Сословия270

Средневековую эпоху называют, как известно, еще и феодальной. Поскольку в литературе существуют разные трактовки феодализма, еще раз напомню его собственное понимание. В кратком определении – это система общественных отношений, основанная на монопольном владении правящим сословием основным источником существования – землей. В соответствии с европейской академической традицией указанное сословие получило название феодального – от одного из наименований земельного владения – феод. Автор считает правомерным распространение выработанного на основе западноевропейских средневековых реалий понятия – феодализм – на все формы соединения прав на землю с политической властью, что было характерно для различных цивилизаций, существовавших в средневековую эпоху²⁷¹. Отсюда – феодализация есть распространение феодального уклада в том или ином обществе. Феодальный уклад – это способ владения землей, извлечение из нее источников существования путем подчинения непосредственных работников-крестьян феодалами за счет концентрации в руках последних всей полноты власти.

Таким образом, формирование и развитие феодального уклада связано, в первую очередь, с формированием и развитием феодального сословия.

ФЕОДАЛЫ появлялись в процессе выделения знати, что было рассмотрено в предыдущей главе, где также указывалось основное отличие рассматриваемых регионов от Западной Европы – первоначальное отсутствие у князей возможности наделять земельными владениями своих приближенных и вообще – дружинников. Оседание знати на землю здесь началось лишь с Х – ХII вв.

Но уже в IХ в. князья с помощью дружин закрепляют свои монопольные права на управление землями складывавшихся государственных образований. Эти права основывались на обязанности всех проживавших на управляемых князем землях выполнять для него определенные повинности (платить подати и отправляться в походы). Не являясь собственником земли, не имея прав выделять кому-либо ее участки, князь владел всей землей княжества как главный администратор. В его лице государственная власть соединялась с землевладением. То есть, по сути, князь уже становился феодалом. Это была начальная форма так называемого государственного феодализма, характерного для восточных цивилизаций. Но в Центральной и Юго-Восточной Европе под влиянием западных порядков этот феодализм не получил развития и с Х – ХI вв. здесь начало формироваться крупное частнофеодальное землевладение. Рассмотрим этот процесс подробнее.

Начнем с формирования знати, которая, как отмечалось, фиксируется с VIII в. появлением обособленных укрепленных резиденций военных вождей-князей с дружинниками. Служба князю и членам его рода была самым надежным путем к достижению высокого положения. Такой путь избирало большинство дружинников. К ним по статусу примыкали и представители общинных верхов, жившие, главным образом, в деревнях, но отличавшихся от рядовых крестьян-общинников размерами своих хозяйств, в которых работали рабы или другие неполноправные. Об этом слое источники обычно молчат, поэтому мы знаем о нем очень мало, но можно предполагать, что и его представители со временем находили путь к княжескому двору и сливались со служилым сословием. Стабильное место в слое привилегированных принадлежало родам, из которых выходили княжеские приближенные, его помощники, получавшие высшие должности при дворе или же в складывавшихся провинциях и кастеляниях. В их среду пытались проникнуть другие воины и должностные лица. Больше всего везло тем, кто находился в непосредственном контакте с князем. Поэтому и некоторые его простые слуги могли попасть на высокие должности.

Князь мог понизить или повысить в должности отдельного человека, но с «верными людьми» как целым, особенно с главными вельможами он обычно не рисковал вступать в конфликт. Принимая окончательное решение, он, тем не менее, был вынужден учитывать мнение своего окружения, которое «помогало» ему править. Данный слой был немногочисленным, но влиятельным и постоянно связанным со своим господином. Частое соперничество родовых кланов и влиятельных групп за благосклонность князя, иными словами, за политическую власть, давало тем же Пржемысловичам и Пястам широкие возможности для политического маневра. Важные решения князь выносил на обсуждение собраний знати, воинов и духовенства, созывавшихся нерегулярно. На собраниях, однако, не было места для дискуссий. Князь чаще всего домогался согласия со своими решениями или просто сообщал о них. Собрания служили также как своеобразными судебными трибуналами по делам, угрожавшим безопасности князя и государства.

Кроме ограниченного числа постоянных профессиональных воинов, стоявших в гарнизонах или составлявших дежурные придворные отряды, росло значение дружин, создаваемых из отобранных и экипированных хорошим вооружением свободных крестьян. Из них возникала категория княжеских воинов (milites), многочисленных и годных к службе. Они были организованы по своим градским округам²⁷². Из всех отмеченных групп населения, уже оторвавшихся от исполнения обычных хозяйственных, крестьянских обязанностей, и начало формироваться правящее, будущее феодальное сословие. Но до массовых раздач земель княжеским приближенным все эти «люди князя» были, по сути, чиновниками, участвовавшими в организации централизованной эксплуатации подданных-крестьян через сборы податей и ополчения, а также выполнения административно-юридических функций. Соответственно дружинник был феодалом лишь постольку, поскольку оставался членом этой военно-политической корпорации. Феодалом в собственном смысле слова выступало само государство в лице великого князя. Крестьяне в свою очередь сохраняли личную свободу и неоспариваемое право пользования землей как подданные государя. С государством их связывала централизованно собираемая рента, являвшаяся одновременно и налогом²⁷³.

Непосредственная феодализация в центральноевропейских странах началась в X – XII вв., когда стала формироваться система вотчинного землевладения и создаваться две основные социальные группы средневекового общества: зависимые крестьяне и феодалы. Суть этого процесса состояла в том, что князья передавали право использовать часть централизованной ренты отдельным представителям военно-дружинной верхушки, раздавая в условное держание государственные земли с сидящими на них крестьянами. С получением иммунитетов (налоговых, судебных и административных) эти земли превращались из служебных резиденций в частные феодальные сеньории.

Отказ князей от централизованного сбора ренты, уступка ими части власти своим военным слугам были не простыми решениями, а вызывались как невозможностью единоличного управления растущими государственными территориями, так и стремлением аристократии к самостоятельности, что было невозможным без собственных владений. Такое ослабление центральной власти вело к усобицам и ослаблению государств, замеченному в ХI – ХIII вв., т. е. к так называемой феодальной раздробленности, подробно рассмотренной во втором разделе. Но если на востоке Европы она способствовала захвату монголами большинства древнерусских княжеств, то в центре континента (как и на его западе, но в IХ – ХI вв.), в отсутствие такой внешней угрозы ослабление государств не привело к столь трагическим последствиям.

В Польше первыми негосударственными феодальными владениями становились владения церкви, в поддержке которой были заинтересованы практически все тогдашние правители. Самой крупной из них была вотчина главы польской католической церкви Познанского (Гнезненского) архиепископа, которая, как видно из папской буллы 1136 г., начитывала около 150 поселений, 1000 крестьянских хозяйств, более 6 тыс. крестьян. В этом отразился успех Болеслава Храброго, изначально добившегося высокого статуса своего духовенства и сана архиепископа для гнезненского иерарха. В Чехии и Венгрии имущественные и юридические права духовенства оформляются параллельно со складыванием светского землевладения.

Светские сеньории в центральноевропейских странах возникают со второй половины XI – XII в. в условиях массовой раздачи иммунитетов кастелянам и другим представителям княжеской администрации, а также сохранившимся местным знатным родам, ранее подчинившимся верховным правителям. Таким образом, в отличие от Западной Европы, где новые земельные владения раздавались с VIII – IХ вв. в дополнение к уже существовавшим именьям знати, выросшим из аллодов, в центральноевропейских странах феодальная земельная собственность формировалась исключительно как княжеская милость.

Поэтому главным фактором, отделяющим феодалов от остальной массы населения и одну группу феодалов от другой, первоначально было не земельное богатство. Высший слой военно-дружинной аристократии – вельможи (в Польше – можные), формировался из наиболее приближенных князю военачальников, имевших авторитет в дружинной среде, выполнявших в войске и при дворе наиболее значимые функции, накопивших в походах значительное имущество. Эти люди, в большинстве своем, происходили из бывшей племенной знати, и их положение определялось принадлежностью к особому слою «благородных» (optimates – лучшие люди, по тогдашним источникам). Были среди приближенных князей и лично зависимые от них люди, за особые заслуги получавшие милости и привилегии. Подарки, в том числе и земельные пожалования, как бы уравнивали их со старой знатью. Князья, рассчитывавшие на личную преданность таких выдвиженцев, часто отдавали им предпочтение перед наследниками племенной аристократии, кичившимися древностью своих родов и знатностью, сравнимой с княжеской. Конфликты между обеими группировками правящей элиты бывали довольно частыми.

Осев на землю, осваивая крупные владения-сеньории и выполняя при этом административно-фискально-судебные функции на подвластных территориях в рамках иммунитетных привилегий, эта аристократия обрастала собственным военно-служилым слоем. По примеру правителей и в соответствии с западным опытом крупные сеньоры-вельможи раздавали небольшие земельные владения уже своим военным слугам – так формировалось мелкопоместное дворянство – шляхта. Наиболее активно эти раздачи происходили в ХIII в. При этом, если в Чехии и Польше рыцарство-шляхта стало весьма многочисленным, в Венгрии военно-служилый слой дольше оставался при магнатских имениях и рыцарство численно росло медленнее. До середины XIII в. частновладельческих замков в Венгрии не было²⁷⁴.

В отличие от крупных землевладельцев, чье положение определялось, как отмечено, знатностью и древностью их родов, а также приближенностью к княжескому двору, среди шляхтичей были не только потомственные дружинники. Многие воины, жившие в удаленных гарнизонах, набирались из окрестных крестьян. Их образ жизни мало чем отличался от их деревенских родственников и соседей – ремесленников. К тому же еще и в ХII в. (иногда даже в ХIII в.) сохранялась практика привлечения на военную службу крестьян, живших вблизи административных резиденций. Их призывали от случая к случаю. Этот слой воинов не относился к «благородным» дружинникам, имевшим военную родословную. Однако нередко, за особые заслуги, они также могли получать небольшие наделы и превращались в шляхтичей, но с наиболее низким статусом.

В XII – XIII вв. такие свободные конные воины назывались в источниках «знатные второго положения» (milites secundi ordinis) и не считались шляхтой. В состав шляхты они вошли только в XIV в. В Чехии их стали называть рыцари, или владыки, в отличие от высшей знати – панов, «знатных первого положения» (barones, domini). По немецкому обычаю, князья и высшая знать стали использовать рабов для несения различных придворных, хозяйственных, административных обязанностей в своих имениях. Немецкое влияние проявилось также в распространении гербов, родовых титулов, строительстве замков²⁷⁵.

