24 Об оксюмороне в постмодерне см. М. Эпштейн, м. Липовецкий создания «Пушкинского дома» вряд ли вообще был знаком с трудами столпов постструктурализма. 25

Даже самый поверхностный взгляд обнаруживает очевидную связь оксюморонной постмодерной логики с логикой карнавального мира, с карнавальным мироощущением, основанном, как показал

М.Бахтин, на сближении, обручении и сочетании «священного с профанным, высокого с низким, великого с ничтожным, мудрого с глупым и т.п.»26. Карнавал предполагает прежде всего отрицание любых форм иерархического мировоззрения. «Ведущим карнавальным действом является шутовское увенчание и последующее развенчание карнавального короля».27 Бахтин указывал, что «увенчание-развенчание - двуединый амбивалентный обряд» : «Сквозь увенчание с самого начала просвечивает развенчание. И таковы все карнавальные символы: они всегда включают в себя перспективу отрицания (смерти) или наоборот.

Рождение чревато смертью, смерть - новым рождением».29 Отметив, что в литературу чаще всего транспонировался обряд развенчания,

Бахтин подчеркнул, что в системе координат карнавальной логики развенчание невозможно отделить от увенчания: «они двуедины и переходят друг в друга; при абсолютном разделении полностью зо утрачивается их карнавальный смысл» .

Впрочем, амбивалентны по своей природе все без исключения карнавальные образы: «Все образы карнавала двуедины, они

25 Хотелось бы оговориться: приведенный пример из давней статьи М.Берга «Антиподы: писатели дневной и ночной», содержащей малоудачные пассажи, не означает, что мы всецело негативно относимся к этому талантливому автору. Скажем, монография Берга «Литературократия» (М.,2000) представляется нам очень глубоким и содержательным исследованием основных тенденций современного литературного процесса. Здесь буквально все суждения автора оказываются взвешенными и аргументированными.

26 Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. М.,1972. С.209.

27 Там же. С.210.

28 Там же. С.211.

29 Там же. С.211.

30 Там же. С.212. объединяют в себе оба полюса смены и кризиса: рождение и смерть (образ беременной смерти) благословение и проклятие (благословляющие карнавальные проклятия с одновременным пожеланием смерти и возрождения), хвалу и брань, юность и старость, верх и низ, лицо и зад, глупость и мудрость».31 Как точно отметила Ю. Кристева, «по самой своей сути карнавал диалогичен (он весь состоит из разрывов, соотношений, аналогий,

3 ^ неисключающих оппозиций)» ~ — этим он принципиально отличается от эпического монологизма.

Глубоко амбивалентен и карнавальный смех, связанный, по Бахтину, с древнейшими формами ритуального смеха, в котором «сливалось осмеяние с ликованием» : «В акте карнавального смеха сочетаются смерть и возрождение, отрицание (насмешка) и утверждение (ликующий смех)».34 Этот удивительный смех «фиксировал в явлении оба полюса становления в их непрерывной и зиждительной, обновляющей сменяемости: в смерти провидится рождение, в рождении - смерть, в победе - поражение, в поражении - победа, в увенчании — развенчание и т.п.»35. Впрочем, Бахтин, комментируя собственное только что процитированное суждение о смерти, в которой провидится рождение, отмечал, что оно несколько искажает карнавальную амбивалентность: «.мы этим все же разрываем смерть и рождение и несколько отдаляем их друг от друга. В живых же карнавальных образах сама смерть беременна и рожает, а рожающее материнское лоно оказывается могилой. Именно такие образы порождает творческий амбивалентный

31 Там же. С.213.

32 Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М., 2000. С.443.

33 Там же. С.215.

34 Там же. С.215.

