Ihku-I 2050

33

Много определений текста построено на выдвижении в качестве доминанты коммуникативной природы текста. При этом одновременно подчеркиваются разные его свой­ства: «Художественный текст можно определить как ком­муникативно направленное вербальное произведение, об­ладающее эстетической ценностью, выявленной в процес­се его восприятия» (Пищальникова, 1984, с. 3); «Текст — идеальная высшая коммуникативная единица, тяготеющая к смысловой замкнутости и законченности, конституиру­ющим признаком которой ... является связность, прояв­ляющаяся каждый раз в других параметрах, на разных уровнях текста и в разной совокупности чистых связей» (К. Кожевникова, 1979, с. 66); «Понятие "текст" не может быть определено только лингвистическим путем. Текст есть прежде всего понятие коммуникативное, ориентиро­ванное на выявление специфики определенного рода де­ятельности. Иными словами, текст как набор некоторых знаков, текст как процесс (порождение знаков коммуни­катором и восприятие-оценка его реципиентом) и про­дукт знаковой и паразнаковой деятельности коммуника­тора и реципиента (для последнего он выступает каждый раз в качестве переструктурированного продукта) явля­ется в контексте определенной реализацией некоторого тексту а литета. Под последним ... следует понимать абст­рактный набор правил, определяющих и формальные, и содержательные параметры существования некоторого конкретного текста» (Сорокин, 1982, с. 66); «Текст пред­ставляет собой основную единицу коммуникации, способ хранения и передачи информации, форму существования культуры, продукт определенной исторической эпохи, от­ражение психической жизни индивида и т. д.» (Белянин, 1988, с. 6).

Есть определения текста, в которых авторы указывают комплекс присущих ему признаков, но перечисляют их как равнозначные. Например, Л. М. Лосева понятие «текст» определяет следующим образом: «1) текст — это сообще­ние (то, что сообщается) в письменной форме; 2) текст характеризуется содержательной и структурной завершен­ностью; 3) в тексте выражается отношение автора к сооб-

34

щаемому (авторская установка). На основе приведенных признаков текст можно определить как сообщение в пись­менной форме, характеризующееся смысловой и структур­ной завершенностью и определенным отношением автора к сообщаемому» (Лосева, 1980, с. 4).

Мы, конечно, не имеем возможности привести здесь все имеющиеся определения текста, да это, вероятно, и не нуж­но. Наша задача заключается в том, чтобы, с одной стороны, показать сложность и нерешенность вопроса, а с другой — объяснить объективные причины множественности опре­делений текста.

В заключение мы приведем определение текста, предло­женное в 1981 г. И. Г. Гальпериным, ибо оно емко раскры­вает его природу, почему, вероятно, и цитируется чаще все­го в литературе по лингвистическому анализу текста: «Текст — это произведение речетворческого процесса, об­ладающее завершенностью, объективированное в виде пись­менного документа, произведение, состоящее из названия (заголовка) и ряда особых единиц (сверхфразовых единств), объединенных разными типами лексической, грамматичес­кой, логической, стилистической связи, имеющее опреде­ленную целенаправленность и прагматическую установку» (Гальперин, 1981, с. 18).

1.4. ТЕКСТ В СИСТЕМЕ ЯЗЫКОВЫХ УРОВНЕЙ. ТЕКСТ И КУЛЬТУРА

По утверждению А. И. Новикова, «лингвистика, сделав Г6КСТ предметом рассмотрения, как бы возвела его в статус i и.псовой единицы наряду со словом, словосочетанием и предложением» (Новиков, 1983, с. 7).

Это, в свою очередь, поставило целый ряд вопросов, тре-

'viuiinix ответа. Является ли текст языковой единицей и

КОКОС место в системе языковых уровней он занимает? Как

и СООТНОСИТСЯ с другими языковыми единицами? Как про-

МЮТСЯ на текстовом уровне (если он есть) универсаль-

ЯЭЫКОВЫе отношения средства — функции, репрезен-

i.....I, вариантные, парадигматические, синтагматические,

Hill мм магические?

35

При рассмотрении языка как системно-структурного образования главным является иерархическое представ­ление различных языковых единиц, находящихся в отно­шениях «средство —функция»: единицы нижележащих уровней функционируют в составе единиц вышележащих уровней. Фонема функционирует в составе морфемы, мор­фема — в слове, слово — в предложении. Наивысшим уров­нем при этом традиционно признается синтаксический, именно он как бы замыкает языковую систему. В то же время общеизвестным является утверждение о том, что толь­ко в тексте предложение осмысливается адекватно и одно­значно. Мы общаемся не словами и предложениями, а тек­стами, что убедительно показали и доказали психолингви­стика и теория речевых актов.

