27.Практичга реалізація семіотичних теорій у романі у.Еко «Імя троянди»

Наиболее правильным, мне кажется, будет сказать, что роман "Имя розы" - это роман семиотический. Именно так определяет жанр произведения Ю. Лотман в статье "Выход из Лабиринта".

Семиотика - это научная дисциплина, изучающая строение и функционирования различных знаковых (семиотических) систем, хранящих и передающих информацию. Семиотическими системами, действующими в человеческом обществе, являются, главным образом, язык, некоторые явления культуры, обычаи, обряды, кино, знаки дорожного движения и т.д. В природе семиотика исследует процессы коммуникации в мире животных. Эта научная дисциплина изучает, как тот или иной знак отражается в воспринимающем сознании.

В романе Умберто Эко весь окружающий нас мир оказывается сложной системой знаков, подлежащих расшифровке. Об этом и говорит главный герой в финале романа:

Я никогда не сомневался в правильности знаков, Адсон. Это единственное, чем располагает человек, чтобы ориентироваться в мире. (Здесь и далее роман "Имя розы" цитируется в переводе Е. Костюкович.)

При таком уровне восприятия интриги романа все сразу же встает на свои места. Чтение следов лошади на снегу, разгадка местонахождения "предела Африки", расшифровка сна Адсона, споры о бедности Христа, основанные на различном толковании текста Евангелия, - все это звенья одной цепи. Все они - толкования знаков, интерпретации зашифрованных кодов. Исходя из этого неудачи Вильгельма-сыщика объясняются тем, что первоначально он выбрал не тот код интерпретации. Он пытался раскрыть убийства в аббатстве исходя из текста Аппокалипсиса, а ключом к разгадке оказался другой текст - текст Киприанова пира.

28.Інтертекстуальність тексту у.Еко «Імя троянди»

Интертекстуальность В литературе постмодернизма писатель цитирует или обращается к уже известным сюжетам, образам, приёмам, но теперь с тем, чтобы пародировать или переоценивать их. По мнению Р. Барта, интертекстуальность «не может быть сведена к проблеме источников и влияний; она представляет собой общее поле анонимных формул, происхождение которых редко можно обнаружить, бессознательных или автоматических цитаций, даваемых без кавычек». Иными словами, автору только кажется, что творит он сам, на самом же деле это сама культура творит посредством него, используя как свое орудие.  Интертекстуальность, по словам У. Эко, присутствует в любом тексте, его эхо будет услышано в процессе работы над произведением, так как «материал проявит свои природные свойства, но одновременно напомнит и о сформировавшей его культуре». В самом названии уже скрыто множество цитат и аллюзий; «роза как символическая фигура до того насыщена смыслами, что смысла у нее почти нет: роза мистическая, и роза нежная жила не дольше розы, война Алой и Белой розы, роза есть роза есть роза есть роза, розенкрейцеры, роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет, rosa fresca aulentissima. Название, как и задумано, дезориентирует читателя», - пишет У. Эко. Цитатой является и, как ранее упоминалось, «история рукописи», которой автор предваряет роман, а образы главных героев — пародийно переосмысленные персонажи Конан-Дойля. Первая же фраза «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и слово было Бог» отсылает читателя к Евангелию от Иоанна. У. Эко — медиевист, и в романе множество цитат и аллюзий на средневековых (и более поздних) авторов: это Оккам, Фома Аквинский, Роджер Бэкон др., зачастую упоминающиеся в романе если не как действующие лица, то как знакомые и друзья действующих лиц. В средневековых хрониках У. Эко открыл «эхо интертекстуальности», ибо «Во всех книгах говорится о других книгах,…всякая история пересказывает историю уже рассказанную».  Образ Хорхе в романе, по словам самого автора, соотносится с Хорхе Луи Борхесом: «Все меня спрашивают, почему мой Хорхе и по виду и по имени вылитый Борхес и почему Борхес у меня такой плохой. А я сам не знаю. Мне нужен был слепец для охраны библиотеки. Я считал это выигрышной романной ситуацией. Но библиотека плюс слепец, как ни крути, равняется Борхес». Исследователь А. Вдовин находит в «Имени розы» и множество других отсылок к Борхесу: «...ироничное “разумеется, рукопись”, и дальнейшее, достаточно призрачное ее обоснование наводит на мысль о вымышленных текстах Борхеса (“Пьер Менар”, “Три версии предательства Иуды”, “Анализ творчества Герберта Куэйна”), а ссылка мимоходом на алхимика и философа Парацельса порождает целую цепь ассоциаций — новелла “Роза Парацельса”, огонь, возрождение из пепла, собственно имя розы»[2]. Или: «Примечательно одно из немногих упоминаний Авэрроэса на страницах “Имени розы”. Прочитав записку Веннанция, в которой тот цитирует выхваченные им из текста “Поэтики” фразы, Адсон спрашивает: “Чтобы узнать, что сказано в книге, вам нужно читать другие книги?”, и слышит от Вильгельма: “Разве, читая Альберта, ты не можешь представить себе, что говорилось у Фомы, а читая Фому — о чем писал Авэрроэс?”. В “Вавилонской библиотеке”, кстати, Борхес предлагает тот же метод: “Чтобы обнаружить книгу А, следует обратиться к книге В, которая укажет место А; чтобы разыскать книгу В, следует предварительно справится в книге С, и так до бесконечности”. Уже само построение этих перекрестных ссылок, взаимопроникающих аллюзий напоминает неповторимый стиль Борхеса (исследователи сознаются, что сопроводить его тексты достаточно полным комментарием практически невозможно).»[2] и т. д.

Імена головних героїв – Адсон та Вільгем Баскервільський – це очевидний натяк на Ватсона та Холмса.Лабіринт бібліотеки можна розглядати і як лабіринт Борхеса, і як лабіринт Роб Грійє.