Пространство этногенетических ситуации

Когда сравниваются между собой три ряда явлений, результаты сравне-" ния будут различными в соответствии с тем, независимы ли друг от друга или зависимы эти ряды. Выше упоминалось об огромной со- циальной функции языка, с которым тесно связаны многие элементы культуры, вместе с ним передающиеся и распространяющиеся. Этногене- тические предания, как и все компоненты фольклора, выступают в язы- ковой форме. Поэтому они, конечно, с языком связаны, и трудно воспри- нимать этногенетические предания и язык как независимые ряды явле- ний. И все же я решаюсь утверждать, что они относительно независимы хотя бы в одном, но в первую очередь интересующем нас отношении — в трактовке происхождения народа, который является носителем и твор- цом этих преданий. В быту сознание языковых различий является одной из важных предпосылок осознания разницы происхождения и, наоборот, сознание близости языка приводит чаще всего к заключению об общем происхождении. Но в этногенетических преданиях по каким-то причинам, вскрытие которых выходит за рамки этой статьи, в качестве свидетелей разного происхождения фигурируют в подавляющем большинстве слу- чаев указания на разный антропологический тип, на какие-то своеобраз- ные обычаи и нравы, а не на разный язык. В лингвистическом исследо- вании разная языковая принадлежность народов и степень их расхожде- ния по языку устанавливаются полностью независимо от тех или иных представлений об их происхождении. Поэтому и можно, как мне пред- ставляется, говорить о независимости языковых наблюдений и этногене- тических преданий. Независимость их от антропологических наблюдений очевидна. Прежние неоднократные попытки установить причинную связь между антропологическими особенностями и языковой принадлежностью имеют лишь исторический интерес.

Итак, мы можем предполагать в качестве исходной посылки, что име- ем дело с тремя рядами независимых явлений. Чтобы нагляднее пред- ставить себе разнообразие ситуаций, когда, скажем, антропологические изыскания вскрывают то же направление этнических связей, что и линг- вистические, а этногенетические предания говорят о другом или, наобо- рот, антропология и лингвистика приводят к противоречивым выводам и т. д., выразим эти ситуации в графической форме (рис. 11).

Все их разнообразие при данном числе независимых рядов наблюде- ний и равной вероятности их совпадения и несовпадения в этногенети- ческом исследовании исчерпывается восемью случаями, каждый из кото- рых охарактеризован на рисунке соответствующими символами и обозна- чен возрастающей римской цифрой. Порядок их на рисунке более или менее произволен, он мог быть и другим. Также оправданно, например, было бы начинать не со случая несовпадения результатов трех рядов независимых наблюдений — антропологических, лингвистических данных и этногенетических преданий, а с противоположного случая — их полно- го совпадения. Порядковые обозначения поменяются тогда симметрично местами, но, повторяю, это непринципиально — в данном случае система отсчета может быть любая, гораздо интереснее содержательная сторона анализируемых ситуаций.

Прежде чем перейти к анализу и иллюстрированию примерами конк- ретных этногенезов, обращаю внимание на ситуации V, VI и VII. Они симметричны относительно знаков. Это означает, что один из рядов не- зависимых явлений совпадает с двумя другими по выявленным этноге- нетическим связям, а эти последние не совпадают между собой. Легко понять, что такое положение практически не реализуется. Аналогичные ситуации, симметричные по знакам «минус» (что означает — один из рядов не совпадает с двумя другими, а они совпадают между собой), возможны только потому, что такое несовпадение двух рядов наблюде- ний с третьим не исключает автоматически их совпадения между собой, тогда как два случая совпадений между двумя рядами автоматически приводят и к третьему случаю совпадения. Таким образом, многообразие всех возможных ситуаций уменьшается до пяти. Рассмотрим их по порядку.

Ситуация I. Три вида сравниваемых этногенетических источников приводят к противоречивым результатам, т. е. ни антропологические дан- ные, ни этногенетические предания, ни лингвистические исследования не создают основы для однозначного решения этногенетической проблемы. Как может создаться такая неопределенная ситуация? Она может воз- никнуть только в том случае, если результаты антропологического иссле- дования приводят к вскрытию одной определенной линии этногенетиче- ских связей, этногенетические предания — к вскрытию другой, а линг- вистический анализ наводит на третью генетическую линию. Такое слож- ное перекрещивание выводов разных дисциплин встречается в этногене- тическом исследовании нечасто, но оно не исключено, пример чему пред- ставляет этногенез скифов.

Генезис любого народа древности еще труднее подвергнуть анализу, чем происхождение современного народа, и трудности эти увеличиваются пропорционально периоду времени, на который этот древний народ от- стоит от современности. Здесь играет роль и общеизвестная неполнота исторических сведений, и трудность этногенетической интерпретации ар- хеологических данных⁵, и случайный в большинстве случаев характер палеоантропологических материалов. Скифы не составляют исключения, хотя посвященная им литература огромна и вопрос об их происхожде- нии рассматривался и историками, и археологами, и лингвистами.

