Глава 2. Представления о роли личности второго плана в истории

2.1. Современные представления о роли личности второго плана в

истории

В 2003 г. на базе Ростовского регионального отделения Общества интеллектуальной истории с привлечением исследователей из различных российских университетов и научных учреждений стал осуществляться исследовательский проект «Человек второго плана в истории». Этот проект, связанный с изучением уникального человеческого содержания истории в рамках ее «персонального» варианта, акцентирует внимание прежде всего на сложных взаимодействиях человека и социума в различных культурноисторических условиях сквозь призму жизнедеятельности конкретного человека, которого по тем или иным причинам относят к историческим персонажам второго плана. В рамках «нового исторического биографизма» «человек второго плана» занимает, как подчеркивают исследователи, «важный "плацдарм" между "безмолвствующим (и безымянным) большинством", "типичным человеком" и "акторами", "творцами истории"»¹⁴.

Возросший интерес к «человеку второго плана» в рамках методологического поворота к «новому историческому биографизму» поставили целый ряд научных проблем теоретического и методологического характера. Во-первых, это вопрос о том, кто такой «человек второго плана», во-вторых, это вопрос о том, как можно изучать «человека второго плана» в истории. человек второй план исторический биографический.

При ответе на первый вопрос особое значение приобретает поиск критериев, позволяющих отделить «человека второго плана», с одной стороны, от «личности первого плана», с другой - от «человека массы» в истории. Специалисты отмечают, что в настоящее время эти критерии намечены лишь пунктирно и в научно-исследовательских практиках данная интеллектуальная процедура носит ситуативный характер. Чаще всего, как отмечает Л.П. Репина, «дефиниции строятся "от противного": люди второго ряда - это те, которые не вписываются в понятие "людей первого ряда"».

В этой связи интересна дефиниция «человека второго плана» как «личности незаурядной, но не претендующей на движущую роль в истории, не обгоняющей время, но, тем не менее, как никто другой отражающей в делах и мыслях основные коллизии своей эпохи.

Типологические признаки «человека второго плана» нередко формулируются ситуативно или в зависимости от контекста, в который биограф помещает и рассматривает своего героя: этот контекст может быть общественно-политическим, интеллектуальным, повседневным и т.д. Недостаточное внимание к этой проблеме может привести к неоправданной экстраполяции частного признака на всю совокупность. Ситуативно, например, такое обобщение: «Люди второго плана не стремятся к лидерству, однако на их плечах стоят “исторические личности” и великие исторические свершения». Превращение в политического лидера и, соответственно, переход на «первый план», как правило, подразумевает такое стремление, а вот обратный результат может определяться вовсе не отсутствием стремления к лидерству, а сугубо внешними обстоятельствами, включая как устойчивые структуры и основные условия деятельности, так и фактор случайности. Что касается выбора того или иного контекста для интерпретации (между прочим, этот выбор исследователя вовсе не должен непременно совпадать с основной или же наиболее успешной сферой деятельности его персонажа), то в соответствии с ним нередко строятся одномерные образы «человека политического», «человека рационального» и т.п., при этом все или почти все «непрофильные» измерения остаются в тени.

Определяя типологические признаки человека второго ряда, Н. А. Мининков очень точно отделяет его как от главных действующих лиц истории, так и от ее «статистов», подчеркивая, что «роль его в том деле, с которым он связан, весьма значительна», и в этом смысле «такой персонаж далеко не является второстепенным или случайным лицом»¹⁵. Это положение имеет ключевое значение для идентификации исследовательского пространства нового направления биографической истории, хотя не совсем корректно была поставлена проблема Источниковой базы. Здесь, видимо, надо делать акцент не на ее неполноту (количественную характеристику), а на ее качественную специфику. Речь ведь идет не просто о том, что обычно исследователю не хватает источников для создания полной биографии человека второго плана (в том числе по значимым периодам жизни и особенно относительно людей далекого прошлого) и биография воссоздается в виде фрагментов. Дело в ограниченности видового спектра имеющегося комплекса источников, что определяет наличие или отсутствие важнейшей информации относительно эмоциональной и когнитивно-рефлексивной составляющих деятельности индивида, а также доступность или недоступность для исследователя необходимых сведений о мотивации принимаемых им решений в ситуациях личностного и исторического выбора.

Как справедливо отметил А. В. Кореневский, «опознание исторического персонажа как человека второго плана” зависит от выбора угла зрения и того социокультурного контекста, в соотнесении с которым осмысливается историческая роль данной конкретной личности»¹⁶. Важно подчеркнуть что этот выбор угла зрения не должен оставаться, если можно так выразиться одноразовым. Фигура исторического персонажа станет рельефной и даже объеной, только будучи рассмотрена «крупным планом» в различных перспективах и проекциях, в представлениях и оценках единомышленников и противников в ряду современников и в сменяющих друг друга пространствах социальной и интеллектуальной жизни разных эпох, включая, разумеется, актуальную культурную ситуацию самого исследователя.