Так постепенно, с ХI и до ХIV в. в центральноевропейских странах формировалось дворянское сословие. В ХIII в. начинает развиваться рыцарская геральдика, специфическая сословная этика, наступает своеобразная «эпоха кольчуги»²⁷⁶. В течение ХIII-ХIV вв. эти страны покрываются сетью шляхетских резиденций-замков. Численный рост феодального сословия сказывался на его имущественном состоянии. Если аристократы владели многочисленными поместьями, мелкие шляхтичи были ограничены в средствах, что отражалось и на их жилищах. Порой, из-за нехватки средств, вместо замков строились усадьбы, напоминавшие крестьянские дворы, но располагались они на окраинах деревень или вне их, и имели подчеркнуто высокие деревянные заборы-частоколы. Наиболее подробно такие рыцарские дворы изучены в Чехии. Положение мелкопоместной шляхты особо обострилось в ХIV – ХV вв., когда качество и, следовательно, стоимость вооружения возросли, а для проведения частых войн – этих источников рыцарского благополучия – государи и крупные сеньоры начинают предпочитать более подготовленных и дисциплинированных наемников. Ситуация усугублялась и естественным ростом численности шляхтичей, земли для которых уже не хватает. Наиболее остро это ощущалось в густонаселенной Чехии. К началу ХV в. лишь 22% чешских рыцарей могло прожить за счет своих владений. Остальные жили за счет дополнительных доходов от военной и административной службы. При этом перейти в панское сословие из низшего дворянства было практически невозможно. Паны захватили важнейшие должности в местном управлении. Итогом стал рост социальной активности низшего дворянства. В Чехии он воплотился в гуситском движении, в Польше – в борьбе с можными и королевской властью за льготы и привилегии, в Венгрии – в поддержке различных магнатских кланов и группировок, что подробно рассмотрено во втором разделе.

Итоги этой активности в трех центральноевропейских государствах были, в зависимости от местных особенностей, различными. В Чехии, в результате гуситских войн, низшая шляхта поправила свое имущественное положение и превратилась в рыцарское сословие. Если в период гуситского движения низшая шляхта входила в коалицию с бюргерами, то с 70-х гг. XV в. она перешла на сторону высших сословий. Но финансовые возможности и политическое влияние большинства рыцарей оставались невысокими. Главной ареной их политической активности являлись местные органы власти. Высшая же шляхта в гуситское и послегуситское время присвоила себе имущества больше, чем другие слои общества. В конце ХV – начале ХVI в. отмечен рост их земельных владений. Их основным доходом была денежная рента, но стимулировалось и развитие частновладельческих городов и местечек, которые стали претендовать на роль центров ремесла и торговли наряду с королевскими городами. Крупнейшие панские роды усилились настолько, что каждый из них мог политически соперничать с государем.

В Венгрии и в ХIV – ХV вв. преобладали крупные, магнатские сеньории, причем процесс концентрации земель усиливался. Это, естественно, укрепляло магнатов и ослабляло королевскую власть. В 30-е гг. ХV в. небольшая группа светских и духовных феодалов владела 52-56% всех населенных пунктов страны, а в королевском домене их было всего 5%. Следствием этого была сильная зависимость от магнатов средних и мелких феодалов – рыцарей.

В Польше шляхта оказалась более многочисленной и, используя заинтересованность королей в ее поддержке для ослабления своеволия можных, добивается ряда привилегий, особенно со второй половины ХV в., когда после побед над крестоносцами ее роль в обществе возросла.

На Балканах, при схожести общих направлений социального развития, наблюдались свои особенности. В Болгарии завершение становления феодальных порядков приходится на Х в. В общих чертах структура земельной собственности в Болгарии была близка византийской. Славяне перенимали у греков не только более высокую агрокультуру. Под влиянием местных условий ускорился переход к соседской общине, а, следовательно, возникновение собственности общинника на пахотный надел. Формы централизованных взносов и отработок также испытали византийское воздействие. Кроме того, крупные массивы земель на вновь завоеванных землях (с которых были изгнаны византийские феодалы и управители императорских поместий) переходили в собственность правящей династии. Среди них были и поместья с зависимым населением, и незанятые земли, служившие фондом пожалований царя. Из царских земель ускоренными темпами формировалось церковное и монастырское землевладение.

Имелись в эту эпоху и крупные имения светской знати. Богатыми земельными собственниками были и те видные полководцы Самуила, которые управляли провинциями, возглавляли гарнизоны крепостей и командовали воинскими подразделениями комитатов. Один из наиболее последовательных сторонников продолжения борьбы с императором Василием II Болгаробойцей Иваца имел, например, владение-крепость с садами и дворцами.

Таким образом, уже с Х в. в Болгарии известна крупная частная земельная собственность, которая по своей социальной сущности мало отличалась от царской. При этом государь Болгарии не обладал правом верховной собственности на все земли страны. В IX – XI вв. неизвестно ни одного бесспорного факта конфискации частной собственности по монаршему произволу или передачи (без суда) в собственность частного лица не только села свободных общинников, но хотя бы одного крестьянского двора. Но, при этом, сохранялась и общинная собственность на неподеленные земли (угодья). Собственность большесемейных коллективов являлась в этот период лишь подвидом мелкой крестьянской, так как господствовала малая семья, хотя вместе с родителями могли жить и их взрослые дети.

Главное содержание социально-экономических процессов в Болгарии Х – начала XI в. состояло в появлении основных институтов феодального общества: феодальных владений (земли которых делились на господские и крестьянские), зависимых крестьян, на которых переносили византийский термин «парики», экскуссии (налогового иммунитета) и т. п. Однако частновладельческие крестьяне до падения Первого Болгарского царства еще составляли меньшинство среди крестьян, основная часть которых оставалась свободными общинниками, которые эксплуатировались централизованно. Вместе с тем, именно усиление частновладельческой знати вело к ослаблению царской власти и способствовало поражению страны от Византии в начале ХI в.

В Хорватии становление феодального сословия относится к концу ХII в., когда короли начали раздавать иммунитетные грамоты представителям аристократических родов. Так, в 1193 г. князю Бартолу была передана на вечные времена, с правом собирать все доходы и судить население жупа (округ), расположенная в Хорватском Приморье, за что Бартол и его наследники обязывались поставлять в королевское войско определенный контингент латников. К началу ХIII в. относятся и первые пожалования церкви. 1211 г. датируется грамота, выданная некоему цистерцианскому монастырю в Славонии, которая зафиксировала пожалование аббату и братии одной из тогдашних жупаний, т.е. передачу всех свобод, ранее принадлежавших местному жупану или славонскому бану. Грамота содержит подробное описание платежей, в основном денежной и натуральной ренты, а также служб населения, которые не регламентированы. В документе, однако, отсутствуют упоминания о полевых работах. Со второй половины ХIII в. создание крупных земельных владений аристократов становится массовым. Процесс этот продолжался и в ХIV в.

Относительно позднее оформление крупного феодального землевладения компенсировалось параллельным формированием мелкого дворянства, что происходило с начала ХIII в. в хорватскаих землях, оказавшихся под властью Венгрии. Начало этому было положено известной «Золотой буллой» Эндре II от 1222 г., которая гарантировала особый правовой статус «сервиентам» – служилым людям короля (servientes regis). Единственной обязанностью сервиента отныне становилась военная служба, за которую следовало вознаграждение: имения сервиентов освобождались от денежных и натуральных платежей в казну, а за участие в заграничных экспедициях полагалось жалованье. В случае же гибели сервиента король обязывался вознаградить (по своему усмотрению) его наследников. Главное же, сервиентам дозволялось ежегодно, в день св. Стефана, являться на собрания в г. Секешфехервар, где в присутствии короля или его наместника рассматривались судебные дела. Тем самым были заложены основы сословно-представительных органов, которые выполняли не только судебные, но и законодательные функции. В середине ХIV в. рыцари-сервиенты были уравнены в правах со знатью-нобилями.

Такое своеобразие можно объяснить предшествовавшей ролью свободных в формировании и укреплении хорватской государственности. Первые короли здесь предпочитали опираться на свободных крестьян, и помимо сбора с них ренты использовали их в качестве военной силы, в том числе и конной. Сохранились сведения о приобретении крестьянами коней, вероятно, для верховой службы²⁷⁷.

Близким по хронологии и характеру было формирование феодального сословия и в соседней Сербии. Крупные землевладельцы фиксируются со времени активизации внешнеполитической деятельности сербских королей, для которых поддержка аристократии была необходима для успешного расширения своего влияния и облегчения управления. Многое в организации феодального сословия было взято из византийских образцов, в том числе и меньшая, чем в Центральной Европе, роль мелкого дворянства, так и не превратившегося, как и в Византии, и в Болгарии, в полноценное рыцарство.

КРЕСТЬЯНСТВО в Центральной Европе изначально являлось сословием, создававшим материальную опору возвышавшейся княжеской власти. Через специфические административные единицы – градские округа – князья не только собирали необходимые для своей деятельности материальные ресурсы, но постепенно брали в свои руки и внешнее управление территориями с располагавшимися на них крестьянскими общинами. Но долгие столетия внутренняя жизнь крестьян оставалась весьма архаичной.

В начальный период государственного строительства крестьяне повсеместно оставались свободными подданными выделявшихся правителей, несли в их пользу повинности в виде взносов, прежде всего продуктами своей хозяйственной деятельности, а также участвовали в военных походах под руководством представителей градской администрации, которые также собирали подати.

Основной структурой, регулировавшей повседневную жизнь крестьян, оставалась описанная выше территориальная община. Она обычно объединяла несколько деревень с их хозяйственными угодьями. Сведений о таких общинах крайне мало. Лучше изучено старопольское ополе. В развивавшемся государстве соседские общины осуществляли различные вспомогательные функции в системе управления: общество «соседей» ручалось за регулярный сбор дани, несло ответственность за преступления, совершенные на его территории, соседи выступали в роли надежных свидетелей, участвовали в проверке межевых рубежей. Это была низшая ступень «самоуправления», облегчавшего работу градского аппарата, который имел дело не с отдельным человеком, а с целым коллективом жителей, отвечавших за обстановку в своей местности.

На уровне ополя властные функции общинных руководителей уже отделялись от хозяйственных. Главой общины выступал избираемый на собрании жупан. Он возглавлял ополчение, руководил судом, созывал собрания, представлял общину в ее внешних связях. Основными органами таких общин уже были не общие собрания всех взрослых мужчин, а сход глав семейств, которые только в случае затруднений или очень важных вопросов обращались к созыву общего собрания, во время которого участники криками одобрения или неодобрения реагировали на предлагаемые решения.