Язык скифов известен нам лишь по тем жалким фрагментам, которые донесены до нас греческими источниками, т. е. в основном по личным

именам. Естественно, этот ономастический материал труден для анализа, лируя свою гипотезу огромного ареала яфетических языков в древности, видел в скифском языке преимущественно яфетический язык и иптер- чидел в скифском языке преимущественно яфетический язык и интер- претировал его в плане выявления переднеазиатских и кавказских ана- логий ⁶. Такой анализ по априорности исходных предпосылок и по сла- бости и неполноте учета конкретных языковых реалий не стимулировал дальнейших исследований в указанном направлении. Автор же наиболее обстоятельной сводки о скифском языке — В. И. Абаев исходил из гипо- тезы иранской принадлежности скифов и сумел подтвердить ее убеди- тельными соображениями ⁷. Дальнейшее подтверждение принадлежности скифского языка к иранской семье языков дано им в сравнительном ис- следовании на широком фоне древних языков Западной и Центральной Евразии⁸.

Какой же этногенетический вывод вытекает из самого факта принад- лежности скифского языка к иранской языковой семье? Эта семья в на- стоящее время локализуется к югу и юго-востоку от основного скифско- го ареала. Нельзя не отметить, что многие элементы скифской культуры, и особенно один самый яркий ее элемент — так называемый скифский звериный стиль, имеют, по преобладающему мнению, восточное и юго- восточное происхождение⁹. Поэтому наиболее вероятное направление этногенетических связей для европейских скифов, если исходить из ин- формации об их языке, а заодно и из анализа их материальной культу- ры,— восточное и юго-восточное.

Об этногенетических преданиях скифов дают известное представление легенды о происхождении скифов, приводимые Геродотом¹⁰. Весьма возможно, что эти легенды созданы в греческой среде, что они отражают какие-то сугубо греческие понимание и трактовку происхождения скифов, а среди последних бытовали иные этногенетические предания. В то же время Геродота можно считать достаточно объективным автором в той части его труда, где он пишет о хорошо знакомых ему событиях и изла- гает личные наблюдения Поэтому в принципе не исключено, что пере- сказываемые им легенды отражают и собственно скифскую ориентацию в вопросе об их происхождении. Согласно этим легендам, скифы проис- ходят от одного из сыновей Зевса или от одного из сыновей Геракла и от матерей, имеющих местное происхождение. Легенда о происхождении скифов из Азии также приводится Геродотом, но она кажется мне имею- щей меньшее значение, так как он не указывает точно, в какой среде она бытует. Как ни трактовать эти легенды, ясно, что они', хотя бы ча- стично, приводят к указанию на юго-западное направление этногенетиче- ских связей для скифов, что противоречит до известной степени отмечен- ному выше юго-восточному направлению этногенетических связей, уста- навливаемому лингвистически.

Палеоантропологический материал по скифам нельзя считать доста- точным, хотя он сейчас уже довольно велик. Преимущественно он про- исходит из могильников европейских скифов¹², но встречается и на территориях, где проживало, согласно историческим источникам и судя по археологическим данным, родственное население: в Средней Азии, на Алтае и в Хакасии⁾³. Каков наиболее типичный антропологический комплекс для всего этого населения, в первую очередь, конечно, для ев- ропейских скифов? Это были классические европеоиды, отличавшиеся, как и подавляющее большинство древнего населения, удлиненной формой головы, относительно низким и широким лицом, довольно массивным

скелетом и сравнительно высоким ростом. Тот же комплекс признаков характерен, кстати сказать, за немногими исключениями, и для родст- венного скифам населения. Если не принимать во внимание работы, по- священные краниологии скифов, выпущенные еще в прошлом веке и устаревшие по своей методике, то первым исследователем этого комплек- са был Г. Ф. Дебец, высказавший гипотезу о его формировании на осно- ве еще более древнего протоморфного комплекса, исходного для евро- пеоидной расы вообще¹⁴. Не обсуждая последней части этой гипотезы, подчеркну ее высокую вероятность в отношении генезиса самой скиф- ской комбинации признаков. Исходный протокомплекс зафиксирован на той же территории в эпоху энеолита и бронзы многими материалами¹⁵.

Какой этногенетический вывод вытекает из генетической связи ски- фов с населением эпохи бронзы, проживавшим на той же территории? Он состоит в том, что скифы не появились в южнорусских степях с юго- востока, как можно думать в соответствии с археологическими и лингви- стическими наблюдениями, не появились они и с юго-запада, как застав- ляет думать приводимая у Геродота легенда об их происхождении, а сложились на том же месте, где их застает история. Антропологиче- ский материал не исключает инородных этнических включений в состав скифов, но преимущественное значение придает все же местным истокам их этногенеза. Налицо, следовательно, явная несопоставимость результа- тов палеоантропологического исследования с лингвистическим анализом и этногенетическими преданиями. Для того чтобы как-то объяснить эту несопоставимость в общей форме, нужно рассмотреть все другие ситуации, создающиеся при сравнении интересующих нас наблюдений.