Плодом долгих дискуссий между участниками проекта«Человек второго плана в истории» стало появление рубрики «Коллективный герой второго плана». Хотя изначально проблемное поле проекта определялось как пространство между «творцами» истории и ее «молчаливым большинством», все-таки было очевидно тяготение большинства авторов к верхней границе этого диапазона. Разумеется, причина этой тенденции — прямая корреляция между значимостью личности и количеством сопутствующих ей персональных текстов — объективна и неизбежна. И тем не менее, ощущалась потребность в том, чтобы если уж и не устранить, то хотя бы минимизировать данную диспропорцию в освоении проблемного поля проекта. Среди его участников активно обсуждался вопрос: насколько применимы подходы и методы персональной истории к жизненным траекториям персонажей, занимающих промежуточное положение между фигурами «второго плана» и безымянной «массой». С одной стороны, они известны нам по именам и время донесло до нас их персональный голос, пусть он и не обладает той силой и узнаваемостью, которая позволяет написать полноценную биографию. С другой стороны, в том, что мы знаем об этом человеке, гораздо больше типичного, чем неповторимого, он слишком на многих похож — таких же малоприметных героев или даже вовсе не-героев, занимающих ту же самую страту в исторической памяти. Но, может, как раз в этом и заключается специфика данной категории исторических персонажей? Быть может, их жизненные траектории следует рассматривать в совокупности, подобно тому, как уравнение с двумя и более неизвестными неразрешимо само по себе в силу его недостаточной информативности, но может быть решено в системе уравнений, методом перекрестной экстраполяции? Так проект обогатился целой галереей «коллективных героев» — от губных старост XVII в. до современных поли- ттехнологов, — чьи жизненные траектории представляют собой интереснейший и многообещающий объект исследования на стыке персональной и социальной истории.

Подчеркивая ограниченность масштаба деятельности «человека второго плана», исследователи отделяют его от исторических личностей «первого плана». В связи с этим А.Е. Иванеско пишет, что к историческим личностям «первого плана» можно отнести, во-первых, тех, в «судьбе которых реализуются (или отражаются) переломные моменты истории», иными словами, тех, «которые, как казалось современникам, творили историю». Но «масштаб личного вклада» в исторический процесс, подчеркивает автор, - «это в значительной степени оценочное понятие, а потому такой взгляд всегда субъективен»¹⁷. Во -вторых, в «качестве критерия, можно рассматривать и объем совокупной информации об исторической личности». Однако «всегда ли количество данных, которыми располагает историк о некой персоне, прямо пропорционально ее объективной исторической роли? В отношении сохранности (или, наоборот, утраты) известий велико значение элементарного случая». В результате, как считает автор, историческая индивидуальность «первого плана» из-за фрагментарности источников может стать историографической личностью «второго плана». В-третьих, критерием выделения исторической личности «первого плана» может быть «готовность современников и (или) потомков формировать на ее основе коллективный образ прошлого». В соответствии с таким подходом, индивидуальность «первого плана», отмечает А.Е. Иванеско, определяется не «объективной ролью в истории, а местом в исторической памяти» (т.е. способностью быть ядром исторического мифа). Но в этом случае уместнее говорить об историческом образе, а не исторической личности того или иного плана».

Все это позволяет сделать вывод о том, что суждения о «масштабе личного вклада» конкретного человека в историю или «масштабе личной значимости» его как для современников, так и потомков в значительной степени носят оценочный характер. Поэтому «возведение в ранг героя второго плана» предполагает, как подчеркивают специалисты, «пульсирующую иерархичность», постоянное «обнаружение второплановости в личностном ряду деятелей эпохи, соотнесенность второпланового активизма с историческим, историографическим и даже мифологическим контекстами, в определенном смысле, даже апологию своего героя».

В результате «человек второго плана», как считает Л.П. Репина, - это, с одной стороны, кинематографическая метафора, поскольку речь идет, по существу, практически о любом индивиде, не зафиксированном на историческом экране «самым крупным планом». Историк целенаправленно переносит в фокус своего исследовательского интереса человека, который находится за пределами круга первых лиц исторической драмы, вне закрепившейся в общественном и профессиональном сознании и хорошо известной номенклатуры великих исторических личностей, играющих главные роли и заполняющих собой "сценическое пространство" так называемой Большой истории». С другой стороны, «человек второго плана» - это научная метафора, имеющая значимый эвристический потенциал, который не случайно оказался востребованным в рамках «нового исторического биографизма»¹⁸.

Итак, человек второго плана составляет часть этого социального универсума, своего рода поле активного взаимодействия классических (или становящихся таковыми) текстов и значимых (или обретающих значение) исторических деяний, с одной стороны, и общей социальности — с другой. Концепт «человек второго плана» оказывается необходимым для достижения «кинематографической интимности» рассмотрения социальности. «В кинематографе зритель, — обращает внимание Ю. М. Лотман, — видит не только роль, но и актера, …принципиальная интимность всех отношений входит в сущность восприятия»¹⁹. Кинематографическая смена ракурсов (в

том числе и содержательное рассмотрение «второплановых актеров» истории) соответствует природе познания.