Очевидно, что семьи жупанов и старейшин со временем занимали в таких общинах лидирующее положение. Но опирались они, однако, не столько на накопленные богатства, которые в любой ситуации в то время оставались вполне эфемерными, сколько на численность членов семьи, преобладание в ней мужчин, приобретенный во время военных столкновений авторитет, в конце концов, просто на превосходство физической силы и волевых качеств. Именно из таких семей рекрутировалась общинно-племенная аристократия, в руки которой соплеменники передавали функции регулярной военно-политической деятельности. Элита, выделявшаяся на этой, скорее функционально-психологической, чем экономической основе, составляла ядро дружины, чьим местом пребывания становились грады. Дружина же, в свою очередь, превращалась в ядро государственного аппарата и будущего военно-феодального сословия. Разложение уравнительно-коллективистских традиций выражалось не только в социальном выдвижении некоторых семей, но и в обособлении отдельных индивидов. Изгоями общины становились не только самые слабые, но и некоторые выдающиеся по силе или умениям люди, которые или образовывали элитарную профессиональную группу (как кузнецы, ювелиры, наиболее искусные гончары и ткачи, а также волхвы), или, нарушив принятые в общине нормы, бежали в лес и становились разбойниками. Соседнее племя могло завербовать их на военную службу, поместив в граде, снабдив средствами к существованию и обязав защищать племенные территории. Такие изгои как раз и создавали, по всей вероятности, основную массу профессиональных дружинников²⁷⁸.

Территориальные крестьянские общины сохранялись и в уже сложившихся центральноевропейских государствах до тех пор, пока существовала централизованная власть, и отсутствовали обособленные феодальные сеньории. В Чехии, например, такие общинные организации известны и в ХII – ХIII вв. Однако и с распространением сеньориальной системы, при которой крестьяне переходили в подчинение частным землевладельцам, элементы общин сохранялись, но уже как административные структуры феодальных вотчин.

В соответствии с рассмотренными процессами вплоть до ХII в. в центральноевропейских государствах основную массу населения составляли свободные крестьяне-общинники (польск. кметы, чешск. дедичи). Но число их начало уменьшаться с первыми раздачами иммунитетов. Появлялись т. наз. «приписные» крестьяне, выполнявшие многочисленные повинности в пользу феодалов. Особые подати вносились на содержание княжеского, а затем королевского двора. Выходя замуж, крестьянка платила королю налог, который назывался «девичье», или «вдовье». Кроме того, крестьяне отбывали подводную (перевозную) повинность и были обязаны строить укрепления, мосты и дороги. За пользование рынками и переправами также взимались различные поборы. С введением в Х в. христианства крестьяне стали уплачивать десятину, а позднее и так называемый грош св. Петра в пользу католической церкви.

Но, еще раз подчеркнем, несмотря на проявлявшиеся в ходе феодализации тенденции подчинения крестьян появлявшимся землевладельцам, до массового оседания на землю шляхты основная масса крестьян сохраняла статус свободных общинников. При этом прежние большие патриархальные семьи распадались на малые, а с ХI в. в деревнях отмечаются огороженные приусадебные участки отдельных семей, что свидетельствует об ослаблении прежнего хозяйственного единства в крестьянских общинах. Еще более индивидуализация крестьянских хозяйств усилилась в ходе внутренней колонизации ХI – ХIII вв., при которой на новых землях изначально формировались обособленные крестьянские усадьбы.

Осваивающие свободные земли монастыри и феодалы, заинтересованные в рабочих руках, активно привлекали крестьян, предоставляя им статус «свободных гостей» – госпитов, которые несли определенные повинности в пользу владельца земель, но могли в любой момент его покинуть, не имея, однако, никаких прав на обработанный надел. Распространенность госпитов объяснялась возникавшей нехваткой земель для крестьян в условиях массового распространения феодального землевладения; таким образом, среди «гостей» оказывались мало- или безземельные крестьяне. Разработка юридических норм для «свободных гостей» способствовала фиксации правового статуса и других крестьян.

Польское, чешское и венгерское крестьянство в X – XII вв. оставалось лично свободным, объединенным в традиционные общины (польск. гмины²⁷⁹). По мере развертывания процессов феодализации из однородной среды землепашцев выделялись группы, попадавшие в зависимость от отдельных землевладельцев. Однако преобладание, поначалу, форм государственного феодализма и потребности внутренней колонизации способствовали сохранению земледельцами традиционного статуса лично свободных подданных князя (польск. либеры). В княжеских и церковных сеньориях наряду с крестьянами можно было встретить и безземельных холопов-невольников, населявших вышеописанные «служебные деревни»; но роль их в хозяйстве и удельный вес в социальной структуре сельских тружеников до ХIII – ХIV вв. были невелики.

Сохранение крестьянами юридической свободы, однако, сочеталось с постепенным усилением их повинностей в пользу князя как верховного правителя. Они включали платежи зерном и скотом. Кроме того, деревня, в которой останавливался князь со свитой, должна была всех содержать, а крестьян обязывали быть проводниками, возчиками (на своих подводах), сторожами замков и селений, где останавливались сановники. Крестьяне также должны были строить и ремонтировать дороги, мосты, замки, участвовать в военных походах князя, обслуживать его на охоте (загонять зверей, искать добычу, охранять охотничьих соколов). С конца ХII в. церковная десятина, которую раньше выплачивал князь от собранных с населения доходов, также перекладывалась на плечи налогоплательщиков, прежде всего, естественно, крестьян. Причем высчитывалась она непосредственно в поле, с неубранного урожая. К этим повинностям добавлялись и поборы со стороны местных землевладельцев, получивших от князя уделы и иммунитеты. В ХIII в., в связи с развитием торговли, появляется и денежная рента. Однако пока крестьяне оставались людьми князя (короля), вернее, пока верховный правитель имел реальную власть над всем населением государства, поборы эти были все же не очень обременительными.

Ситуация начала динамично изменяться в ходе массового формирования шляхты, т.е. оседания на землю низшего военно-служилого слоя, что, как отмечалось, началось в ХIII в. и наиболее интенсивно происходило в ХIV в. Все большее число крестьян, попадая под контроль мелкопоместных дворян, стало испытывать возраставший экономический нажим, обусловленный ростом потребностей шляхтичей в обстановке развития товарно-денежных отношений и ограниченности хозяйственных ресурсов в их небольших имениях.

В Западной Европе рыцари при подобных же затруднениях прибегали к коммутации повинностей и, главное, стали освобождать своих крестьян от личной зависимости за деньги²⁸⁰. В Центральной Европе такой путь был невозможен, ибо из-за более позднего начала феодализации, о чем писалось выше, в условиях общего хозяйственного развития и роста численности населения крестьяне, в большинстве своем, еще оставались лично свободными со строго фиксированными традицией повинностями. В итоге, с ХIV в. под нажимом шляхты, для облегчения усиления эксплуатации, власти стали предпринимать меры по ограничению крестьянских свобод.

С ХIV в, а местами и несколько ранее, в условиях массовой феодализации и под влиянием немецкой крестьянской колонизации в западных землях Чехии и Польши в деревнях распространяется т.наз. эмфитевческое или немецкое право с четкой фиксацией прав и обязанностей крестьян перед землевладельцами, что фактически означало ликвидацию прежних общинных порядков. Крестьянин становился наследственным держателем земли и мог продавать свое держание. За это крестьянин платил феодалу «урок», иначе утрачивал право на землю. Обычно платежи вносились 2 раза в год – весной и осенью. Основой крестьянского мира становились индивидуальные хозяйства с минимальными размерами около 1 лана (примерно 17 га). Помимо полнонадельных крестьян (чешск. дедичей), чье хозяйство позволяло им обеспечивать собственные потребности и выполнять повинности, были и крестьянские семьи, не имевшие полного надела – загродники (польск.), подсоседки, загородники (чешск.). Имея лишь приусадебные огороды, они не могли содержать семьи и нанимались к землевладельцам-феодалам, а так же к деревенской верхушке – старостам и зажиточным крестьянам. Появляются и крестьяне, вообще лишившиеся средств производства (польск. лазенки). Они получали наделы и инвентарь на определенный срок у землевладельцев и также, как те же загродники, уже не считались свободными. В поместьях знати работали и сервы – зависимые из рабов, посаженных на землю.

Ситуацию обострял и рост крестьянского населения, которое после проведенных в ХII – ХIII вв. расчисток уже не могло расширять земельный фонд. В результате началось дробление крестьянских наделов. В этом была и экономическая хитрость. Ведь все повинности обычно налагались на домохозяйство – крестьянскую усадьбу. Если молодая семья не отделялась и продолжала вести неразделенное хозяйство с родителями, повинности не росли. Но такая практика постепенно приводила к критическому сокращению угодий, приходящихся на одного человека. Все больше становилось хозяйств, владевших лишь частью надела (лана). Реально в таких условиях крестьяне оказывались экономически несостоятельными и вынуждены были обращаться к землевладельцам за помощью, расплачиваясь своими правами и свободами.

В итоге число полноправных свободных (кметей, дедичей, седляков) сокращалось и росло количество лично зависимых, обремененных более суровыми повинностями (халупники, подсоседки, загродники). Они жили на мелких и карликовых участках и были обязаны денежным оброком, натуральными поборами и отработками (не столько полевыми работами, сколько строительными, ремонтными, обслуживанием охоты и т.п.). К тому же такие крестьяне уже были не собственниками, а лишь держателями земли. В правовом отношении они подчинялись феодалу и его суду. Затруднялось право крестьян на выбор земли и господина. С такими крестьянами не церемонились: подвергали телесным наказаниям, пытали и даже выносили им смертные приговоры. К ХV в. значительные массы крестьян в центральноевропейских странах оказались на положении крепостных.

Описываемые процессы происходили медленно. На них оказывали влияние и общеполитические обстоятельства, и борьба крестьян против роста угнетения. В ХIII в. часть попавших в зависимость крестьян, уже обязанных нести отработочную повинность и потерявших право покидать поместье, тем не менее еще привлекалась на военную службу (седляки в Чехии). Это возвышало их над остальными зависимыми. Но уже в ХIV в. они потеряли эту обязанность, хотя и обременительную, но являвшуюся символом свободы. Это стало результатом как ухудшения их материального положения, так и социального статуса, на чем особо настаивали их господа – шляхтичи.