Ситуация II. Лингвистические и антропологические материалы дают согласованные показания, а этногенетические предания находятся в про- тиворечии с ними. В принципе границы антропологического и лингвисти- ческого родства очень часто совпадают если не в деталях, то в общих чертах. В качестве примеров можно указать на значительную антропо- логическую близость друг к другу почти всех славяноязычных народов (исключение составляют лишь некоторые окраинные народы славянского ареала, например население высокогорных районов Югославии); на ант- ропологическую общность картвельских, нахских и аваро-андо-дидойских народов Кавказа (в эту общность можно включить, правда, еще ирано- язычных осетин и тюркоязычных балкарцев и карачаевцев, но более ве- роятен переход их предков па иранскую и тюркскую речь на сравнитель- но позднем этапе их этногенеза); на антропологическую гомогенность японского народа ^,е. Однако во всех подобных случаях и во многих дру- гих, также иллюстрирующих совпадепие результатов антропологических и лингвистических исследований, этногенетические предания либо не до- шли до современности, либо деформированы в позднейшее время явно изначально чуждыми им наслоениями.

Пример, свободный от такой деформации и поэтому более удачный, чем все упомянутые,— легенды о происхождении полинезийцев. Заранее оговорюсь, что я придерживаюсь гипотезы происхождения полинезийцев из Азии и заселения Океании не с востока, а с запада.

Какими фактами можно аргументировать происхождение полинезий- цев из Азии, оставаясь в рамках антропологии и лингвистики? Полине- зийские языки образуют определенное единство, характеризуемое общи- ми структурными особенностями грамматического строя и лексическими схождениями ¹⁷. Они объединяются с малайским и некоторыми другими языками Юго-Восточной Азии в единую малайско-полинезийскую языко-

вую семью, или группу. Многие исследователи постулируют существова- ние большой австронезийской семьи, ареал которой охватывает часть Юго-Восточной Азии и всю Океанию (семья эта включает также мела- незийские языки) ^,8. Многие из этих языков еще плохо изучены сами по себе, тем более неясны их генетические взаимоотношения, поэтому от- сутствует общепринятый вариант их классификации, но очевидно одно: генетические связи указывают на происхождение полинезийских языков из Юго-Восточной Азии, включая и прилегающие острова. Правда, суще- ствуют исследования, обосновывающие иное направление генетических связей для полинезийских языков — восточное, подчеркивающее их род- ство с американскими (в первую очередь с центрально- и южноамерикан- скими) языками ¹⁹. Однако большей частью это старые работы, имеющие лишь историческое значение и подвергшиеся в свое время убедительной критике.

Материалы по соматологии современного населения Полинезии раз- бросаны по многим работам, воедино еще не сведенным. Стоматологиче- ский тип современных полинезийцев отличается в общем противоречи- вым сочетанием признаков: на монголоидов они похожи большим упло- щенным лицом, на негроидов океанийского круга — толстыми губами и альвеолярным прогнатизмом, на европеоидов — заметно выступающим носом. Все больше сторонников завоевывает точка зрения, согласно кото- рой полинезийский соматологический комплекс образовался в результате какого-то древнего смешения монголоидов и негроидов²⁰. Автор этих строк пытался аргументировать идею, в соответствии с которой монголо- идный комплекс, принявший участие в смешении, выступал в протоморф- ной форме, близкой к тихоокеанской ветви, а негроидный — в форме оке- анской ветви^м. Таким образом, антропологические наблюдения над современными полинезийцами также свидетельствуют в пользу их проис- хождения либо в материковой части, либо на островах Юго-Восточной Азии.

Этот вывод может быть подкреплен и сравнением полинезийцев с азиатскими народами по другим системам признаков. Наиболее содержа- тельная сводка краниологических данных по народам Полинезии состав- лена К. Вагнером^2г. Пользуясь материалами этой сводки, Я. Я. Рогин- ский сопоставил полинезийцев по сумме краниологических признаков с другими народами и нашел, что они ближе всего к народам Юго-Восточ- ной Азии²³. К настоящему времени накоплен большой запас сведений о географическом распределении групповых факторов крови в Полине- зии ²⁴. Их вариации также сближают полинезийцев в наибольшей мере с населением Юго-Восточной Азии ²⁵.

Предания полинезийцев о своем происхождении очень многочислен- ны, записаны в разных вариантах и занимают значительное место в их богатом фольклорном творчестве ²⁶. Уже несколько десятилетий эти пре- дания служили для реконструкции времени и путей заселения островов Полинезии. Сопоставление преданий, записанных на разных островах, позволило реконструировать 92 поколения. полинезийских вождей и да- тировать заселение островов приблизительно рубежом нашей эры²⁷. Что касается путей расселения и определения основного архипелага, откуда оно началось, то в этом отношении пока не удалось добиться однознач- ного результата. Для нас важно, однако, подчеркнуть, что предания на- зывают в качестве центра расселения той или иной группы полинезий- цев то один, то другой архипелаг, но молчат об Азии и примыкающих к ней островах как о древнейшей прародине полинезийцев.

Это обстоятельство, бывшее на протяжении нескольких десятилетий непонятным, объяснилось, как только был получен первый археологиче- ский материал из Полинезии, датированный не типологически, а с при- менением тех точных методов, которыми располагает сейчас археология, в частности Си. Оказалось, что острова Полинезии заселены человеком минимум на тысячелетие раньше, чем предполагалось. Таким образом, начало переселения на острова Полинезии отодвигается в еще более да- лекое прошлое, и, естественно, этногенетические предания уже не в со- стоянии информировать нас об этом, особенно если учесть всю сложность путей расселения по самой Полинезии и насыщенность поздней истории полинезийцев, которая просто стерла из памяти народа более ранние со- бытия.

