случаи, когда изображение некоего тех­нического объекта является не целью, а средством выражения более важной, обобщенной концепции поэта, как, например, в нижеследую­щем стихотворении «Радар» А. Росса, где описание радарного устрой­ства разоблачает ужасы войны:

Distance is swept by the smooth Rotation of power, whose staring Feelers multiply our eyes for us,

Mark object’s range and bearing.

Linked to them, guns rehearse Calculated obedience; echoes of light Trigger the shadowing needle, determine The flaring arrest of night.

Control is remote: feelings, like hands,

Gloved by space. Responsibility is shared, too:

And destroying the enemy be radar,

We cannot see what we do (A. Ross. «The Radar»)

Итак, слова, не входящие в лексико-стилистические парадигмы, могут использоваться для создания разнообразных стилистических приемов, в контекстуальных и ситуативных условиях, которые для них не свойственны, главным образом в сфере художественной речи.