В ХIV – ХV в., в условиях усиления гнета происходит общее ухудшение положения крестьян, устойчивости их хозяйств. Многие из них разоряются. Так, в Венгрии за XV в. доля пустующих наделов выросла с 10-30% до 50-60% от общего количества крестьянских держаний. Сокращался и размер обрабатываемых земледельцами наделов²⁸¹.

Рассмотренные изменения отражались и в законодательных актах. В Венгрии декретами 1314 – 1315 гг. все крестьяне страны признавались зависимыми от землевладельцев. Но полностью они еще не были закрепощены, ибо при согласии господина и уплате земельной ренты был возможен их переход к другому феодалу. Однако к первой половине ХV в. это правило уже было отменено и переход крестьян мог состояться лишь при наличии договоренности двух заинтересованных феодалов. Во второй половине ХV в. в стране были введены т. наз. «заповедные годы», в течение которых приостанавливалось право крестьян на смену господина. За вторую половину ХV в. такие годы в Венгрии объявлялись 6 раз. А в 1486 г. были введены «урочные годы» – сроки сыска и возвращения крестьян, незаконно покинувших своих хозяев. Первоначально этот срок был равен одному году, в 1508 г. Уласло II увеличил его для Трансильвании до пяти лет, а в 1514 г. установил в три года. Законы 1495 и 1504 гг. ухудшали условия крестьянского выхода, а в 1514 г. (после подавления крестьянского восстания «куруцев») выход вообще был прекращен. Было также упрочено право высшей юрисдикции феодалов над своими крепостными. В конце XV – начале XVI в. в Венгрии повсеместно распространилось право феодала казнить крестьян за побег из имения.

В 1402 г. земский суд Чехии ограничил право крестьянского ухода получением особой грамоты от землевладельца и запретил зависимым людям жаловаться на своего господина. Результатом гуситского движения стало временное улучшение положения чешских крестьян. Изменилась организация управления поместьем: крестьяне получили право переходить в подданство к другому феодалу, которого считали более справедливым. Произвол феодалов, ставший обычным явлением в догуситский период, ограничивался новыми юридическими нормами. Следующий этап усиления нажима на крестьян начался в ХVI в.

В Польше наступление на права крестьян отмечается в ХV в. Петрковский статут 1496 г. ограничил число самовольно уходивших крестьян от господина одним человеком. Но он же грозил штрафом феодалу, нежелавшему отпустить одного крестьянина. Однако в течение первой половины ХVI в. права крестьян были ограничены настолько, что можно констатировать их закрепощение²⁸².

На Балканах, в соответствии с рассмотренными выше особенностями феодализации, процесс превращения ранее свободных крестьян в феодальнозависимых имел некоторые отличия от того, что происходило в Центральной Европе. Здесь, особенно в горных областях, дольше сохранялась общинная организация. Она вообще пережила средневековье и наблюдалась этнографами в ХIХ в.

Прочность общины обуславливалась сохранением общинной собственность на неподеленные земли (угодья). Условия хозяйствования, в том числе значительная роль скотоводства, способствовали сохранению больших семей, в которых вместе с родителями жили и вели совместное хозяйство их взрослые дети – братья²⁸³. Такие семьи сосуществовали, как и в раннем средневековье у всех славян, с малыми семьями. Но этот симбиоз способствовал сохранению коллективистских традиций в хозяйственной и социальной жизни крестьян региона. Вместе с тем, наличие дославянских аграрных порядков на Балканах способствовало раннему проникновению в славянскую общину традиций подворного хозяйствования²⁸⁴.

В Болгарии, испытывавшей наибольшее влияние со стороны Византии, раньше других славянских соседей, в ХI в. появились крепостные крестьяне, названные по-гречески парики. В других балканских государствах подобные крестьяне отмечены значительно позднее и в ограниченных количествах.

Крестьяне, называвшиеся в Сербии себры, в Боснии кметы, в Хорватии вилланы²⁸⁵, жили, в основном, на землях, принадлежавших либо монархам, либо знати, либо духовенству, и несли традиционные повинности в отношении государства и своих господ. Подати и оброки, первоначально имевшие натуральную форму, к концу ХIII в. превратились в денежные. Отработочные повинности не превышали 26 дней в году (по хорватскому «Винодольскому закону» конца ХIII в.), причем и их можно было заменять деньгами, что наглядно отразило рост товарно-денежных отношений. Введение проний (феодальных прав на землю по византийскому образцу: наследственных владений, но без финансового иммунитета) усугубляло барщину, поскольку два дня в неделю крестьянам приходилось работать на прониара.

Но в Хорватии уровень развития феодальных форм собственности на землю во многом определялся природными условиями – гористым рельефом, каменистой поверхностью и пр. Сельское население более чем на половине земельного фонда страны было вынуждено заниматься скотоводством или вести смешанное, с преобладанием скотоводства, хозяйство. Немногочисленные участки земли, пригодные для обработки, были настолько разбросанными и раздробленными, что создание здесь крупных феодальных хозяйств было невозможным. Поэтому феодальных владений типа сеньорий здесь почти не сложилось, и основной формой эксплуатации оставались подати с населения, проживавшего на подвластной землевладельцу территории. При этом в документах нет четкого различия между крестьянскими платежами землевладельцам и данями всего населения государю. Тем не менее, такие владения, собственники которых пользовались правом сбора дани с населения, можно рассматривать как своеобразные формы феодов. Их владельцы не были еще собственниками земли, но обладали определенными правами по отношению к проживавшим на ней крестьянам. Тем самым непосредственные производители, еще сохраняя личную свободу, уже втягивались в феодальную зависимость, оставаясь, однако, людьми короля²⁸⁶.

Специфичной была ситуация в Далматинской Хорватии, где, в условиях высокого уровня урбанизации, существования поликультурного сельского хозяйства, рыболовства и морской торговли сохранился довольно значительный слой не просто свободных, но и весьма состоятельных и привилегированных крестьян.

Как и Центральной Европе, с усилением феодалов начались ограничения прав крестьян на смену места жительства. В Сербии к середине ХIV в., что зафиксировал Законник Стефана Душана, были введены тяжелые наказания тем, кто предоставлял убежище беглым без письменного разрешения короля. На землях знати и монастырей, как отмечено в том же Законнике, жили многочисленные отроки, статус которых был близок к рабскому. Но, рабов – сервов уже было мало; существовала тенденция повышения их статуса – наделения определенной хозяйственной самостоятельностью. В хорватских источниках самые ранние данные об отпуске сервов на свободу датируются еще Х – ХI вв.²⁸⁷

В словенских землях, рано вошедших в Германскую империю, основная масса крестьян в XII – XV вв. считалась пожизненными владельцами земельных наделов с правом передачи по наследству, но с уплатой большого налога, достигавшего 15% стоимости хозяйства. Иногда надел предоставлялся в пользование крестьянам на время жизни двух-трех поколений. Кроме того, часть крестьян держала землю на условиях так называемой свободной аренды, при которой феодал мог в любое время расторгнуть договор.

С ростом крупного землевладения, организацией рыцарского войска число свободных крестьян сокращалось, и они утрачивали свой статус. К XVI в. уже сформировалось единое в социальном отношении сословие феодальнозависимого крестьянства, которое обозначается в источниках общим термином – подданные. Но в экономическом положении крестьян постепенно нарастали имущественные различия, особенно заметно проявившиеся в XV в.

Таким образом, общим в положении крестьян Центральной и Юго-Восточной Европы в рассматриваемую эпоху было постепенное, но устойчивое ухудшение их хозяйственного положения и социального статуса, обусловленное ростом прав и численности дворянского сословия. Это была общая тенденция для цивилизаций феодальной эпохи. Но, поскольку, в отличие от западных соседей, феодализация в регионе началась позднее, с Х – ХI вв., процессы закрепощения крестьян растянулись и на эпоху, когда на Западе начались буржуазные преобразования, на ХVI – ХVII вв. То есть, по сути, когда в западноевропейских государствах началось Новое время, ассоциируемое с капитализмом, здесь сохранялось феодальное Средневековье. Такой сглаженный ритм аграрного развития способствовал отставанию региона в сравнении западом континента, хотя и опережал темпы развития Восточной Европы.

ГОРОЖАНЕ. Замедленное, в сравнении с Западной Европой, социальное развитие, сдерживало урбанизацию и, соответственно, формирование городского, бюргерского сословия. Средневековые города, как известно, стали интенсивно возникать вследствие массового отделения ремесла от сельского хозяйства, что по всей Европе отмечено в Х-ХI вв. Этот процесс не случайно совпал по времени с массовым созданием в Западной Европе дворянского землевладения с закабалением основной массы крестьян. Выделившиеся в деревнях ремесленники, не связанные, в отличие от крестьян, с повседневной земледельческой деятельностью и не желавшие терпеть зависимость, покидали деревни и уходили туда, где не было сеньориального гнета – в ранние города, усиливая в них производственный элемент – слой профессиональных ремесленников. Бурный рост западноевропейских городов в определенной степени был связан с притоком активного трудового элемента из зависимой деревни, ведь «воздух города делал человека свободным».

В Центральной же Европе в условиях замедленного складывания сеньорий основная масса сельского населения до ХIV в. оставалась в достаточной мере лично свободной и это существенным образом отразилось на развитии городов. Ибо сельским ремесленникам, остававшимся и в деревнях свободными, не было резона бросать родные места и переселяться в города. К тому же феодалы, проявляя заинтересованность в хозяйственной самостоятельности, нередко способствовали развитию сельского ремесла, предоставляя «своим» ремесленникам определенные льготы. Особенно это было заметно в Венгрии.

В итоге, городское население здесь долго оставалось малочисленным, а сами города – небольшими. В таком качестве они не способствовали развитию хозяйственных связей, созданию местных рынков и вообще, товарно-денежных отношений. Заинтересованность в росте городов проявляли лишь некоторые короли и крупные аристократы, понявшие, благодаря контактам с западноевропейскими монархами, роль городов в пополнении финансовых ресурсов. Показательно, что в Чехии и Венгрии в поощрении городского развития были замечены, прежде всего, прибывшие с запада короли Люксембургской и Анжуйской династий. Но в условиях указанной пассивности местных сельских ремесленников, эти короли способствовали «импорту» ремесленников из насыщенных ими соседних городов, прежде всего, немецких, что, как наглядно продемонстрировала история Чехии, стало одной из основных причин гуситского движения.