Это объяснение в принципе выглядит достаточно логичным, когда мы стараемся проанализировать противоречие, возникающее в данном слу- чае при сравнении разных видов исторических источников. Действитель- но, проблему этногенеза полинезийцев не просто решить без такого до- полнительного объяснения, так как антропологические и лингвистические данные говорят о переселении из Азии, а этногенетические предания не ведут нас за пределы Полинезии. Но пока еще не выбрана и не аргу- ментирована какая-то общая линия оценки таких ситуаций и тех истори- ческих материалов, которые кладутся в основу их реконструкции.

Ситуация III. Выводы, извлекаемые из анализа антропологических материалов и этногенетических преданий, совпадают, но оказываются в противоречии с лингвистическим анализом. Такова информация об этно- генезе армян, которая опирается на многочисленные данные, накоплен- ные в области изучения всех трех интересующих нас видов историче- ских источников, и поэтому достаточно красноречива.

Каковы возможности использования фольклора армян в этногенети- ческих целях? Фольклор этот исключительно богат и разнообразен, хотя и недостаточно изучен^2S. Особое место в нем занимает героический эпос «Давид Сасунский» — одно из сокровищ мирового героического фолькло- ра. Собственно этногенетических преданий у армян нет, как и у многих других народов с длительной письменной традицией, сложившихся в глу- бокой древности. По-видимому, эти предания стерлись последующими событиями богатой политической и социальной истории армян. Поэтому так драгоценны те географические и этногенетические сведения, которые можно извлечь из героического эпоса. Основные события, описанные в нем, разыгрываются в одной из местностей Западной Армении, вокруг Верин-Талина, а также озер Ван и Урмия. Этнографическая традиция и сейчас связывает население этих областей с героями эпоса, так как там проживают так называемые сасунские армяне. Таким образом, в соот- ветствии с эпосом можно было бы думать, что основное ядро армянского народа сложилось именно в этой области.

Антропологический материал в целом подтверждает эту точку зрения. Переднеазиатские аналогии антропологическим особенностям современ- ных армян общеизвестны^2Э. Однако исследования двух последних десяти- летий показали, что специфический комплекс соматологических призна- ков, свойственный армянам, распространен гораздо шире, чем предпола- галось раньше, и охватывает также Восточную и Южную Грузию³⁰. Его местное происхождение сейчас, следовательно, кажется еще более вероятным. Палеоантропологические данные также соответствуют пред- ставлениям о местном происхождении антропологического типа армян. Население эпохи средневековья в них слабо представлено, но по эпохам

раннего железа, бронзы и энеолита есть многочисленные серии чере- пов ^м. Характерная для современных армян сильная брахикрания появ- ляется только в эпоху средневековья, причем и в средневековье она вы- ражена слабее, чем в настоящее время. Что касается других так называ- емых армепоидных особенностей — острого лицевого профиля, едва ли пе максимального по мировому масштабу выступания носа и развития пе- реносья, то они отчетливо фиксируются и в древних сериях, что позво- ляет уверенно говорить о преемственности населения от эпохи к эпохе, начиная с энеолита. Внутренние миграции в разные эпохи вероятны, не исключены и инородные включения, иллюстрируемые палеоантропологи- ческими данными с южного и восточного побережий оз. Севан, но они не меняют общей картины этой преемственности. На основании палеоантро- пологических данных местный генезис армянского народа прослеживает- ся минимум до энеолитического времени.

Итак, антропологический вывод находится в соответствии с фоль- клорной традицией и только хронологически углубляет генетическую преемственность, намеченную фольклорным материалом. Лингвистиче- ские же данные находятся в противоречии и с антропологическими и с фольклорными. Вокруг положения армянского языка среди других язы- ков долгое время были большие споры, но после работ Н. Я. Марра он практически безоговорочно стал включаться в число местных кавказских языков. Один из крупнейших знатоков и исследователей языка в истори- ческом аспекте — Г. Капанцяи называл эти языки алароднйскнми, но фактически конструируемая им алародийская языковая семья, по суще- ству, ничем не отличалась от яфетической языковой семьи, сконструиро- ванной Марром ³². Кавказские элементы в армянском языке действитель- но сильны, и многие из них верно указаны в работах сторонников без- оговорочного включения армянского языка в число кавказских ³³.

Однако наряду с этим (особенно после ослабления гипноза концепции Н. Я. Марра) существовала тенденция сблизить армянский язык с индо- европейскими ³⁴. В кругу индоевропейской семьи он рассматривался чаще всего как изолированный^S5. В настоящее время значение собственно кавказских элементов и в грамматике и в лексике армянского языка не отрицается, однако все с большим основанием утверждается его индоев- ропейская принадлежность и выявляются связи с другими индоевропей- скими языками³⁶. Такая позиция в оценке армянского языка вытекает из большой работы, проведенной армянскими лингвистами за последние годы. Как язык индоевропейский армянский язык рассматривается и в новейшем фундаментальном обзоре языков народов СССР ³⁷.

