170. Российский традиционный коллктивизм и правовой нигилизм

Из особенностей генезиса Российской локальной цивилизации, можно утверждать, что российская культура носит аскетический характер, в ней не утвердились ценности комфортной повседневной жизни.

Понятие «коллективизм» покрывает два типа разнородных целостностей. В первом случае «коллективизмом» обозначаются традиционные структуры, существующие тысячелетия. В рамках этих структур отдельная человеческая личность не вычленилась. Человек целиком задан характеристиками врожденной культуры и принадлежит традиционному целому.

Во втором смысле понятие коллективизм покрывает ассоциацию свободных автономных личностей, создаваемую в соответствии со свободным выбором этих людей на основе общности интересов, целей, задач и т.д. Этот тип коллектива существует до тех пор, пока люди, создавшие его, поддерживают его существование. Коллективизм, существующий в рамках российской традиционной культуры, принадлежит к первому типу. Соборность российской социальности выделяет целое как исходную, первичную реальность, связь с которой задается не рационально, а духовно.

Можно утверждать, что на протяжении российской социальной истории, коллективизм играл и весьма позитивную роль – преклонение перед «большими идеями» и «великим целями» и отвержение «аристократического пафоса отдельной личности» сглаживало интровертивные тенденции человека российской культуры. Подобный механизм помогает традиции коллективизма выполнять функцию социализации.

Таким образом, можно говорить о том, что в традициях российской культуры самоопределение и самореализация личности видятся как асоциальность, т.е. отсутствие отношения к общему благу. Самореализация же внутри социума представляется невозможной. В тоже время следование благу общему понимается, как инструмент для познания «сокровищ внешней культуры».

Российская версия коллективизма предполагает самоотвержение, забвение о своих собственных интересах, целях, пристрастиях, и самоотдачу, то есть жизнь во имя других людей, близких или дальних, или некоторых высших целей. Иными словами личное, индивидуальное начало глубоко репрессируется. А описанный нами человек предстает как модельная личность.

Наиболее наглядно традиция коллективизма в политике проявляется в особенностях российского парламентаризма.

В широком смысле слова, парламентаризм «представляет собой систему государственной власти, при которой существенная роль принадлежит народному представительству (парламенту). В этом смысле можно говорить об античном, средневековом, буржуазном и парламентаризме постиндустриального общества. С формальной точки зрения, парламентаризм можно обнаружить во всех государствах, где существует парламент, в том числе и при авторитарных и тоталитарных режимах. Современный парламентаризм неотделим от демократического правления и является реальностью лишь в тех странах, где существует политическая конкуренция, а парламент

формируется на основе всеобщих, регулярных, тайных, свободных выборах».

Политическая конкуренция же предполагает наличие официальной оппозиции власти, что ведет к расхождению мнений на голосованиях и слушаниях в парламенте, но является инструментом принятия наиболее эффективных решений. Таким образом, парламент является специальным институтом, который помогает избежать господства идей какой-либо одной стороны, своеобразной монополии на истину.

Парламентаризм представляет собой один из основных институтов представительной демократии: политической системы, при которой граждане избирают своих представителей для представления своих же интересов. При этом принцип разделения властей, наделяющий парламент так же контрольными функциями по отношению к исполнительной власти, помогает избежать единовластия или тирании суверена.

История формирования российского парламентаризма обладает рядом особенностей. Формы парламентского представительства (за исключением периода Смутного времени и периода свержения монархии XXв) не играли заметной, роли в политической практике страны. На развитие форм парламентского и общественного управления оказывали влияние централизация, государственное единство и, в большинстве своем, сословный барьер для участия в институтах власти.

В ходе истории российского государства можно увидеть вызревание структур, которые можно назвать протопарламентскими. Среди таких институтов в московском государстве можно назвать, например Земские соборы. «На соборах принимались развернутые решения, имеющие силу закона (так, церковно-земский собор 1584 года при царе Федоре Иоановиче принял решение об отмене податных льгот...) В 1611 году под Москвой несколько месяцев действовал «Совет всея земли», который и выбрал правительство во главе с боярами и военачальниками... Заметное место в истории земских соборов занял Собор 1613 года, избравший на царство Михаила Федоровича Романова... В 1649 году Земский собор утвердил новый общегосударственный кодекс – Соборное уложение. А четырьмя годами позже, в 1653 году, на Соборе был решен вопрос о воссоединении Украины с Россией»

Однако С.Г. Кирдина выделяет ряд интереснейших особенностей, присущих характеру принятия решений в органах представительной власти Московского государства. По ее мнению в отличие от многопартийности и выборности, складывавшихся в западных государствах с самого начала их возникновения, России присущ институт «общего собрания и единогласия». «Этот институт означает, что для принятия важнейших решений в государстве необходимо собрание представителей не партий, но всех социальных групп и слоев, на котором должно быть достигнуто общее согласие по поводу принимаемых решений. Таким образом, закрепляется солидарная ответственность территориально-хозяйственных общностей или их представителей перед верховным уровнем управления и одновременно внутреннее единогласие членов этих общностей по поводу принимаемых на себя обязательств».