Медленный рост городов стал основной причиной и замедленного, в сравнении с западом континента, экономического развития стран Центральной Европы. Хотя города здесь появились, как и на западе с Х – ХI вв. и в ХII в. в Польше и Чехии уже насчитывались десятками, они были небольшими, подчинялись местной (земской) администрации. У горожан обычно не было особого, городского статуса. Немногочисленные городские ремесленники испытывали существенную конкуренцию со стороны их деревенских коллег, а торговлей, помимо купцов, занимались и дружинники.

Лишь в отдельных районах, в силу местных условий, зрелые формы городской организации и городское сословие с особыми правами возникают в ХI – ХII вв. К таким районам можно отнести Поморье, города которого, благодаря участию в балтийской торговле, активно развивались уже с ХI в., о чем писалось во втором разделе. Относительно развитыми были в ХII в. и города Силезии, чему способствовало их расположение в густонаселенных местностях, близость торговых путей, связывавших их с немецкими землями и Чехией.

Надо заметить, что в литературе, особенно популярной, часто нечетко определяется время возникновения того или иного города. Обычно за время основания города принимается дата его первого упоминания в источниках или же выявление на месте будущего города укрепленного поселения. Такими поселениями обычно были административные резиденции (замки) князей, каштелянов, других административных должностных лиц и княжеских вассалов. Обычно вокруг таких резиденций располагались упоминавшиеся выше «служебные деревни», заселенные зависимыми воинами, земледельцами, ремесленниками и слугами. Но чтобы такие резиденции стали городами, они должны были «обрасти» кварталами свободных ремесленников и купцов, которые не столько обслуживали нужды жителей замков, сколько работали на свободную продажу. Эти горожане должны были иметь особый юридический статус, гарантировавший им права свободных людей (свободу передвижения, право полного распоряжения своим имуществом вплоть до его продажи и передачи по наследству, право отстаивать свои интересы в суде) – статус горожанина (бюргера). Такой статус обычно оформлялся особым соглашением горожан с хозяином земли данного города.

Специфической чертой городов были постоянные рынки и самоуправляющиеся ремесленные и купеческие организации (цехи, гильдии). Археологи отмечают, что города от замков с прилегавшими деревнями отличала утварь (наличие многочисленных привозных изделий), элементы благоустройства, более высокая плотность населения (не было приусадебных огородов и садов). Наконец, специфическим элементом любого европейского средневекового города была крепостная стена, защищавшая все поселение, а не только центр. Именно необходимость селиться внутри этой стены и вызывала скученность городской застройки и дороговизну земли, которая вынуждала повышать этажность, что также стало особенностью городской застройки. Высокая плотность населения и построек порождала проблемы с санитарным состоянием, что усугублялось нарушением естественного стока воды. Улицы превращались в зловонные канавы и горожанам приходилось сооружать настилы, делать водоотводы, т.е. минимальное благоустройство.

Лишь сочетание всех или большинства указанных признаков позволяет то или иное поселение относить к городу. Поэтому от времени первого упоминания укрепленного поселения до его превращения в город требовались даже не десятилетия, а столетия. Даже такие знаменитые средневековые города – резиденции правителей, как Прага и Краков, таковыми стали лишь с ХIII в. а до того времени были лишь замками местных князей.

Ядром Праги стало поселение, возникшее в конце IХ в. на месте позднейшего Пражского града. Древнейшие укрепления, которые можно считать началом города, относятся ко второй половине XII в. Это была укрепленная княжеская усадьба, в окрестностях которой разрастались торгово-ремесленные поселения. Городом Прага стала в первой половине XIII в., когда появились торговые площади и костелы, вокруг которых формировалась городская застройка²⁸⁸.

Рост таких городов в центральноевропейских странах начался лишь с ХIII в., параллельно с укреплением сеньорий, а их активное развитие становится заметным в ХIV в., когда усилился нажим на сельское население, в том числе и на деревенских ремесленников.

Развитие городского ремесла способствовало и усилению роли городских рынков, а, следовательно, купечества, которое становилось посредником в товарообмене города с деревней. Перемещение центра тяжести ремесленного производства в города стимулировало товарооборот. Города становились центрами рыночных отношений. В них устремились и дворяне, покупали там недвижимость, тем самым укрепляя финансовое положение городов. Нередко и шляхтичи, особенно из младших детей, которые не могли рассчитывать на приличное наследство, также включались в городскую жизнь, особенно в торговлю и административную деятельность. Таким образом, становление бюргерства как особого социального слоя в странах Центральной Европы можно констатировать с ХIII – ХIV вв. В тогдашних источниках этот слой обычно назывался мещанским.

Наиболее динамично урбанизация проходила в Чехии, что объясняется ее расположением на речных торговых путях, плотное население на компактной территории и более тесными, чем у соседей, связями с германскими землями. Чешские города, в основном, возникали по инициативе королевской власти. Короли поддерживали их привилегиями, и использовали их экономические возможности. Это распространялось, прежде всего, на королевские города. Но, позднее, и при учреждении городов отдельными феодалами требовалось согласие государя. Внутреннее самоуправление королевских городов находилось под контролем монарха, а самоуправление панских городов контролировалось феодалами-учредителями. Городское самоуправление ведало хозяйством, сбором налогов и другими финансовыми делами, а также осуществляло судебные и полицейские функции. Представитель короля председательствовал в суде, участвовал в выработке решений, но их утверждение зависело от присяжных, предложенных городом и одобренных королем.

Чешское мещанство, таким образом, было юридически свободным, но подчинялось государю. Королевские города первоначально возглавлял королевский наместник – рихтарж, отвечавший за административные и судебные функции. Со второй половины XIII в. растет значение городского совета, который мещане выбирали из своих рядов.

Органом самоуправления был городской совет. Его члены назывались коншелами (от лат. сonsul). Совет имел широкие полномочия в управлении, финансах, в вопросах ремесленных, торговых, полицейских и общественных отношений, разбирал частные тяжбы горожан и выносил по ним судебные постановления. Постепенно совет приобрел ведущую роль в управлении и оттеснил на второй план королевского представителя (рихтаржа). Городской совет сходился на заседания, его решения вписывались в городскую книгу. В Праге старейшая городская книга датируется 1310 г. Состав совета и его численность зависели от величины города. В Праге было от 18 до 24 коншелов, в большинстве прочих городов Чехии – по 12, в малых – по 3-4. Совет избирался ежегодно, и при новых выборах оставалась только часть прежнего состава. Членом совета мог быть горожанин, владевший в городе недвижимостью, проживавший в нем не менее трех лет и плативший городские налоги. Жители предместья не могли состоять членами городского совета. В частновладельческих (панских) городах высшей инстанцией управления был их владелец.

Население городов делилось на полноправных горожан и всех остальных. Полноправными были владельцы ремесленных мастерских и купцы, выполнявшие городские повинности: защиту города с оружием в руках, сторожевую службу в мирное время Они же выплачивали налоги государю и городу. Процесс социальной дифференциации в чешских городах проходил медленно. Плебейские слои – подмастерья, слуги, мелкие торговцы – были многочисленны лишь в нескольких крупных городах. В социальной структуре города выделялся также узкий слой патрициата, который своим богатством, экономическим и общественным положением отличался от остального населения, стремясь приблизиться к шляхте. К патрициям относились богатые купцы, имевшие международные связи и наиболее состоятельные ремесленники. Уже в конце XIII – начале XIV в. между патрициатом и остальными мещанами возникают глубокие противоречия, проявившиеся затем и в гуситском движении первой половины ХV в.

Близкие формы городского самоуправления с ХIII в. развиваются и в польских городах. Но, в отличие от Чехии, польские монархи (с ХIV в. – короли), занятые укреплением собственной власти, борьбой со знатью, старались опираться на социально близкую им шляхту, а города вниманием не баловали. В итоге, лишенные поддержки, польские города отставали в своем развитии от чешских.

В то время, как польские горожане были ограничены в правах, шляхтичи добились для себя таких привилегий, которые в значительно мере подрывали городское производство и торговлю. Согласно принятому в 1496 г. Петрковскому статуту, шляхта получила право беспошлинной торговли с заграницей (купцы же платили все ввозные и вывозные пошлины) а также исключительное право производства и продажи спиртных напитков (т. наз. право пропинации); горожанам также было запрещено приобретать земли.

Положение польских городов еще больше осложняло развитие сельского домашнего ремесла, которое с ХIV в. поощряли феодалы. Это серьезно ограничивало рынок сбыта для городских товаров, ибо более качественная городская продукция была дороже сельской и потому труднодоступной для крестьян, обремененных различными повинностями в пользу землевладельцев.

Во второй половине ХIV в. началось обострение экономического положения Чехии, тесно связанное отмеченным уровнем развития городов. Недостаточное развитие городского ремесла вело к преобладанию в стране импортных товаров. Местные ремесленники не могли конкурировать с западноевропейскими. Политика Карла IV по включению страны в систему общеевропейских торговых связей пополняла казну за счет пошлин, но способствовала лишь преобладанию иностранных купцов в чешских городах. Особую роль, благодаря тесным связям с германскими землями, играли немецкие негоцианты, в чьих руках оказалась не только внешняя и оптовая торговля, но и власть в большинстве городов. Немецкому торговому патрициату становилось невыгодным развивать производство в чешских городах, и они всячески этому препятствовали, особенно ограничивая рост числа ремесленников из среды чехов. В итоге преобладание торговли над производством стало хроническим, и началась девальвация чешского гроша.

Даже рост спроса в Европе на серебро не улучшал ситуацию. Скорее наоборот: богатые этим металлом чешские рудники оказались в руках более состоятельных немецких владельцев. Экспорт серебра обогащал не только их, но и казну, что избавляло власти от необходимости поддерживать собственные города. В результате к 50-м годам ХIV в. в хозяйстве Чехии начался застой. Попытка Карла IV включить Чехию в систему западноевропейских торговых связей не удалась. В условиях быстрого роста шляхетского землевладения города оказывались не в состоянии удовлетворять спрос увеличивающего дворянского сословия.

Более того, численный рост шляхты вел, как отмечалось, к усилению нажима на крестьян, часть из которых нищала и теряла землю. Но недостаточно развитые города не могли поглотить устремившихся в них обезземеленных крестьян. До 40-50% населения городов составляла беднота. Это обостряло ситуацию как в деревне, так и в городе, что также приближало бурные события гуситской эпохи.