Исследования двух последних десятилетий не только изменили взгляд на природу и генетические взаимоотношения армянского языка, но и поз- волили внести дальнейшие уточнения, наметив линию его генетических связей, или контактов, с древнейшими языками Балканского полуостро- ва, например фригийским³⁸. Правда, выяснение конкретных форм этих связей, видимо, потребует дальнейших дополнительных исследований, но факт генетических контактов с древними языками Балканского полуост- рова признается бесспорным³⁹. Таким образом, лингвистическая инфор- мация на современном уровне ее изучения не только позволяет увязать армянский язык с широким кругом индоевропейских языков, но и указы- вает на его восточносредиземноморское происхождение. Этногенетиче- ский вывод из этого очевиден: индоевропейская принадлежность армян- ского языка уводит генезис армянского народа за пределы нынешней Армении, так как Армянское нагорье вряд ли можно включать в праро-

дину индоевропейских языков, что касается конкретно балканских связей, то они тем более заставляют думать о неместном происхождении армян. Налицо то же самое противоречие лингвистических данных антропологи- ческим и фольклорным.

Что сказать о характере этого противоречия, не вдаваясь пока в его причины? При оценке ситуации II мы предполагали, что более древние этапы этногенеза полинезийцев стерты в памяти народа богатыми собы- тиями позднейшей истории, которые только и сохранились в этногенети- ческих легендах. По отношению к этногенезу армян можно сделать то же предположение — с той только разницей, что предшествующий этап этно- генеза был здесь многоступенчатый: он включал и формирование антро- пологического состава па местной основе, и усвоение языка, который, п< новейшим данным, появился в Армении в середине I тысячелетия д(> н. э.⁴⁰ Обе эти ступени древнейшего этапа этногенеза вскрываются после- довательно антропологическими и лингвистическими данными, но не этно- генетическими преданиями.

Теоретически возможен и практически реализуется и противополож- ный случай: именно лингвистика дает аргументы в пользу независимого от инородных влияний местного этногенеза, и, напротив, антропология й этногенетические предания позволяют реконструировать миграционный процесс. Пример тому — этногенез айнов.

Не вдаваясь в детали формирования антропологических особенностей айнов (критический итог многим предшествующим работам подводит мо- нография М. Г. Левинасодержащая также и большой самостоятель- ный материал), отмечу основную специфику айнского комплекса призна- ков. Она состоит в исключительно сильном развитии волосяного покрова, волнистоволосости, потемнении цвета кожи по сравнению с окружающи- ми айнов народами. Все это несомненные аргументы в пользу южных связей айнов, так как аналогичный комплекс, конечно сильнее выражен- пый, характерен для меланезийцев, папуасов и австралийцев. Возможно, какие-то древние представители австралоидной, или океанийской, ветви негроидной расы, продвинувшись на север, и приняли участие в сложе- нии свойственной современным айнам комбинации антропологических признаков. Другим бесспорным компонентом, принявшим участие в сме- шении, была какая-то монголоидная комбинация.

Антропологические данные находятся в полном согласии с гипотезой южного происхождения айнов, глубоко аргументированной Л. Я. Штерн- бергом ⁴². Он опирался в основном на этнографическую аргументацию и привлек среди своих сопоставлений и этногенетические предания айнов о появлении их с моря. Предания эти очень сходны с океанийскими. Это как раз то, что интересует нас в наибольшей степени в данном слу- чае, — совпадение этногенетических преданий с антропологическими наблюдениями. Что касается положения айнского языка среди других языков, то он является полностью изолированным, до сих пор ему не об- наружено убедительных аналогий ни в одном из языков мира ⁴³. Сам по себе этот вывод не есть полное доказательство местного происхождения айнского языка, но все же отсутствие аналогии легче всего объяснить именно изолированным формированием в пределах той же территории, где мы застаем язык в настоящее время. Памятуя о том, что этногенети- ческие предания в предыдущих случаях отражали какие-то сравнитель- но поздние события, можно думать, что южные связи айнов были исто- рической реальностью еще в сравнительно недавнее время. Почему же тогда язык не сохранил нам никаких воспоминаний об этих связях?

Единственное разумное объяснение я вижу в недостаточной изученности языков Юго-Восточной Азии и Океании. При сложности их языкового состава трудно поручиться, что в будущем не будут вскрыты реальные связи айнского языка с одним из языков или группой языков этого райо- на. Сомневаться же в участии южного компонента в этногенезе айнов не приходится.

Ситуация IV. В этом случае к не согласованным с другими данными заключениям приводит антропология. При таком несогласовании истори- ки иногда пишут о нестабильности антропометрических характеристик, необъективности антропологических наблюдений, аргументируя это слу- чайными сравнениями близких вариаций отдельных признаков и т. д.⁴⁴ Мы не будем следовать за этими суждениями и рассмотрим эту несогла- сованность как реально существующее явление, отражающее какие-то стороны исторической действительности.