35 Там же. С.281. карнавальный смех, в котором нераздельно слиты осмеяние и ликование, хвала и брань».36

Универсальный и миросозерцательный смех карнавального мира, разумеется, включал в себя и трагедийный компонент — это особенно подчеркивается в исследованиях современных ученых. «.Существует тенденция преуменьшить трагическую — смертоносную, циническую, революционную (в смысле диалектической трансформации) — сторону карнавала, на которой настаивал Бахтин, обнаруживая ее не только в мениппее, но и у Достоевского, - отмечает Кристева. — Карнавальный смех — это не просто пародирующий смех; комизма в нем ровно столько же, сколько и трагизма; он, если угодно, серьезен, и потому принадлежащее ему сценическое пространство не является ни пространством закона, ни пространством его пародирования; это пространство своего другого».37

Нет ни малейших сомнений в том, что психоидеология постмодерна глубоко и прочно связана с карнавальной традицией — если, конечно, не редуцировать карнавал исключительно до шутовства и пародирования и не забывать о его трагической стороне.

Разумеется, нельзя забывать, что мы живем в эпоху доминирования постмодерна, нас окружает соответствующая социокультурная атмосфера, оказывающая влияние на самые разные аспекты современной жизни. Практически все литературные тексты, рождающиеся в этой ауре, в той или иной мере ею насыщаются и несут на себе ее отпечаток. В силу этого обстоятельства можно говорить о постмодернистских тенденциях применительно к

36 Там же. С.282.

37 Кристева Ю. Указ.соч. С.444-445. большинству современных текстов (включая и масскультовые) — вне зависимости от субъективных пристрастий и сознательных целевых

38 установок их авторов. По мнению некоторых критиков, любое произведение, появившееся в постмодернистскую эпоху, является постмодернистским. «Так как современный мир вообще постмодернистичен, то в каком бы жанре, виде или роде писатель сейчас ни работал, он постоянно тяготеет к такому постмодернистскому языку, где все установлено, все равноправно, все является основанием /./ инсценировки и некоего внутритекстового диалога», - утверждает, например, О.Дарк.39

Чтобы убедиться в том, что мы погружены в постмодернистскую атмосферу, достаточно обратиться хотя бы к нынешней нашей государственной символике, которая отмечена печатью типично постмодерной игровой эклектичности.40 Аналогичным образом дело обстоит и с торговой рекламой - особенно когда рекламируются табачные или алкогольные изделия. Буквально каждый рекламный текст, касающийся продажи сигарет или спиртных напитков, должен, согласно действующему законодательству (и в соответствии со сложившейся в большинстве цивилизованных стран практикой), сопровождаться предупреждением о пагубном влиянии предлагаемой потребителю продукции на здоровье. Реклама являет собой одновременно и антирекламу, таким образом текст, в полном соответствии с постмодернистскими принципами, возникает на

38 В.Курицын (вслед за Ж .Лиотаром) предлагает в таких случаях говорить не о постмодернизме как таковом, а о «ситуации постмодернизма», которая так или иначе «отражается в самых разных областях человеческой жестикуляции» (Курицын В. Русский литературный постмодернизм. М., 2000. С.9.)

39 Постмодернисты о посткультуре: (Интервью с современными писателями и критиками). М., 1996. С.90.

40 Вот как характеризует ее В.Сорокин: «Нынешняя государственная символика — это тоже некая мутация. Голландский триколор, византийский двуглавый орел /./ и советский гимн образуют чисто постмодернистский коктейль» (Соколов Б. Моя книга о Владимире Сорокине. М.,2005. С. 119.). пересечении двух разнонаправленных и даже взаимоисключающих установок.

В какой-то степени человек сегодня — носитель постмодерного мироощущения, соответственно и любой современный литератор причастен к постмодернизму. Но обнаруживать в тексте определенные постмодерные тенденции не то же самое, что безоговорочно относить его к постмодернистской эстетической парадигме. Здесь поспешность и поверхностный подход часто приводят к ошибкам.