Смерть Карла IV и последующее падение авторитета королевской власти при Вацлаве IV ускорили развитие кризиса. Цены на продукты земледелия были стабильными или даже снижались, ибо численность городского населения, и, следовательно, спрос на продукты питания, оставались постоянными. Цены же на ремесленные изделия, среди которых преобладали импортные, росли. Крестьянин не мог заплатить оброк феодалу, и тот переходил к более тяжелым формам эксплуатации. Но обеднение крестьян, как отмечалось, ограничивало доходы феодалов, которые, соответственно, меньше могли покупать на городских рынках. Падение спроса, естественно, вело и к понижению уровня внешней торговли, что особенно ощущалось в Праге. От сокращения поступления импортных пошлин страдала и королевская казна. Экономический застой, вызванный как победой феодального землевладения, так и медленным, односторонним развитием городов, перерастал в социальный кризис, охвативший к концу ХIV в. все слои чешского общества. Наслоившись на национальные противоречия, он и привел к гуситскому движению.

Результаты бурных событий первой половины ХV в. способствовали развитию городов и росту их влияния в чешском обществе. Королевские города усилились экономически, политически и в военном отношении. Городские общины, особенно патрициат, стали феодальными землевладельцами, эксплуататорами подданных и вполне независимыми политически. У них появились собственные вооруженные силы. Городские советы получили статус высшего органа власти в самом городе и принадлежащих ему поместьях. Складывался разветвленный аппарат чиновников, решение важных вопросов зависело не только от патрициата, но также от ремесленников и их цеховых организаций. По сравнению с догуситским периодом внутренняя жизнь городов значительно демократизировалась. Мещане панских городов получили почти такое же самоуправление, как и жители городов королевских²⁸⁹.

Горожане также добились участия в земском сейме и в решении всех обсуждаемых в нем вопросов. Хотя, естественно, в условиях сохранения политической власти в руках феодалов голос горожан в государственном аппарате, высших земских учреждениях и судах продолжал играть второстепенную роль.

Хозяйство королевских городов в Чехии вплоть до 30-х гг. XVI в. развивалось в прежнем направлении. Основой ремесленной деятельности оставалось производство пищевых продуктов, текстиля и одежды, кузнечное и кожевенное дело. Эти ремесла охватывали 80% всех участников ремесленного производства. Большинство ремесленников работало только на местный рынок, лишь в некоторых городах сукно производилось и на экспорт. Наиболее крупные панские города не отличались по своей производственной структуре от королевских. Большинство ремесел имело цеховую организацию, а в сукноделии и пивоварении намечалось и разделение труда, что было шагом к созданию раннекапиталистических мануфактур. В конце XV – начале XVI в. оживились торговые связи Чехии с католическими центрами, что с началом гуситского движения запрещалось церковью.

С конца XV в. обострились отношения королевских городов с феодалами; полноправно участвовавшие в сейме и политической жизни, эти города соперничали с предпринимательской деятельностью феодалов и их городов. В 1500 г. по «Закону о земском устройстве» у городов отнимался голос на сейме и при избрании короля. Возник вооруженный конфликт, приведший к компромиссному соглашению лишь спустя 17 лет. За городским сословием признавалось право голоса в сейме, но все городские рынки объявлялись свободными, что было выгодно шляхте. В малых городах и местечках Чехии во второй половине ХV в. все еще значительную роль продолжало играть земледелие.

В целом, гуситское движение способствовало преодолению многих вышеназванных противоречий в социальной жизни городов и их политическом устройстве. Но слабый экономический потенциал чешских городов не позволил им, в отличие от западноевропейских, активно влиять на политику страны.

В Венгрии, в силу кочевого прошлого основной массы ее населения, городская жизнь возникла позже ее ближайших центральноевропейских соседей. Образование городов началось в ХIII в. При этом торговля в них преобладала над ремеслами. Как и у соседей, города развивались в специфических условиях. Феодалы, стремясь предотвратить уход крестьян в возникавшие торгово-ремесленные поселения, создавали ремесленные предприятия в своих поместьях и удерживали в них сельских ремесленников. В результате города заселялись иностранцами, главным образом соседями – немцами, в меньшей степени – французами. Короли, заинтересованные в развитии городов, покровительствовали иностранцам, давали им городские хартии, что, кстати, способствовало формированию свободного городского сословия и развитию самоуправления.

Монгольское нашествие в страны Центральной Европы оказалось, как отмечалось во втором разделе, наиболее разрушительным в Венгрии. И в первую очередь это коснулось еще неокрепших и более уязвимых городов. В ХIV в. восстановленные после нашествия города стали пополняться не только немецкими переселенцами, но и венгерскими ремесленниками. При этом, кроме Буды и Пешта, наиболее развитыми оказались города, расположенные в словацких землях. В последней четверти ХIV в. появились цехи. Но, в целом, всего в королевстве насчитывалось примерно 30-35 тыс. горожан, что составляло лишь 1-1,5% населения страны. Такие города были мало ориентированы на внешний рынок, куда, как и в Польше, вывозилась, прежде всего, сельскохозяйственная продукция. Слабые города, да еще со значительной прослойкой иностранцев были, как и у ближайших соседей, недостаточной опорой для королевской власти в ее борьбе с феодальной вольницей.

В ХIV в. появились такие специфические для Центральной Европы поселения, как уже упоминавшиеся местечки. К концу ХV в. в одной Венгрии их было около 800. В юридическом отношении они тяготели к частновладельческим (панским) городам – имели самоуправление, но привилегии им давали не короли, а местные феодалы. В экономическом отношении местечки были ближе к деревням: жители в них занимались, в основном, сельским хозяйством, но были и ремесленники, наряду с торговцами обслуживавшие окрестное население. Крепостных стен они обычно не имели. И средств на это не хватало, но, главное, в условиях узости местного рынка (малого спроса) жители местечек не могли рассчитывать на устойчивый доход от своей основной деятельности и стремились сами себя обеспечивать, хотя бы частично, продовольствием. В итоге облик местечек напоминал деревенский: их жители имели не только приусадебные участки, но и поля в окрестностях, держали скот, пасшийся на ближайших выгонах. Но, в отличие от деревень, в которых обычно насчитывалось до 200 жителей, в местечках проживало до 500 человек. В число местечек входили и развивавшиеся деревни, и приходившие в упадок города; часто местечками оставались поселения, не сумевшие превратиться в полноценные города. Обилие местечек характерно для тех местностей, где сельское население концентрировалось в крупных поселениях, и где было распространено деревенское ремесло.

Города и горожане на Балканах. В Болгарии города как центры ремесел и торговли (а не только как крепости и административно-церковные резиденции) начали формироваться уже с X в., в чем сказалось влияние Византии. Стабилизация болгарской экономики, рост торговли и спроса на ремесленную продукцию в эти века способствовали и возрождению многих старых византийских городских центров, захваченных болгарами в процессе формирования их государственной территории. Такими были, например, Пловдив, Средец, Скопье, Охрид и др. При этом принципы организации хозяйственно-торговой и общественно-политической жизни были едины как в старых, так и в новых городах, построенных в это время самими болгарами, таких как Плиска и Преслав.

Как и в Византии, в Болгарии существовали государственные ремесленные мастерские. Особенностью средневековых болгарских городов была также их длительная связь с сельским хозяйством. Городские ремесленники владели участками земли близ стен города, совмещая свою основную деятельность в мастерской с земледелием.

В других балканских странах, более удаленных от Византии, городская жизнь началась позднее и развивалась менее интенсивно. Города там в течение всего средневековья оставались на периферии как хозяйственной, так и политической жизни. Исключение составляли лишь города Адриатического побережья. Об их специфической истории пойдет речь далее.

Сербские города развивались обычно из поселков, возникавших вокруг укрепленных административных центров. Некоторые города стали важными торговыми центрами, но они никогда не приобретали того значения, которое имели западноевропейские города. Административное управление осуществляли начальник гарнизона, кнез, контролировавший торговую деятельность, и сборщик налогов. Византийские города и при сербском господстве сохраняли муниципальную организацию и управлялись градоначальниками и судьями, избиравшимися из местной городской знати – нобилитета.

Самоуправление сохраняли только романские города Адриатического побережья, входившие в состав Сербии. Таким был, например, статут Котора, причем кнез (comes), наместник короля, обязывался добросовестно соблюдать его. Демократическая сходка горожан в XIV в. трансформировалась в Большой совет города, включавший наиболее выдающихся граждан, составлявших местный нобилитет.

Начавшаяся в Сербии с XIII в. активная разработка природных ресурсов способствовала обогащению ее правителей, но мало сказалась на развитии городской жизни. На рудниках в Сербии и Боснии работали, в основном, немцы (саксонцы), которые переселялись из Венгрии, привлеченные обещаниями особых привилегий. Получив статус самоуправления, они принесли в Сербию саксонское горнорудное право. Оно подробно регулировало права и обязательства горняков, содержание рудников и требования к продукции. Но горнорудное дело способствовало развитию внешней торговли и помимо городов, что способствовало укреплению средневекового сербского государства без активной урбанизации. Но это же вело к общему замедлению развития страны, что уже было рассмотрено выше.

В Хорватии интенсификация городской жизни относится к XIII в. В течение этого столетия особые привилегии (городское право) там получили 9 населенных пунктов. Среди так называемых «фундационных грамот» особо выделяются грамоты «свободных королевских городов», первым из которых стал Загреб. Статус «свободного королевского города» (libera civitas, libera villa) давал право городской общине (communitas, universitas) в качестве юридического лица пользоваться правом благородного сословия, т.е. такая община становилась коллективным сеньором.

Доходы загребской коммуны (общины) состояли из взимаемых в пользу городской казны штрафов за правонарушения, совершенные на территории города, причем не только с горожан, но и со всех, оказавшихся в городе. Кроме того, булла 1242 г. упоминает крестьян из принадлежащих коммуне сел. Коммуна неустанно и успешно заботилась о расширении своих земельных владений, и доходы от них с течением времени возрастали. Горожане активно и небезуспешно боролись за расширение торговых привилегий. Та же булла 1242 г. гарантировала им право на беспошлинную торговлю в пределах королевства. Впоследствии загребские мещане приобрели право на доходы от рыночного сбора и добились от государственной казны отчислений с торговых пошлин и «королевской таксы» – основного государственного налога.

