
- •2 Гаспаров б. Язык, память, образ. М., 1996. С. 32.
- •3 Мережинская а. Русская постмодернистская литература. С. 64.
- •17 См. Об этом: Агурский м. Великий еретик (Горький как религиозный мыслитель) и Вопросы философии, 1991. №8. С. 62—65.
- •19 Терц л. Что такое социалистический реализм // Цена метафоры, или Преступление и наказание Синявского и Даниэля. М., 1990. С. 457.
- •32 Ерофеев в. В лабиринте проклятых вопросов: Эссе. М., 1996. С. 248.
- •39 См., напр.: ГлэдД. Беседы в изгнании. С. 197.
- •40 Толстая т. Женский день: Сборник рассказов. М.: Эксмо, Олимп, 2006. С. 301—302. Далее ссылки на это издание даны в тексте с указанием страниц в скобках.
- •24 Об оксюмороне в постмодерне см. М. Эпштейн, м. Липовецкий создания «Пушкинского дома» вряд ли вообще был знаком с трудами столпов постструктурализма. 25
- •463 Тексты».
39 См., напр.: ГлэдД. Беседы в изгнании. С. 197.
ных издевательств.
В «Палисандрии», задуманной как некое завершение романного жанра вообще, Соколов довел до логического предела и апофеоза тот принцип смыкания экстремумов, соединения полярных и в равной мере симулятивных состояний, который ранее использовал в «Школе для дураков» и «Между собакой и волком».
В главе шестой «Татьяна Толстая и постмодернизм» рассматривается творчество современной писательницы, которая в многочисленных статьях и интервью склонна решительно дистанцироваться от постмодернизма: неизменно позиционируя себя в качестве апологета и защитника «высокой» классической культуры, она отвергает эксперименты и новации авангардного и поставангардного искусства. Автора «Реки Оккервиль» отличает и поистине беспрецедентная, даже по меркам отечественной литературы, тяга к моральной проповеди. Идеологическая риторика Толстой, яркие образцы которой широко представлены в ее публицистике, жестко монологична и к постмодерной иронической оксюморонности и ризоматичности явно не имеет никакого отношения.
Разговор о творчестве Татьяны Толстой в данной главе диссертации начинается с анализа произведений публицистического плана, где звучит ее прямое авторское слово. Среди текстов Толстой, в которых: она излагает свои представления о сущности искусства, выделяется прежде всего эссе «Квадрат», построенное на предельно жестком контрасте между традиционным, божественным по своей природе, классическим искусством, с одной стороны, и дьявольским, глубоко порочным искусством нового времени, с другой. Рубиконом между святостью и сатанизмом стал, по мнению Толстой, знаменитый «Черный квадрат» К. Малевича: «Несложным движением кисти он раз и навсегда провел непроходимую черту, обозначил пропасть между старым искусством и новым, между человеком и его тенью, между розой и гробом,
между жизнью и смертью, между Богом и Дьяволом»40. Создание «Черного квадрата» названо Толстой «одним из самых страшных событий в искусстве за всю историю его существования» (с. 302). Любопытна концовка эссе. Толстая признается, что числится экспертом по современному искусству в одном из фондов в России, функционирующем на американские деньги. Вместе с ней в этом фонде работают истинные специалисты, знатоки и ценители искусства, являющиеся апологетами шедевров «доквадратной» эпохи и ненавистниками шедевра Малевича. Однако им приходится считаться с принципом реальности и скрепя сердце в той или иной мере поддерживать чуждое «по-слеквадратное» творчество. «После очередного заседания, — сообщает Толстая, — мы выходим на улицу и молча курим, не глядя друг другу в глаза. Потом пожимаем друг другу руки и торопливо, быстро расходимся» (с. 310).
В ходе анализа эссе обнаруживается, что все содержащиеся в нем инвективы носят крайне умозрительный и абстрактный характер. В «Квадрате» ощутима рука не идеолога, но художника. Эссе, вряд ли способное помочь читателю разобраться в сложных проблемах русской и мировой культуры XX века, дает весьма яркое представление о некоторых важных особенностях мироощущения Татьяны Толстой, об основных параметрах ее поэтического мира. Если вынести за скобки эмоции писательницы, то в эссе останется главное — предельно резкий контраст между миром идеальной гармонии, с одной стороны, и миром инфернального хаоса — с другой. Поражает именно неукоснительность, с которой реализован принцип двоемирия: на одном полюсе чистое добро, на другом — беспримесное зло. Есть рай, где ревностно выполняют волю Господа, и есть ад, где кощунственно служат Сатане. И в этом плане финальный аккорд «Квадрата» (прощание экспертов в скорбном молчании) является достойным и по-своему абсолютно логичным завершением эссе: мир прекрасной гармонии существует лишь в воображении и героям повествования (и автору) приходится адаптироваться к грубой и несо-