Такое несоответствие антропологических данных лингвистическим наблюдениям и этногенетическим преданиям мы имеем в случае этноге- неза осетин. Мне уже приходилось довольно подробно высказываться по этой проблеме 20 лет назад⁴⁵. Антропологически осетины, несомненно, типичные носители того комплекса признаков, который охватывает наро- ды, населяющие центральные предгорья Главного Кавказского хребта. За исключением балкарцев и карачаевцев, этногенез которых по своему тппу, как мы увидим дальше, сходен с этногенезом осетин, все эти наро- ды говорят на одном из кавказских языков. Таким образом, комплекс признаков, о котором идет речь,— местный, кавказский, что отразилось и в наименовании его кавкасионским⁴⁶. Принадлежность к этому комп- лексу свидетельствует о формировании антропологического состава наро- да на древней местной основе, следовательно, осетины связаны непрерыв- ной преемственностью поколений с древним местным населением цент- ральных предгорий Главного Кавказского хребта.

В исторической литературе широким распространением пользуется концепция не кавказского, а иранского происхождения осетин. Правда, историки не ставят сейчас знак равенства между осетинами и ирано- язычными аланами — средневековым населением северокавказских сте- пей, как это было два-три десятилетия назад но все же иранский ком- понент в осетинском этногенезе объявляется преобладающим⁴⁸. Остав- ляя в стороне сведения, извлекаемые из исторических источников, кото- рые пока дают возможность для самой разнообразной интерпретации, нужно сказать, что главным основанием для таких взглядов остается бес- спорная принадлежность осетинского языка к иранской языковой семье. Правда, крупнейший исследователь осетинского языка В. И. Абаев вы- явил в нем значительный местный субстрат⁴⁹, как он сделал это и по от- ношению к фольклору ⁶⁰. Но все равно этот субстрат не меняет в основ- ном иранского характера осетинского языка. Осетинский эпос «Нарты» одновременно представлен у многих народов Северного Кавказа и запад- ных районов Закавказья, но все же его неместное, аланское происхожде- ние весьма вероятно ⁵ⁱ.

Антропологические особенности осетин свидетельствуют о местных истоках этногенеза на его древнейшем этапе; переход на иранскую речь и усвоение иранской культуры (что в целом бесспорно и демонстриру- ется целой серией этнографических наблюдений над самыми разными сторонами осетинской культуры⁵²) могли происходить и без значитель- ного включения инородного населения. Таким образом, все три категории рассматриваемых нами фактов отражают реальные события этногенеза и

этнической истории осетинского народа, но события эти относятся к раз- ным этапам его истории: те, которые отражаются в антропологическом составе,— древнейшие, а те, которые реконструируются при помощи лингвистических данных и этногенетических преданий,— более поздние.

Соседние с осетинами тюркоязычные народы — балкарцы и карачаев- цы сходны с ними антропологически. Им свойственны те же признаки, одновременно типичные для центральнокавказских народов местного про- исхождения ⁶³. По аналогии с осетинами это обстоятельство трудно ис- толковать иначе, как свидетельство местного, кавказского происхождения балкарцев и карачаевцев ⁵⁴. В их языке Н. Я. Марром и В. И. Абаевым выявлен местный, кавказский субстрат⁵⁵, но в целом его принадлеж- ность к тюркской языковой семье бесспорна, и внутри этой семьи он за- нимает равноправное место рядом с другими тюркскими языками⁵⁶. Наряду с нартским эпосом у балкарцев и карачаевцев есть если не эт- ногенетические в полном смысле слова, то фамильные предания, связы- вающие происхождение отдельных семей с тюркоязычными народами северокавказских степей, проживавшими там в эпоху средневековья Следовательно, и здесь антропология говорит о местном, а лингвистика и фольклор — о пришлом происхождении народа. И в этом случае про- тиворечие между разными историческими источниками легко понять, если предполжить, что они отражают разные этапы истории балкарцев и карачаевцев: антропологические данные — древнейший этап, лингви- стика и фольклор — позднейший, осуществившийся без значительных брачных контактов с инородным тюркоязычным населением, но под его огромным культурным влиянием.

В ситуации IV возможно и такое положение, когда именно антропо- логические данные наводят на мысль о пришлом происхождении, тогда как лингвистика и этногенетические предания помогают проследить местные истоки этногенеза. Примером может служить этногенетическая информация об эскимосах. Она сейчас довольно полна, охватывает почти все территориальные группы эскимосов, разбросанные по огромному ареа- лу от крайнего северо-востока Азии до Гренландии, и допускает хроно- логическое датирование благодаря хорошему состоянию археологической документации.

Н. Н. Чебоксаров высказывал плодотворную идею о распаде древней монголоидной общности на два ствола — тихоокеанских и континенталь- ных монголоидов *⁸. Эта идея получила признание во многих последую- щих классификациях монголоидной расы и в настоящее время пользует- ся поддержкой среди советских антропологов ⁵⁹. Согласно этой идее, арк- тические монголоиды объединяются и таксономически и генетически с южными и восточными, образуя тихоокеанский ствол и противопостав- ляясь континентальным группам монголоидных популяций. Соматологи- ческие аргументы в пользу такого объединения — сравнительно темная кожа у эскимосов, краниологические аргументы — значительный общий и альвеолярный прогнатизм на эскимосских черепах. Таким образом, антропологические особенности эскимосов, несомненно, указывают на их южное происхождение.