Важнейшим этапом на пути уравнения города в правах с благородным сословием стало правление Сигизмунда Люксембургского (начало XV в.), когда городские делегаты Загреба получили доступ в высший законодательный орган страны. Отныне город не только эксплуатировал непосредственно зависящих от него крестьян и извлекал доходы от территориальной юрисдикции, но и получал право участвовать в установлении общегосударственных налогов, т.е. как бы включался в правящее сословие.

Далматинские города, как отмечалось, сохранили многие античные черты, которые в рассматриваемое время получили дальнейшее и специфичное развитие. После гибели Западной Римской империи и отступления Византии, Далматинское побережье стало ареной варварских вторжений. Города здесь пережили, естественно, упадок, но сохранились благодаря рыболовству и другим местным промыслам, а также участию в ослабленной, но все же не исчезнувшей средиземноморской торговле. Стабилизация, начавшаяся с рубежа II тыс., вдохнула в города Адриатического побережья Балкан новую жизнь. Возрождение экономики в условиях определенной политической автономии способствовало и восстановлению античных норм самоуправления.

Главной чертой городов региона было сохранение городской общины с правами на окрестные земли. Как и в любой земельной общине, поддерживались уравнительные функции. Еще и в ХIV в. отмечены равные права всех горожан на новоприобретенные городами земли: пригородные участки раздавались всем горожанам поровну. Такие эгалитарные нормы напоминают порядки античного полиса, в котором все рожденные в городе свободные имели равные права.

Внутренняя жизнь далматинских городов в начале средневековья была аналогичной античным порядкам – городами управляло особое правящее сословие куриалов. Но с гибелью Западной Римской империи это сословие исчезло. В восточной преемнице Рима – Византии – также наблюдался отход от античных городских свобод. Императоры предпочитали опираться в городах не на традиционные коллегии (сенаты), а на собственных ставленников – магистратов.

Периферийное положение Далмации и затрудненность сообщения с Константинополем привели к тому, что здесь, как правило, не было специального имперского наместника. Его функции исполнял старший приор (градоначальник) г. Задара, носивший ранее титул архонта провинции Далмация, в IX – Х вв. – стратига фемы, а с середины XI в. – капетана. До середины XI в. было правилом объединение функций наместника Далмации и задарского приора в одних руках.

Далматинские приоры обычно правили очень долго, иногда пожизненно, с передачей власти члену своей семьи, то есть – по наследству. Большинство вопросов приоры решали единолично. Коллегиальность до ХII в. была неразвита. Приоры тесно сотрудничали с главами церковной администрации – епископами.

Но важнейшие вопросы городской жизни все же решались на сходках всего взрослого мужского населения города – богатых и бедных, клириков и мирян. Организация таких сходок облегчалась малочисленностью тогдашних городов. Численность населения городов Далмации до XIII в. не превышала 1,5-2 тыс. человек (т. е. среди горожан было не более 400-500 взрослых мужчин). Только в исключительных случаях (создание новой городской конституции, военное положение) на сходку собирали и крестьян из городской округи (тогда число участников сходки могло вырасти до 2 тыс.).

Таким образом, для структуры самоуправления далматинских городов X – XI вв. было характерно наличие народного собрания при аристократическом характере высших органов исполнительной власти – системы приоров. Для рассматриваемых городов типичным было отсутствие системы прямого налогообложения: оно неизвестно на протяжении всей истории далматинских средневековых городов. Финансирование городских нужд осуществлялось, по-видимому, за счет судебных и торговых пошлин. Все это делает устройство управления раннесредневековых городов в регионе близким ранним античным полисам с их противостоянием аристократии и низов горожан²⁹⁰.

Но с конца ХI в. такая структура самоуправления далматинских городов начала разрушаться. Прежде всего, это было связано с формированием патрицианского сословия. Задарские патриции (nobiles) впервые упоминаются с конца Х в., а в других городах – с XI в. Оформление патрициата сопровождалось становлением и особого, патрицианского самосознания. Далматинские нобили XIII-XIV вв. возводили свои родословные к итальянской знати, к античным патрицианским родам и даже к древним троянцам.

Уже в Х – XI вв. городское население было значительно дифференцировано. Оно делилось на народ (populus), знать (nobiles, majores) и духовенство (clerici). Одним из основных источников доходов знати были земельные владения и скот. Яркое свидетельств о тех богатствах, которые сосредоточились в руках отдельных представителей городской знати, содержит завещание начала Х в. задарского приора. Оказывается, ему принадлежало, помимо целого ряда земельных участков, 5 домов, 800 голов мелкого скота, большое количество серебряных изделий, дорогих тканей и т. п. Наряду со светской знатью, не менее крупным собственником в далматинских городах было духовенство, в первую очередь различные церковно-монастырские корпорации. Особенно в этом отношении отличалось духовенство Сплита – резиденции далматинского архиепископа. Малоимущее население далматинских городов, именовавшееся народом, состояло из мелких торговцев, ремесленников, матросов и т. д.

Большинство далматинских городов, используя борьбу между различными претендентами на побережье Восточной Адриатики, добилось автономии во внутренней жизни. Городское управление сосредоточивалось в руках городской знати, избиравшей приора и других должностных лиц.

С подчинением городов побережья в ХI в. Венгрией начинается формирование в них городской автономии, характерной для Западной и Центральной Европы. Горожане поддерживали такие изменения, ибо они расширяли городскую автономию по сравнению с эпохой византийского господства, когда городами правили, как отмечалось, ставленники императоров.

Но признание венгерским королем Кальманом автономии городов отнюдь не означало, что их отношения с Венгрией стали бесконфликтными. Венгерские феодалы неоднократно пытались утвердиться в стенах далматинских городов, и населению приходилось силой отстаивать свою независимость. Благоприятсовало этому то, что борясь с собственной знатью, преемники Кальмана продолжали раздавать далматинским городам привилегии. Так, Геза II в середине ХII в. обязался не взимать с горожан долги и не брать их в заложники. К концу ХII в. сформировалось понятие городской свободы (libertas civitatum), которое заключалось в свободе горожан внутри городских стен, где с ними нельзя было делать того, что можно вне стен, а именно взыскивать долги, искать у них награбленные вещи.

Постепенно в дополнение к «князю города» (среднее между приором и консулом, известным в городах Италии и Южной Франции) появились курии, состоявшие из самих приоров, судей и советников. В них была объединена судебная и исполнительная власть города. При этом уже к началу ХIII в. такие курии оказывались в руках знатных семей, получивших преимущественное право на занятие высших городских должностей. В Дубровнике известны имена 9 судей в 1190 и 1195 гг. и 10 консулов в 1198 г. Из этих 10 консулов четверо ранее были судьями, а у пятого судьей был близкий родственник, скорее всего брат.

Для правовой жизни городов Далмации X – XII вв. характерно отсутствие писаного права. Господствовал обычай. Нередко судебное расследование сводилось к «изучению обычая», имевшего отношение к данному правовому казусу. Еще в конце XIII в. далеко не все городские судьи знали грамоту. Судья в Задаре в 1239 г. не мог подписать решение суда, так как «не умел писать». Нормы судопроизводства передавались изустно, преимущественно в патрицианских семьях, и усваивались в ходе судебных процессов. Поэтому при рассмотрении сложных судебных дел присутствовало много знатных (нобилей). Именно они и становились знатоками и носителями права, превращаясь в правящий слой городов.

Но традиции требовали частого переизбрания должностных лиц, в том числе и ведавших судебными делами. В условиях отсутствия писанного, кодифицированного права такой порядок нередко нарушал преемственность в рассмотрении судебных дел. Новый состав судебной коллегии заново рассматривал незавершенные прежними судьями процессы. Закономерной в таких условиях была и апелляция одной из сторон на решение предшествующего состава курии. Для обеспечения преемственности судопроизводства с конца XII в. в городах был введен институт судебного пристава, заимствованный из хорватского права. Пристав прикреплялся теперь к каждому судебному делу и следил за его ходом; привлекался он и при повторном рассмотрении дела.

В такой ситуации судьи, как и судебные коллегии в целом, должны были иметь не столько высокую профессиональную подготовку, сколько авторитет. Именно это, а не закон, гарантировало нерушимость принятого судебного постановления. Поэтому в далматинских городах судебная прерогатива принадлежала всему патрициату, из которого и избирались на судейские должности. Сами нобили, однако, часто не выполняли постановления равных себе по положению. Но с городских низов подчинения они требовали, даже с применением силы. В результате произвол патрициата во время судебных заседаний иногда принимал форму физической расправы над неугодными людьми.

С середины XIII в. в далматинских городах началась кодификация обычного права – стали создаваться городские конституции и статуты. Распространение писаного права было обусловлено усложнением городской жизни и включением городов в систему усиливавшихся государств. Отсюда и стремление патрициата закрепить в городах свое ведущее положение. В городах также вводилась система приглашения для правления иностранцев – подестá, облеченных судебно-исполнительной властью.

Подеста впервые появился в Задаре в конце XII в., но утвердились в далматинских городах лишь в середине XIII в. Подеста – это наемный градоначальник, отправлявший свою должность, как правило, в течение года и облеченный исполнительной и судебной (в ограниченных пределах) властью, а также командовавший городским ополчением. Должность эта была заимствована из итальянской городской жизни. Подеста чаще всего и был итальянцем, принося с собой в Далмацию навыки и традиции развитых политических и общественных порядков итальянских городов. Как и в Италии, введение подестата в Далмации было обусловлено усложнением социального состава городской общины и нарастанием противоречий между различными группами городского населения.

Такие подеста могли управлять городами, лишь опираясь на писаную конституцию. Так к середине ХIII в. сложились далматинские городские коммуны.

По своему правовому положению в коммуне прежний городской кнез с середины XIII в. мало отличался от подеста. Но кнез чаще был по происхождению далматинцем или хорватом. Правление подеста по сравнению с прежним стало более упорядоченным, оно подразумевало периодическое переизбрание градоначальника. С середины XIII в. городская элита окончательно потеряла доступ к этой должности. Введение подестата было, скорее всего, связано с неспособностью ранних далматинских городских коммун, основанных на старых обычаях, приспособиться к усложнению социального состава городов: выделению в них узкого слоя элиты и существенного увеличения числа обедневших горожан.

Разделение прежде единого городского сословия на патрициат, средний слой и бедноту – типичный результат хозяйственного развития средневековых европейских городов. В результате уравнительные принципы прежних общинных порядков разрушались. И для сохранения стабильности королям, да и самим горожанам было проще призывать администраторов–иностранцев, не связанных с местными интересами и кланами.