Так, на наш взгляд, дело обстоит, например, с восприятием художественного творчества Умберто Эко. Большинством читателей и критиков этот автор воспринимается как безусловный постмодернист. Однако объективный анализ романов Эко обнаруживает их несомненную связь с просветительской традицией. «Имя розы» - это произведение с ярко выраженным положительным ' героем, персонифицирующим авторскую позитивную программу. Разумеется, у Вильгельма Баскервильского есть определенные недостатки, но это не меняет сути дела - ведь даже персонажи социалистического реализма имели некоторые слабости. А сюжет романа «Имя розы» организован конфликтом безусловно позитивного героя с чудовищным Хорхе, который, наоборот, предстает «дьяволом» и «антихристом». Перед нами образец иерархического миропонимания. Истина автору ясна, она не подвергается сомнению, подлинного диалогизма нет, а есть жесткий контраст позитивного и негативного начал. «Весь строй романа показывает, что автор на стороне Вильгельма», - справедливо указывает Ю.Лотман.41 Но при чем же тогда постмодерн? Постмодернизм предполагает решительный отказ от мышления, основанного на бинарных оппозициях. Наличие в тексте какой-либо развернутой и не опровергнутой (или хотя бы не поставленной под сомнение) позитивной доктрины не позволяет атрибутировать этот текст как постмодернистский. Разумеется, здесь может возникнуть возражение: ведь Вильгельм Баскервильский воплощает дух вечного поиска, провозглашает и утверждает необходимость плюрализма, требует отказа от права на обладание истиной, а его антагонист Хорхе - персонификация догмы. Но это, в плане решения интересующего нас вопроса, не имеет определяющего значения. Не важно, какая именно идея проповедуется в тексте, не важно, какая доктрина постулируется — важен сам факт безусловного постулирования чего-либо. Проповедь отказа от проповеди остается проповедью. Учительство продолжает быть учительством, даже если учишь не учить. Каким бы плюралистом ни представал Вильгельм, перед нами именно персонаж воспитательного, учительного по своей сути романа, то есть образец для подражания. Автор всем содержанием текста учит нас брать пример с Баскервильского и ни в коем случае не быть такими, как Хорхе. В романе множество противоречий и парадоксов, велика роль игрового начала, читательские ожидания зачастую оказываются обманутыми — но все это касается в основном второстепенных элементов идейной структуры и не затрагивает сути, которая вполне соответствует просветительскому канону, ибо первое же появление Вильгельма Баскервильского не оставляет сомнений в том, что он носитель позитивного начала. В этом и последующих своих романах Умберто Эко твердо придерживается принципа двоемирия, характерного для модерности. Постмодерн начинается с отказа от этого принципа. «В постмодернистской модели мира нет категории истины, как и

41 Лотман Ю. Выход из лабиринта // Эко У. Имя розы. СПб., 1997. С. 667. категории идеала: всякий из локальных проектов имеет локальный же, ситуативный, контекстуальный идеал и контекстуальную истину, всегда текучую, изменчивую, не фиксированную». 42

Разумеется, отказываясь считать роман «Имя розы» постмодернистским, мы ни в коем случае не ставим под сомнение высокое эстетическое качество этого замечательного произведения. Сам Умберто Эко, рассуждая о термине «постмодернизм», высказал очень верное замечание: «У меня такое чувство, что в наше время все, употребляющие его, прибегают к нему всякий раз, когда хотят что-то похвалить».43 Действительно, многие критики нередко говорят о постмодернизме с комплиментарными целями, как будто сама по себе принадлежность текста какому-то художественному направлению способна придать ему дополнительную эстетическую значимость. В своих заметках Эко трактует основную цель постмодернизма в духе Лесли Фидлера 'и других теоретиков, которые суть постмодерна сводили в основном к апроприации. Главное, с их точки зрения, «снести стену, отделяющую искусство от развлечения»44. Думается, однако, что правы те ученые, которые видят в апроприации, равно как и в ироничности, интертекстуальности и т.д., лишь малую часть айсберга постмодернистской культуры.