Эскимосский язык объединяется с алеутским в изолированную эско- алеутскую семью ⁶⁰. Оба языка обнаруживают реальные грамматические и лексические параллели, но не имеют никаких аналогий с другими язы- ками. Их изолированное положение наводит на мысль, что эскимосский язык, а с ним и народ образовались где-то в пределах того же ареала, который они занимают в настоящее время, и что инородные влияния иг-

рали в их становлении минимальную роль. Этногенетические предания эскимосов, особенно богато представленные в публикациях К. Расмуссе- натакже не выводят эскимосов за пределы их нынешнего ареала. У некоторых территориальных групп эскимосов, например, у эскимосов Тигары, есть предания о пришельцах, которыми пугают детей; любопыт- но, что у пришельцев каменные глаза, а искусственные глаза в орбитах нескольких черепов найдены в погребениях рубежа нашей эры в Ипиу- такском могильнике, расположенном близ Тигары⁶². Но пришельцы в этих преданиях воспринимаются не как люди, чуждые эскимосам и имею- щие совершенно отличное от эскимосов происхождение, а как люди, чуждые лишь данной территориальной группе; во всяком случае, в пре- даниях нет сведений об их иной этнической принадлежности. Следова- тельно, язык и легенды о происхождении легче интерпретировать в рам- ках автохтонной, а не миграционной гипотезы эскимосского этногенеза.

Как могла создаться такая ситуация, при которой в памяти народной не сохранилось никаких воспоминаний о переселении из других обла- стей? Ее можно объяснить только одним — тем, что переселение произо- шло очень давно и за прошедшее после него время не только народная память успела забыть о нем, но и язык успел приобрести крайнюю сте- пень своеобразия. Лексико-статистические способы датирования времени расхождения родственных языков дают для эскимосского и алеутского дату в 3000 лет, т. е. рубеж II и I тысячелетий до н. э.⁶³ Современные археологические открытия уводят истоки эскимосской культуры также в глубокую древность⁶⁴. Помимо археологических материалов, лишь ант- ропологические особенности доносят до нас память о происходивших ис- торических событиях, в частности о переселении с юга [...]

Ситуация VIII. Совпадают показания всех трех анализируемых нами видов исторических источников. Эта ситуация создается в ходе сравни- тельно простого этногенеза, и этногенетические события реконструируют- ся в этом случае с наименьпшми затруднениями. Можно было бы приве- сти довольно много примеров совпадения различных данных, но мы ограничимся одним, выбрав его за полноту накопленной уже сейчас ин- формации. Речь идет о якутах. На основании только исторических свиде- тельств можно полагать, что область расселения якутов по Лене и ее притокам постоянно увеличивалась на протяжении последних столетий ⁶⁵. А. П. Окладников, суммировав самые разнообразные данные, нарисовал очень убедительную картину этногенеза якутов, их формирования на ос- нове так называемых курыканских племен, проживавншх в Северном Прибайкалье и Забайкалье, и их постепенного расселения по Лене с юга на север, занятия ими нижнего течения крупных и мелких притоков Ле- ны ⁶⁶. Эти процессы подробно прослежены археологически и освещены историческими источниками. Но существенную роль в доказательстве южного происхождения якутов играет в трудах А. П. Окладникова и якутский фольклор. Предания якутов об их происхождении рисуют па- нораму очень широких и многосторонних связей с югом ⁶⁷. Принадлеж- ность якутского языка к семье тюркских языков, в целом распространен- ной южнее и западнее, также доказательство южной основы якутского этногенеза.

Но якуты недостаточно хорошо изучены в антропологическом отноше- нии. Старые публикации Г. Л. Геккера, Ф. Я. Кона и И. И. Майнова не могут удовлетворить нас сейчас в методическом отношении ⁶⁸. Наиболее полные по материалу работы М. Г. Левина и И. М. Золотаревой являют- ся предварительными публикациями и дают лишь очень обобщенную ха-

рактеристику населению отдельных районов^е9. Население Южной Яку- тии исследовано пока только в одном поселке ⁷⁰. Все же можно утвер- ждать, что якуты в целом, хотя и включив в себя какие-то элементы субстратного происхождения, принадлежат тем не менее к центрально- азиатской группе популяций — той самой, к которой принадлежат буря- ты и тувинцы. Родство якутов с бурятами подтверждается и краниоло- гически⁷¹. Таким образом, антропологический материал приводит к та- кому же точно вывода⁷, что и лингвистические наблюдения и фольклор.

Совпадение выводов, вытекающих из разных наблюдений, объясняет- ся в данном случае, по-видимому, тем, что мы имеем дело с процессами сравнительно неглубокой древности, отстоящими от современности на ты- сячелетие, много на полтора. Естественно, что при этом не только антро- пологическая и лингвистическая характеристики народа, относительно стабильные (особенно первая), остаются неизменными, но и предания народа о своем происхождении отражают цельную картину этногенеза, а не ее отдельные детали, хронологически приуроченные к позднейшим этапам этногенеза. Степень согласия результатов разных видов истори- ческого исследования, нацеленного на решение этногенетических проблем, есть, очевидно, функция хронологии этногенетических процессов.