Процесс принятия решений в одном из первых институтов представительной власти России, Земского собора, с самого начала его возникновения задается рядом специфических черт российской цивилизации, а именно ее склонностью к коллективизму. «Единогласие, а не характерное для западных стран демократическое большинство, было

также неотъемлемым требованием на "вселенских советах", или земских соборах, означающих "собрание, заседание чинов от земли, или духовенства, для совету и решения важных дел" (Даль, 1882, т. IV, с. 142). Вопросы на них обсуждались до тех пор, пока все не придут к общему мнению, после чего участники обсуждения приводились к крестоцелованию. Общая резолюция, которой заканчивалась соборная грамота, была самым существенным моментом. Целовать крест после ее принятия значило обязаться под присягой исполнять соборный договор. Таким образом, фиксировалось общее, "круговое" формальное обязательство, связывавшее членов собора в нечто целое по отношению к соборному приговору (Ключевский, 1904, т. 2, с. 363).»

Среди отечественных попыток создания парламентских органов власти можно так же назвать «Комиссию для сочинения проекта нового уложения» при Екатерине Второй, учреждение Александром I государственного совета, земскую реформу 1864 года и избранную, ценой многочисленных человеческих и социальных жертв, Первую Государственную думу.

Отдельного внимания в контексте традиции российского коллективизма заслуживает квазипарламентская роль Верховного совета СССР. Провозглашенный представительным органом народных масс, он скорее выполнял ритуальную нежели какую - либо управленческую или законодательную функцию. Что, однако, отнюдь не исключало абсолютного «единогласия» в его работе.

На примере функционирования КПСС так же прекрасно прослеживается преемственность традиций. С точки зрения цивилизационного анализа революцию 1917г и создание СССР можно рассмотреть, как своеобразную реакцию традиционной культуры на слишком резкое и лишенное целостности включение в нее губительных элементов.

Правление Александра II положило начало активному буржуазному развитию страны. Однако развитие это не коснулось большей части населения страны – крестьянства, которое продолжало жить и воспринимать мир традиционно, причем в крайне тяжелых условиях. Православие и варварварская компонента базируются на «целостности синкретичного сознания и синкретичного, слабо расчлененного мира.» Буржуазное развитие же приводит к автономизации личности и, как следствие, к социальному расслоению и делению общества. Усложнение системы губительно для традиционной культуры, ну а человек, ей принадлежащий, такой мир воспринимает как неестественный, он не может в нем существовать.

Приведенные факты существенно отличают концепции функционирования представительных институтов сложившиеся в Российской культуре от тех форм, которые принято обозначать парламентаристскими в странах, относящихся к Западной (протестантско-католической) локальной цивилизации. Российская политическая традиция утверждает необходимость достижения коллективного согласия по поводу принимаемых решений и закрепление солидарной ответственности пред верховным уровнем управления.

Традицию коллективизма можно выявить и в других сферах функционирования и современной Российской политической власти. Они наглядно проявляются в ключевом моменте процесса принятия решений - межведомственных согласованиях, формальных согласительных процедурах. «Согласования, вытекающие из "матрешечного" принципа организации власти, выражают действие института единогласия и являются альтернативой известному принципу разделения ответственности между различными ветвями власти, характерному для западных стран».

Правовой нигилизм (от лат. Nihil — ничто, ничего) — отрицание права как социального института, системы правил поведения, которая может успешно регулировать взаимоотношения людей.[1] Такой юридический нигилизм заключается в отрицании законов, что может приводить к противоправным действиям и, в целом, тормозить развитие правовой системы.

Явлением, противостоящим законности и правопорядку, выступает правовой, или юридический, нигилизм.

Под правовым нигилизмом принято понимать негативное или скептическое отношение к праву вплоть до полного неверия в его возможности решать социальные проблемы. Есть и другие дефиниции правового нигилизма.

Так, проф. В.И. Гойман определяет правовой нигилизм как сформировавшееся в общественном сознании или психике человека устойчиво пренебрежительное или иное негативное отношение к праву, выражающееся в отрицании его социальной ценности и конструктивной роли в жизни общества.

Правовой нигилизм может быть

* активным или пассивным;

* бытовым, связанным с незнанием закона, или философским, связанным с построением личностью мировоззрения, в котором отрицается социальная роль права;

* правовой нигилизм может наблюдаться у людей, активно взаимодействующих с правом в качестве номинального института, но реально для реализации своих интересов использующих коррупцию и иерархические структуры.