На наш взгляд, сегодня назрела настоятельная необходимость в том, чтобы перенести центр тяжести исследования постмодернизма с формально-технической его стороны на глубинные основы, связанные с менталитетом и миромоделированием. Попытки разобраться в особенностях постмодерного дискурса с помощью выявления всякого рода внешних атрибутов и приемов уже

42 Курицын В. Указ.соч. С. 35.

43 Эко У. Постмодернизм, ирония, занимательность // Эко У. Имя розы. СПб., 1997. С.635. обнаружили бесперспективность и несостоятельность. «.Почти все свойства и признаки постмодернистской поэтики, включая интертекстуальность, столь же древни, сколь история мировой литературы/./ - справедливо отметил К.Степанян. — Постмодернистскими они становятся лишь в сочетании и лишь в пределах определенного мировоззрения, на основе которого создается и прочитывается данное произведение».45

При первом и поверхностном знакомстве с постмодернистским дискурсом прежде всего бросается в глаза его эстетическая и психоидеологическая новизна, способная шокировать читателя. Однако обстоятельный анализ чаще всего позволяет обнаружить даже в самых эпатажных текстах весьма традиционные, органически присущие русской словесности черты и особенности. Это в момент своего появления перед широкой публикой постмодерн показался чем-то неслыханным и был воспринят как действительная пощечина общественному вкусу, но сегодня уже есть возможность проследить преемственную связь буквально всех его новаций с отечественным литературным каноном.

В нашем диссертационном сочинении российский постмодернизм рассматривается как полноправное психоидеологическое образование, которое, будучи вполне закономерным и объективно обусловленным фазисом национального культурного развития, создает оригинальный целостный мирообраз. Именно этим и обусловлена актуальность проводимого исследования.

Цель настоящей диссертационной работы состоит в обнаружении и анализе историко-культурных предпосылок отечественного литературного постмодернизма, а также в

44 Там же. С.638.

45 Степанян К. Постмодернизм - боль и забота наша // Вопросы литературы. 1985. № 5. С.36-37. осмыслении специфической художественной философии, составляющей его основу. Под художественной философией в литературе принято понимать «определенные принципы видения и отражения действительности в художественном образе».46 Как правило, термин «художественная философия» используется применительно к творчеству отдельно взятого писателя 47 при исследовании представленной в рамках художественного мышления системы его воззрений на жизнь. Но вполне правомерным представляется, выйдя за рамки творчества одного литератора, говорить о «формообразующей идеологии»48 или «принципе видения и изображения мира»,49 имея в виду целое художественное течение или школу.

Задачи работы, вытекающие из трактовки постмодерна как психоидеологического образования, которое, отнюдь не ограничиваясь игрой и эпатажем, опирается на определенные принципы миромоделирования и, при всей оригинальности, не порывает с предшествующей культурной традицией, но продолжает и развивает ее, заключаются в следующем:

А) Обнаружить основные факторы, связывающие русский литературный постмодернизм с базовыми принципами русской литературы 19 - 20 вв.;

Б) На основе анализа индивидуальных психоидеологических особенностей основных представителей отечественного постмодерна выявить специфику художественной философии русского литературного постмодернизма в целом.

46 Сухих И. Художественная философия Чехова// Сухих И. Проблемы поэтики А.П.Чехова. Л, 1987. С. 147.

47 См., например, содержательное исследование С.Кибальника «Художественная философия Пушкина» (СПб, 1998).

48 Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972. С.156.

49 Там же.

Данные задачи обусловили как выбор материала, так и структуру работы. Материалом исследования, помимо произведений наиболее ярких представителей современной отечественной литературы (Вен.Ерофеева, В.Сорокина, Саши Соколова, Т.Толстой), послужили также и тексты русских писателей 19-20 вв. (Н.Чернышевский, А.Чехов, М.Горький, А.Терц), в творчестве которых обнаруживаются тенденции, развитие которых и привело впоследствии к формированию постмодерной парадигмы. Диссертационное сочинение состоит, помимо Введения и Заключения, из шести глав.