Возьмем, к примеру, самостоятельное неполное предло­жение Срезал, являющееся заголовком рассказа В. М. Шук­шина (полный текст рассказа см. в приложении). Вне кон­текста оно осмысляется как высказывание, отображающее ситуацию конкретного физического действия, осуществля­емого при помощи какого-либо орудия, типа Садовник бе­режно срезал свои любимые розы. Предложение неодноз­начно, можно привести еще ряд возможных интерпрета­ций его содержания. Только в тексте рассказа оно раскры­вается адекватно, причем имеет своим значением содержа­ние всего рассказа, а не только текстового фрагмента, в .котором впервые появляется этот предикат.

Итак, если соглашаться с тем, что над синтаксическим уровнем имеется еще один уровень, текстовой, то нужно показать характер проявления системных отношений и на этом уровне. Думается, это вполне возможно.

Парадигматические отношения связывают тексты близ­кой жанровой, стилевой организации, содержательно и те­матически родственные. Например, в парадигматические группировки классифицирующего типа объединяются сти­хи о любви, стихотворения о природе, стихи о поэте и поэзии и пр. Внутри суперпарадигмы драматических про­изведений можно обнаружить парадигматические группи­ровки, объединенные по признаку жанрово-стилевой при­роды: трагифарс, трагедия, комедия, трагикомедия, лири-

36

ческая комедия, мелодрама и т. д. В качестве парадигмы текстов вариантного типа можно представить совокупность взаимозаменяемых текстов, т. е. вариантов основного ис­ходного текста. К ним относятся аннотация, резюме, пере­сказ и т. п.

Синтагматические отношения основаны на дистрибуции, на регулярных объединениях единиц по смежности их расположения в одном линейном ряду. Эти отношения связывают, например, циклы лекций в целостное объедине­ние, произведения отдельного автора или авторов одной школы, одного направления (произведения русских роман­тиков XIX в., произведения литературы серебряного века и т. д.).

Отношения средства — функции. Среда, в которой фун­кционирует текст, — это культура и социум. Вследствие этого в последнее десятилетие стала активно развиваться мысль о необходимости выделения еще одного уровня, уровня культуры, так как она воплощается в текстах, в них опредмечивается, или, как считает Л. Н. Мурзин, «суще­ствует в форме текстов — знаковых произведений духов­ной деятельности человека» (Мурзин, 1994, с. 161). Это положение позволило Л. Н. Мурзину утверждать далее, что «текст не является наивысшим уровнем языка. Если признавать семиотичность-культуры, то именно культура и составляет этот наивысший уровень. Поскольку уровень культуры непосредственно надстраивается над уровнем текста, их взаимодействие оказывается более тесным. <■,,..> Текст есть формальная единица культуры, культура "раз­жигается" на тексты, состоит из текстов, хотя качественно Не сводится к ним. Поэтому подход к культуре со стороны текста есть формальный структурный подход...» (Мурзин, 1994, с. 165).

Долгое время язык и культура рассматривались как

.шкшомные семиотические системы, но сейчас активно

Изучается их взаимодействие, обусловленное их антропо-

ИОГИЧеским характером, соотнесенностью с познавательной

(i посеологической и когнитивной) и коммуникативной

ЦЯТельностью. Л. Н. Мурзин следующим образом объяс-

н-1 данный факт: «Культурологи и лингвисты до самого

37

последнего времени обнаруживали мало точек соприкос­новения в своих науках. Культурологи видели в культуре феномен, достаточно независимый от языка, а лингвисты считали, что, изучая язык, можно игнорировать его культу­рологическую сторону как малосущественную. Лишь с развитием антропологии... появилась возможность сбли­зить данные науки, поскольку человек и есть важнейшее связующее звено между языком и культурой» (Мурзин, 1994, с. 160).

Семиотическое родство языка и культуры дает возмож­ность рассматривать их во взаимосвязи, используя общий инструментарий в изучении языка и культуры, позволяет исследовать функционирование текстов в национальном языке, национальной культуре, в социально-общественной жизни. Все это служит основанием для того, чтобы рас­сматривать культуру в качестве особого семиотического уровня: «Культура (в собственно узком смысле, т. е. ду­ховная культура) представляется наивысшим семиотичес­ким уровнем; этот уровень двойственен и противоречив. С одной стороны, получая свое выражение в текстах и че­рез тексты, культура остается в пределах языка. <...> Но постулировать этот уровень в первую очередь важно для самой теоретической лингвистики. Ведь текст как объект лингвистического исследования, уже значительно обогатив­ший нашу науку, именно в составе культуры приобретает свою полную окончательную определенность. <...> Куль­тура принадлежит не только миру языка (семиотических систем), но и миру социума, миру действительной жизни» (Мурзин, 1994, с. 169).