Правление чужестранцев ограничивалось конституцией и контролировалось коммунальными советами. Немногим позже (в середине XIII в.) в кодификации городского права закрепились количественный состав, функции, полномочия, периодичность заседаний Больших патрицианских советов. Изменения в правовой и административной жизни города потребовали создания единого законодательного органа, который одновременно был бы гарантом городской «конституции» и практически осуществлял бы монополию на власть всего патрициата. Таким институтом, перенявшим у прежней городской сходки высший авторитет в решении всех политических проблем, стал Большой совет, состоявший в разных городах из 50-100 патрициев.

Подеста или кнез, Большой совет, курия и специализированные магистратуры, складывавшиеся на протяжении XIII в., составили основу коммунальной системы самоуправления городов Далмации.

В результате город перестал быть единым в социальном отношении. Власть сосредотачивалась в руках богатой и знатной верхушки – нобилей, патрициата. Отделенный от управления основной слой горожан создавал свои ассоциации – производственные и религиозные (приходские) корпорации – братства (братовщины). Во второй половине XIII в. такая городская коммуна приобрела свой окончательный облик.

Характерная для западно-, а, позднее и центральноевропейских городов цеховая организация здесь не получила развития. В братства обычно входили горожане со сходным имущественным и социальным положением, но различных профессий, проживавшие по соседству. Они имели свои уставы, кассы, оказывали помощь своим членам. Лишь в XV в. братства стали исполнять посреднические функции между городскими властями и отдельными ремесленниками, защищая интересы последних. Некоторые из них начали организовываться по производственному принципу, приобретая характер профессиональных цеховых корпораций. Но в целом общественная роль братств была слабой. Все это позволяло городским властям, полностью контролировать и регламентировать ремесленную деятельность.

В условиях традиционно активного участия горожан Далмации в торговле и близости городов Италии с их развитым производством, ремесленники рассматриваемых городов чаще всего принадлежали к беднейшим слоям городского населения. Этим далматинские города, пожалуй, отличались от большинства европейских городов, в которых ремесленники обычно занимали более значительное положение.

Характерен пример Дубровника. Ремесленных мастерских в нем было немного. Не имея возможности самостоятельно заниматься ремеслом, часть его жителей превращалась в наемных работников на крупных мастерских. В XV в. наемный труд часто применялся в ткацком производстве. Тяжелым было положение подмастерьев-учеников и наемных слуг. Они целиком зависели от своих хозяев, не могли уйти от них до истечения срока договора, наказывались за малейшие провинности. Наряду с наемным трудом, который применялся и в сельском хозяйстве, использовался труд рабов. В итоге Дубровник был одним из центров торговли рабами, которые привозились из Боснии и других стран. Лишь в 1416 г. работорговлю в Дубровнике запретили. Но рабский труд применялся в XV в. и позднее. В XIV – XV вв. окончательно сложилось Дубровницкое государство как типичная аристократическая республика, внутреннее управление которой было организовано по образцу соседней Венеции, которая, как отмечалось во втором разделе, периодически устанавливала свой контроль над городом и его сельской округой.

Как видно, города Далматинского побережья Адриатического моря развивались весьма специфично. Сложились они не столько на основе естественного отделения ремесла от сельского хозяйства, как в других регионах, а как самодостаточные общины, население которых владело окрестными землями и могло существовать самостоятельно, так же, как это было в античных полисах. Равные имущественные права способствовали и сохранению в раннем средневековье социального равенства горожан. Оставшись с позднеантичной поры, они были вынуждены подчиняться соседним государствам по мере усиления последних, сохраняя поначалу свое самобытное городское устройство. Лишь в ХII – ХIII вв. под влиянием логики хозяйственного и общественного развития, разделения труда, в них возникают типичные для Западной и Центральной Европы социальные группы и формы городского управления.

***

Итак, основную массу населения возникавших центральноевропейских государств первоначально составлял «простой народ», к которому в источниках причисляют как незнатных воинов, так и «крестьян князя». Они подчинялись управлению града, считались «людьми града». Этот народ включал в себя несколько групп, самой значительной из которых были «крестьяне князя», свободные люди, которым земля принадлежала по наследству, поэтому они часто назывались «дедичами». Те свободные, которые сидели на земле, пожалованной им в пользование князем, назывались «гостями» (hospites). С предоставленной им в пользование земли они вносили плату. Между свободными и несвободными стояли слуги князя²⁹¹. Эти слуги князя совместно с подчинявшейся князьям племенной аристократией и составили правящее сословие формировавшихся центральноевропейских государств.

Сами эти государства имели столь много общего в своем устройстве, что ряд исследователей считает возможным искать единый образец их создания и видит его в первом подлинным западнославянским государстве – Великой Моравии²⁹². Но, представляется, причины подобия в сложении и принципах устройства государств региона лежат глубже. Искать их следует в характере и устройстве славянской общины, повлиявшей и на венгерские порядки при переходе этого народа к оседлости и земледелию.

Вспомним, что на всей территории славянского расселения долго сохранялись сильные общины, препятствовавшие появлению в них индивидуального крестьянского землевладения, названного на западе, у франков, аллодом. Прочные общинные связи обуславливались климатическими особенностями земель, на которых произошло сложение славянства: бóльшая, чем на западе континента, лесистость, более континентальный климат с меньшей продолжительностью теплых дней в году. Отсюда – при меньшей плотности населения – потребность в коллективном, совместном труде, особенно при подсечно-огневом земледелии. Поэтому начало обособления индивидуальных крестьянских дворов началось здесь лишь в Х – ХI вв.²⁹³

Долгое сохранение верховенства общины в земельных правах ограничивало и права возникавшей с VIII в. знати, в том числе и князей, на землю. В обществе не сложилось представление о возможности отчуждения земли отдельной семьей. Аристократия распоряжалась землей как административная и политическая власть. Но не могла, в отличие от западных сеньоров, иметь землю в личном владении и раздавать ее на таких же правах своим приближенным. Военные слуги оставались при княжеских дворах и не могли превратиться в военно-служилое сословие.

Поэтому в ранних государствах, которые стали возникать в IХ – Х вв., великоморавские князья, чешские Пржемысловичи, польские Пясты, а также венгерские Арпады, в отличие от элит Западной Европы, оказывались не только самыми крупными землевладельцами в своих странах, но и единственными. Они имели право распоряжаться всей землей и жившими на ней людьми, но не как частные лица, а как правители. Опирались они не на местных, автономных феодалов, как у франков, а на так называемую «градскую организацию» – родственников и приближенных, которым они поручали управлять отдельными землями от своего имени. Поэтому крупное землевладение возникало по принципу кормлений, то есть, не закреплялось в наследственные владения.

В отсутствие традиций отчуждения земель в частные владения всё правящее сословие здесь жило не за счет принадлежавших ему земель с крестьянами, а за счет государственных доходов, которые собирались с тех же крестьян в государственную (княжескую) казну. Поэтому крестьяне оставались лично свободными (дедичи), наследственными держателями земель в общинах. Не складывалось и крупного частного землевладения – сеньорий. А в личных усадьбах знати работали рабы. Поэтому также долго не формировалось мелкое землевладение служилого слоя – рыцарей, задерживалось их оседание на землю.

Феодализация здесь состояла не в личном (юридическом) закабалении крестьян сеньорами, как в Западной Европе, а в потере ими прав на свободное владение землей по старым общинным традициям. Земля становилась государственной, за нее платили налог. Но такое развитие замедляло структурирование славянских обществ – господствовавший слой складывался в особое сословие медленно. Начавшись в VIII – IХ вв., этот процесс завершился лишь в ХI – ХIII вв.

С ХI – ХII вв., как отмечалось, усиливаются индивидуальные права крестьян на наделы, а знать, особенно с ХIII в., начинает получать от князей землю и иммунитетные привилегии, распространенные в Западной Европе, но с VIII – IХ вв. Однако переход на западную модель феодализма спустя примерно 200-300 лет сказался на всем дальнейшем развитии региона. Рыцарство здесь распространяется и начинает оседать на землю лишь с ХII – ХIII вв. И только с этого времени начинается процесс закабаления крестьянства. Но окончательно оно закрепощается лишь в ХV – XVI вв.

Столь медленное течение социального развития в деревне притормозило и развитие городов. Оставаясь лично свободным, сельское ремесленное население не стремилось отрываться от земли. Население городов росло медленно. Власти, заинтересованные в развитии городов из фискальных соображений, прибегали к поощрению роста городского населения из внешних источнимков – прежде всего из более многолюдных немецких городов, что ускоряло распространение западных технических достижений, но способствовало возникновению национальных конфликтов. Более интенсивно города стали развиваться с ХIII – ХIV вв., когда в них извне, с запада, было принесено городское право.

Развитие городской экономики, однако, отрицательно повлияло на положение крестьян. Как и на Западе, феодалы оказались заинтересованными в увеличении доходов. Однако западный вариант с коммутацией повинностей здесь, как отмечалось, был невозможным из-за того, что большинство крестьян, еще оставалось лично свободным. Произвольно повышать ренту было и затруднительно, и опасно, ибо нарушало традиции. Но растущий спрос городов на продовольствие и, главное, рост потребностей самих дворян с рубежа ХIII/ХIV вв. привел к наступлению на земельные права крестьян, на общинные угодья. Заинтересованные в рабочих руках, феодалы добивались от власти прикрепления крестьян к земле, что и привело к появлению крепостного права в ХV – XVI вв.

Таким образом, развитие городов в Центральной Европе в силу медленного формирования феодальных порядков в деревне привело не к реорганизации, как на Западе, форм крестьянской зависимости, а к укреплению ее в той форме (крепостничество), которая в западноевропейских странах была уже изжита. В итоге феодальное общество в регионе укрепилось, что при переходе к новому времени отрицательно сказалось и на развитии городов. Общие социальные процессы региона замедлились, и он надолго превратился в аграрный придаток Западной Европы.

В политическом же развитии региона происходило его постепенное сближение с Западной Европой: формировалась королевская власть и сословно-представительные монархии, система вассалитета. Сближала центральноевропейское население с западным и общая католическая идеология, а также вышедшая из нее латинская культура, о которой – далее.

На Балканах характерного для Центральной Европы единства социального развития не наблюдалось, что вызывалось наложением на их местные условиях противоречивых западных и византийских влияний. А расположенные в отдалении от названных цивилизационных центров Валахия и Молдавия и вообще развивались на самобытной основе. Поэтому сформулировать некие общие черты социального развития данного региона не представляется возможным.