Поскольку автор диссертации исходит из того, что, вопреки расхожим представлениям, корни современного отечественного постмодерна уходят глубоко в реалистические слои, в первой главе работы речь идет о национальной классике — прежде всего о творчестве А.Чехова.

С анализом специфики мироощущения, присущего отечественному литературному постмодернизму, связана необходимость обращения к феномену так называемой тоталитарной культуры, связь с которой русский постмодерн, как полагают многие серьезные исследователи, до сих пор не утратил. Осмыслению соцреалистических предпосылок постмодернистской эстетики посвящена 2 глава диссертации «Соцреалистические корни постмодерна». Эта глава состоит из трех разделов («Бегство от реальности», «Эклектика в эстетике соцреализма и постмодерна» и «Эклектическое искусство Абрама Терца»), в которых последовательно рассматриваются некоторые особенности тоталитарной советской культуры, могущие считаться предпосылками отечественного постмодернизма. В третьем разделе подробно анализируется статья Абрама Терца (А.Синявского) «Что такое социалистический реализм», которая не только содержит глубокий анализ психоидеологии и эстетики соцреализма, но и являет собой один из первых в отечественной литературе постмодернистских текстов.

Четвертая («Рай и ад в карнавальном мире Венедикта Ерофеева»), пятая («Мистический концептуализм Владимира Сорокина»), шестая («Метаморфозы Саши Соколова») и седьмая («Татьяна Толстая и постмодернизм») главы диссертации посвящены творчеству представителей отечественного литературного постмодернизма.

Из современной литературы автор диссертации старался выбрать то, что уже стало фактически классикой. Действительно, высокое эстетическое качество основных произведений Вен.Ерофеева, Саши Соколова, В.Сорокина, Т.Толстой практически ни у кого не вызывает сомнений. Мы твердо убеждены, что исследовать специфику того или иного психоидеологического образования необходимо на высоких и безусловных его достижениях, а отнюдь не на сомнительном и спорном материале. Именно по этой причине за рамками этой диссертации осталось множество произведений, порой причисляемых критикой к отечественному литературному постмодернизму, но представляющихся далеко не бесспорными как в плане принадлежности к постмодерной психоидеологии, так и с точки зрения художественного уровня.

Во многом сходными причинами обусловлен выбор для анализа исключительно прозаического материала. На наш взгляд, успехи и достижения русского литературного постмодернизма связаны в основном с прозой. Постмодернистский отечественный театр находится еще в процессе формирования и становления, и автор данного диссертационного исследования не разделяет восторги некоторых критиков по поводу его успехов и достижений. Российские драматурги, позиционирующие себя в качестве постмодернистов, заняты напряженным поиском нового художественного языка. Этот путь эстетического обновления связан прежде всего с активным внедрением в драму элементов, характерных для поэтики постмодернистской прозы. Соответственно, в пьесах резко возрастает роль авторских ремарок, языковой игры, интертекстуальных отсылок и т.д. При этом, однако, возникает ряд проблем, суть которых, по определению М.Липовецкого, заключается в том, что «особенности этого рода литературы вступают в противоречие с основными постулатами постмодернистской эстетики»: «Для драмы обязателен конфликт четко очерченного характера (с «позицией» и «волением») с объективными обстоятельствами (судьбой, историей). Но постмодернизм /./ последовательно разрушает представление о целостном характере и об объективной реальности, представляя и то и другое хаотичной совокупностью культурных симулякров. В соответствии с постмодернистской логикой, между «характером» и «обстоятельствами» не может быть конфликта, так как они состоят из одного и того же материала».50

Аналогичным образом мы с известной долей скепсиса относимся и к широко разрекламированным достижениям отечественной постмодернистской поэзии - прежде всего к представителям московского концептуализма, в творчестве которых, на наш взгляд, рационально-логическое начало, следствием которого становится строгое следование теоретическим постулатам этой влиятельной школы, слишком преобладает над собственно творческими