Еще один аргумент в пользу рассмотрения текста в кон­тексте культуры — это уникальная роль человека в мире вообще и в мире культуры в частности: человек — творец текста и в то же время его объект, предмет; человек — ав­тор-адресант и адресат текста одновременно. Антропоцент-ричность — существенная черта произведений культуры.

Ю. М. Лотману принадлежит цикл блестящих статей, посвященных семиотике культуры и рассмотрению текста как семиотической культуры. В предисловии к этому цик­лу он так объясняет постановку проблемы: «Мы живем в

38

мире культуры. Более того, мы находимся в ее толще, внут­ри нее, и только так мы можем продолжать свое существо­вание... Сам человек неотделим от культуры, как он неот­делим от социальной и экологической сферы. Он обречен жить в культуре так же, как он живет в биосфере.

Культура есть устройство, вырабатывающее информа­цию. Подобно тому, как биосфера с помощью солнечной энергии перерабатывает неживое в живое (Вернадский), культура, опираясь на ресурсы окружающего мира, превра­щает не-информацию в информацию» (Лотман, 1992, с. 9).

Выделение текстового уровня в языковой системе неиз­бежно ставит проблемы выделения и описания основных единиц этого уровня, а также единиц межуровневого ха­рактера. Возникает также главный вопрос: является ли текст единицей языка или это феномен только речевой де­ятельности, всегда ярко индивидуальный, уникальный, ли­шенный универсальных черт? Если это единица языка, то логика описания языковых единиц как двусторонних сущ­ностей (единиц языка и единиц речи) требует обнаруже­ния «эмических» (т. е. устойчивых, регулярно воспроиз­водимых, инвариантных, универсальных) характеристик текста.

Во многих трудах по лингвистике текста (особенно пос­ле работы В. Проппа «Морфология сказки») обнаружива­ется стремление авторов найти общее в построении тек­стов — схемы, формулы, стремление выявить и показать правила текстообразования (Адмони, 1994; Маслов, 1975; Гальперин, 1981; Мурзин, 1991; и мн. др.). Так, В. Г. Адмо­ни считает возможным решение этой задачи в силу самого характера творческого процесса, всегда сориентированно­го (хоть и подсознательно) на определенные каноны: «...между первичной эгоцентрической речью, из которой вырастает художественный текст, и его окончательным за­вершением существует огромное различие. Уже на древ­нейших известных нам этапах существования художествен­ной речи она строится по каким-то образцам, схемам, боль­шей или меньшей сложности, преднаходимым человеком, хотя бы неосознанно, в том языке, в который облечены его мышление и вся его внутренняя жизнь. При оформлении

39

своего речевого художественного произведения он следу­ет существующим канонам» (Адмони, 1994, с. 120—121).

И. Р. Гальперин в монографии 1981 г. последовательно проводит мысль об инвариантной структуре текста, о по­строении текста по определенной модели: «Текст пред­ставляет собой некое завершенное сообщение, обладающее своим содержанием, организованное по абстрактной моде­ли одной из существующих в литературном языке форм сообщений (функционального стиля, его разновидности и жанров) и характеризуемое своими дистинктивными при­знаками» (Гальперин. 1981, с. 20). Или:«Текст как произ­ведение речетворческого процесса может быть подвергнут анализу с точки зрения соответствия/несоответствия ка­ким-то общим закономерностям, причем эти закономерно­сти должны рассматриваться как варианты текстов каждого из функциональных стилей» (там же, с. 24) и т. п. В свете этих рассуждений логичным является и появление терми­на «текстема», призванного подчеркнуть статус текста как инвариантной структуры, характеризующейся набором су­щественных категорий, которая реализуется в речи.

Изучение художественных текстов малого объема (по­словицы, поговорки, сказки, мифы, небольшие рассказы) действительно вскрывает универсальную природу их орга­низации. Что касается литературных произведений боль­шого объема (романы, повести и т. п.), то здесь не накопле­но достаточно материала, чтобы говорить об их универ­сальной основе.

Таким образом, безусловно признается, что текст — ре­чевое произведение, которое может быть особой языковой единицей и соответственно предметом лингвистического рассмотрения. Статус этой единицы (единица языка и речи или только единица речи) пока не бесспорен.