Итоговые замечания. Итак, перед нашими глазами прошли пять воз- можных ситуаций, с которыми мы сталкиваемся в этногенетических ис- следованиях при сравнении выводов из трех разных видов источников: антропологических материалов, лингвистических данных и этногенетиче- ских преданий. Можно было бы заметить, что последние чаще всего ос- вещают какие-то сравнительно поздние этапы этногенеза, тогда как на основании первых двух источников можно судить о его ранних стадиях.

В литературе распространена тенденция спорить о сравнительной эф- фективности разных видов исторических источников, когда речь идет об этнических проблемах, причем спор чаще всего решается в пользу того исторического источника, каким профессионально владеет автор⁷². Од- нако сама постановка вопроса кажется упрощенной: этногенез настолько сложный и многосторонний процесс, территориальные и хронологические рамки его исследования так широки, что нельзя назвать какой-то ре- шающий фактор в его динамике и выбрать главную опору в его рекон- струкции. Перспективнее другой подход, отражающий дифференцирован- ную оценку разных типов исторических источников в зависимости от территориальных условий и хронологических обстоятельств.

Что можно сказать при таком подходе о рассматриваемых нами исторических источниках? Стабильность антропологических характе- ристик, особенно по морфологическим признакам, уже неоднократно от- мечалась и объясняется их слабой подверженностью направленной се- лекции и в то же время достаточно четко выраженной наследственной основой. Поэтому они пригоды для хронологически очень глубоких ре- конструкций, для восстановления или для фиксации и оценки масшта- бов миграций населения в эпоху камня и бронзы. Но такая стабиль- ность и тот факт, что какие-то аспекты этногенетических процессов могут не затрагивать антропологический состав (например, передача языка или отдельных культурных элементов), имеют п свою отрицатель- ную сторону; в антропологических особенностях часто слабо отражают- ся события недавнего прошлого, по масштабам своим сравнимые с собы- тиями глубокой древности или даже превосходящие их, но не затронув- шие антропологического состава или не успевшие еще изменить его. Поэтому нет абсолютного ответа на вопрос о значении антропологиче-

ских данных в этногенетическом исследовании: оно велико, когда речь идет о ранних этапах этногенеза, и часто уменьшается в реконструк- ции поздних его этапов.

Противоположный полюс занимают, по-видимому, этногенетические предания. Они содержат драгоценные сведения о событиях, отстоящих от современности на сравнительно небольшом хронологическом расстоя- нии, но, может быть, поэтому и не фиксируемых другими источниками, так как они не успевают изменить соответствующие этнические харак- теристики. Окончательное формирование этнического лица многих наро- дов падает на эпоху средневековья и даже на более позднее время, поэтому для их этногенеза (например, восточных славян, монголов и бу- рят, некоторых народов Северного Кавказа, тувинцев и народов Алтая и т. д.) чрезвычайно важны события их поздней истории, практически последнего тысячелетия. Память об этих событиях хорошо сохраняют этногенетические предания. То обстоятельство, что легенды о происхож- дении народов доходят до нас, как правило, в деформированном виде, не делает этот вид источника менее значимым. Любые дошедшие до нас из прошлого материалы также не полностью отражают действительность и требуют критического анализа.

Лингвистические данные занимают промежуточное положение. Нали- чие письменных памятников придает ему хронологическую перспективу, уходящую в эпоху поздней бронзы, но практически сколь-нибудь полез- ная информация, которая может быть мобилизована в этногенетических целях, существует только начиная с I тысячелетия до н. э., т. е. с эпохи раннего железа. Только с этого времени и кончая эпохой позд- него средневековья, по-видимому, могут быть полноценно использованы лингвистические данные для освещения проблем этногенеза; они дают широкую и многостороннюю информацию, и с их помощью можно кор- ректировать результаты анализа других материалов.

Рассмотрение разных этногенетических ситуаций и возможностей их реконструкции приводит к выводу, что ни антропологический материал, ни лингвистические данные, ни этногенетические предания не имеют абсолютного значения. Их роль относительна, и она меняется в зависи- мости от хронологического диапазона рассматриваемых процессов и со- бытий. В освещении событий эпохи камня и бронзы, повторяем, неоце- нима роль антропологических материалов, этногенетическая эффектив- ность которых часто понижается по отношению к поздним историческим событиям. Лингвистические данные особенно эффективны для эпохи раннего железа и эпохи средневековья. Наконец, этногенетические пре- дания только к эпохе средневековья приобретают настоящую разрешаю- щую силу и сохраняют ее вплоть до последних столетий.

¹ Токарев С. А. К постановке проблем этногенеза//Сов. этнография. 1949. № 3; Дебец Г. Ф., Левин Ш. Г., Трофимова Т. А. Антропологический материал как ис- точник для изучения вопросов этногенеза//Там же. 1952. № 1; Левин М. Г. Этно- графические и антропологические материалы как исторический источник: (К ме- тодологии изучения истории бесписьменных народов) //Там же. 1961. № 1; Гинз- бург В. В. Некоторые проблемы изучения взаимосвязи расогенеза и этногенеза// Там же. 1968. № 4.