50 Лейдерман Н. Липовецкий М. Современная русская литература: В 3-х кн. Кн. 3: В конце века (1986- 1990-е годы): Учебное пособие. М.: Эдиториал УРСС, 2001. С.67. импульсами. Трудно не согласиться с мнением Д.Хмельницкого: «Концептуализм - искусство демонстративно непластическое. Оперирует понятиями, символами, намеками. Но возможности изобразительной дидактики невелики и давно исчерпаны.».51 Настораживают также и претензии идеологов и вождей московского концептуализма на ведущую роль в современной культуре, более того - «утопические» (по точному определению М.Эпштейна) представления о себе как о конечной фазе развития искусства.52 В этом плане мы разделяем точку зрения, согласно которой претензии концептуалистов на создание глобальных проектов являются чертой, не соответствующей постмодернистским установкам и сближающей их скорее с искусством так называемого классического авангарда.

Научная новизна диссертации обусловлена в первую очередь перенесением центра тяжести исследования с внешней, «формально-технической» стороны постмодерного дискурса на глубинные' основы, связанные с менталитетом и миромоделированием.

Методологической основой диссертации является сочетание методов мотивного и структурного анализа, типологический подход к рассматриваемым проблемам сочетается со сравнительной характеристикой произведений.

Практическая значимость диссертации определяется тем, что ее материал, отдельные положения и заключительные выводы могут быть основой для дальнейшего научного изучения русского литературного постмодернизма и современного литературного процесса в целом. Анализ творчества рассмотренных писателей позволяет ввести результаты исследования в вузовскую практику,

51 Хмельницкий Д. Концептуализм глазами реалиста // Знамя. 1999. № 6. С.209.

52 См. об этом подробнее: Мережинская А. Указ.соч. С.76-79. использовать их при подготовке общих и специальных лекционных курсов по проблемам современной русской литературы.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Русский литературный постмодернизм : психоидеологические основы, генезис, эстетика"

Заключение

Представляется, что на сегодняшний день одна из главных опасностей, угрожающих исследователю, рассуждающему об отечественном постмодернизме, состоит в уходе от реалий текущего литературного процесса в отвлеченное теоретизирование, когда выстраиваются доктрины, имеющие к эмпирической словесности лишь отдаленное отношение. Главным источником, из которого до сих пор черпают материал отечественные литературоведы, остаются труды французских постструктуралистов. Ни в коей мере не подвергая сомнению философскую глубину и исследовательский блеск сочинений Ж. Делеза, М.Фуко, Ж. Лакана, Ж .Деррида, Ж. Бодрийара и др., мы считаем необходимым отметить, что многие их суждения и выводы возникли в отрыве от литературной практики и неприложимы к эмпирической реальности литературного процесса. Так, Н. Пахсарьян указывает на показательное противоречие: несмотря на то что теория постмодернизма во многих своих ведущих положениях оформилась в работах французских ученых, сама французская литература отдает предпочтение иным мировоззренческим и эстетическим установкам. По словам исследовательницы, «теория постмодернизма нигде не оформилась столь четко, как в трудах французских филологов /./. Однако французские литературоведы неизменно отмечают, что как раз во Франции литературная практика оказалась мало затронута постмодернистскими тенденциями /./. В литературоведении и критике Франции фигурируют особые, специфические определения романной продукции последних десятилетий (неореализм, минимализм, автофикционализм и т.п.), а термин постмодернизм оказывается настолько невостребованным, что порой без него обходятся целые монографии». 462

Следует согласиться с А. Мережинской: «Возможно, некоторые выводы могли бы быть смягчены или утратили бы свой «абсолютный» характер, если бы исследователи отталкивались непосредственно от текстов, от нового художественного опыта, уже обогнавшего теорию, а не от общих теоретических установок. По всей вероятности, исследуя специфическую русскую «версию» постмодернизма и особенно «поздний» этап развития литературного направления, нужно выйти из-под диктата постструктуралистских и деконструктивистских теорий, философских концепций 1960-х — начала 1980-х годов и как бы заново взглянуть на современные