Возможны и другие формы, в которые облекается правовой нигилизм. С развитием общественной жизни, усложнением ее могут появиться и новые формы нигилизма. В литературе называют также уровни существования правового нигилизма, например:

а) общесоциальный, когда правовой нигилизм становится характерным для всего общества;

б) правовой нигилизм отдельных социальных структур (государственных и негосударственных, формальных и неформальных);

в) правовой нигилизм конкретной личности, встречи которой с правоохранительными органами не принесли ожидаемых решений правовых проблем, в том числе защиты ее прав и законных интересов.

Причины правового нигилизма

Субъективистский подход

Основной причиной правового нигилизма есть знание людей о том, что законы не исполняются, когда человек узнаёт о правонарушении, за которым не последовало наказание, его вера в силу закона падает и может упасть до такого уровня, что он вообще не будет учитывать закон в своих действиях, дойдя до крайности — правового нигилизма.

Объективистский подход

Примером объективистского подхода в рамках изучения правового нигилизма и правовой культуры служит концепция «географического детерминизма», согласно которой «необъятные пространства» России обуславливают искажение в России правового сознания, что возводится в ранг традиции. Объективистская парадигма правового нигилизма применительно к нашей стране содержит ряд очень серьёзных недостатков: Во-первых, не выдерживает никакой критики модель «идеальных типов», фактически предлагаемая И.А.Ильиным. Если условиями предпосылки деформации правосознания в России являются большая территория, небольшая плотность населения и т.д., то государство обладающее небольшой территорией, большой плотностью населения, «упрощенными» державными задачами, «высоким» уровнем хозяйства, национальной, религиозной и социальной однородностью должно иметь наивысший уровень правосознания. Понятно, что без статистического метода понятия «большой», «упрощенный» остаются лишь абстрактными категориями. Во-вторых, ретроспективный взгляд на историю показывает, что помимо различных форм правового нигилизма. Россия показала удивительные примеры правового идеализма, реализованные на практике. Достаточно вспомнить советский проект всеобщего образования и наделение женщин избирательным правом.

Причины появления и распространения правового нигилизма разнообразны и не исчерпываются юридическими факторами. Исследователи правового нигилизма, в частности проф. В.А. Туманов, среди причин (истоков) правового нигилизма называет:

* во-первых, особенности исторического развития отдельных народов и общества в целом. Так, возникновение и развитие правового нигилизма в России он объясняет следствием самодержавного правления, многовекового крепостничества, лишавшего большую массу людей правосубъектности, несовершенство российского правосудия. И хотя после реформ 60-х гг. XIX в. проблемы конституции, демократизации общественно-политической жизни, внедрения правовых начал активно обсуждались юридической общественностью, они не привели к радикальному преодолению правового нигилизма;

* во-вторых, марксистско-ленинскую теорию и практику советского строительства в нашей стране, в частности тезис о диктатуре пролетариата

как власти, не связанной и не ограниченной никакими законами, положение об отмирании права вместе с отмиранием государства, а также масштабные репрессивные кампании, наносившие значительный ущерб принципу законности, авторитету закона, и т.д. В.И. Ленин в апреле 1921 г. писал: "...Нужна чистка террористическая: суд на месте и расстрел безоговорочно". Массовые репрессии обосновывались высшей целесообразностью, теми целями, к которым стремилось социалистическое общество. Все это способствовало формированию неуважения к праву;

* в-третьих, административно-командные методы, преимущественно использовавшиеся в управлении страной на протяжении всей истории Советского государства, которые исключали правовые средства регулирования жизни общества;

* в-четвертых, расхождение между декларативными положениями законов и действительностью, правовую демагогию, т.е. намеренный обман населения для достижения политически и юридически корыстной цели;

* в-пятых, кризисное состояние российского общества в период перестройки и его реформирования, сделавшее возможными разнообразные правонарушения, рост преступности, безнаказанность, неконтролируемое состояние и как результат - утрата доверия к праву, закону, политическим и правовым институтам, к Конституции;

* в-шестых, деформацию правосознания и низкий уровень правовой культуры не только отдельных должностных лиц, но и всего населения и общества в целом.

В юридической литературе антиподом правовому нигилизму, но сходным с ним по своим негативным последствиям называют правовой идеализм или, как его еще именуют, юридический фетишизм или юридический романтизм. Он представляет собой гипертрофированное отношение к юридическим средствам, переоценку роли права, его возможностей, убежденность, что с помощью законов можно решить все социальные проблемы.

Эта позиция получила в российском обществе большое распространение и на уровне высших эшелонов власти, и в массовом сознании: достаточно якобы принять хороший закон и положение дел само собой улучшится. Однако, как известно, право не всесильно и правовые методы регулирования требуют соответствующих условий для реализации и подготовленной почвы для их действия.