Первая мировая война и положение в индонезии

Война стала тяжким испытанием для НИ. Метрополия, провозгла­сившая нейтралитет, сохраняла самостоятельность лишь ценой усилен­ного лавирования между враждующими блоками государств. Антанта поставила под контроль ее внешнюю торговлю и конфисковала около трети торгового флота. Германия же, угрожая вторжением, беспрерыв­но вымогала продовольствие. Тем не менее первые три года империа­листической бойни даже принесли крупные прибыли Нидерландам, торговавшим с обеими сторонами. Лишь в 1917—1918 гг. систематиче­ский захват англичанами голландских судов, чтобы пресечь снабжение противника, и тотальная подводная война, развязанная Германией, нанесли голландской буржуазии большой ущерб.

Цены на каучук, копру, сахар, чай упали к 1918 г. ниже себестои­мости. Торговля НИ срочно переориентировалась на восток — на США и Японию, но это, понятно, ие могло дать немедленного эффекта. Огра­ничение производства экспортных культур привело к безработице и снижению заработной платы рабочих. Резко поднялись в цене импорт­ные товары, включая ширпотреб. К 1918 г. они выросли в 2,5 раза сравнительно с довоенными. Участились случаи голода, так как Брита­ния запретила своим колониям вывоз риса, традиционно закупаемого НИ. Вместе с тем плантаторы противились переориентации даже части своих земельных массивов па производство продовольствия. Объем взи­маемых налогов, прямых и косвенных, расширился с 1914 по 1917 г. на 20 млн гульденов. Все это не могло не отразиться на положении наиме­нее защищенных слоев общества. Десятки тысяч погибли во время войны от голода и массовых эпидемий. Гнев и возмущение народных низов приобрели высокий накал, внушающий беспокойство колонизаторам. Но ие меньшую их тревогу вызывали звучавшие в Японии призывы аннексировать фактически отрезанную от метрополии Индонезию. Ли­хорадочно росли расходы правительства НИ на содержание колониаль­ной армии и флота: с 1912 по 1918 г. они увеличились до 25 млн гуль­денов, достигнув четверти расходной части бюджета колонии.

Изоляция НИ от метрополии способствовала активизации местной буржуазии. Расширилось производство батика, местных сигарет с гвоздикой (кретек), мебели, плетеных изделий. Открылись предприя­тия, производившие мыло, спички, лекарства, безалкогольные напитки, прежде ввозившиеся из Европы. Встревоженные бурной торговой экспансией Японии голландцы способствовали этому. В годы войны, как и прежде в обслуживании внутреннего рынка, первичной перера­ботке сырья и мобилизации последнего для экспорта, а также в ссуд­ных операциях продолжал доминировать капитал хуацяо (в меньшей степени - арабской и индийском буржуазии), рассматриваемый индонезийцами как инонациональный^. Это преграждало коронным жителям доступ в те секторы экономики, где обычно происходит первона­чальное накопление капитала. Восстановление после 1918 г. торговли с Европой, а также возросшая экспансия монополистического капита­ла Запада вызвали повальные банкротства едва народившихся в годы войны национальных предприятий.

Естественным следствием усугубления жизненных тягот стал подъем народных антиколониальных движений. Новый импульс на Центральной и Восточной Яве получило религиозно-мессианское дви­жение саминитов, возглавленное преемником покойного лидера — Саматом. Он предрекал пришествие двух мессий-освободителей, гармо­ничное общество без колонизаторов, возвышение крестьянского сосло­вия. Но в отличие от Самина Самат призывал к насильственному нис­провержению колониализма. Произведенные властями аресты не дали результатов: движение Самата в резидентствах Семаранг, Рембанг и Мадиун продолжалось с 1914 по 1920 г. Выступление аналогичного ти­па в 1916 г. развернулось также в резидентстве Бесуки, но там колони­заторы сумели разгромить его довольно скоро.

Отягощение налогового бремени, вызванное войной, и усиление на Внешних островах (карта на правом форзаце) керджа роди (государ­ственной барщины) также вызвали там активизацию крестьянских выступлений. Для них весьма характерны были лозунги феодального национализма, призывы к восстановлению суверенных местных кня­жеств.

На Северной Суматре в 1915 г. войска подавили восстания в ба-такских районах Тапанули и на восточном побережье. Однако в том же году в Тапанули возник антиколониальный союз Сарекат пархудамдам (Союз ниспровергателей существующего порядка), развернувший борь­бу за отмену налогов, восстановление независимого княжества батако». Лидеры восставших прибегали к магическим обрядам, якобы дарую­щим неуязвимость. Народное восстание в Макассаре добивалось вос­становления султаната Гова. Крестьянские волнения потрясали юго-восток и север Сулавеси.

На оловоносных островах Банка и Белитунг прошли выступления горняков, сразу на нескольких островах Нусатенггары (Бали, Лом­бок, Флорес, Тимор, Сумба) началось бурное антиколониальное движе­ние. Практически везде голландцы использовали войска, но, подавлен­ные в одном районе, восстания вспыхивали в других с новой силой.

Чрезвычайно упорным было сопротивление в Джамби. Раскрытие полицией и подавление в 1914 г. антиголландского заговора не разря­дило напряженности, возраставшей в связи с ростом повинностей и злоупотреблениями властей. В середине 1916 г. здесь началось мощное крестьянское восстание под руководством исламско-мистического обще­ства Сарекат абанг (Красный союз)^. Его участники также прибегали к магическим обрядам. С появлением в Джамби отделения Сарекат ислама лидеры «Красного союза» заимствовали многое из его идеоло­гии и организационных форм. Председатель местного отделения СИ Хаджи Агус был одним из руководителей восстания. Другой его лидер, Дулвахид, провозгласил себя воскресшим раджой Джамби, так что и этому движению не был чужд феодальный национализм.

Повстанцы захватили город Муаратембеси, ряд округов провинций Джамби и Палембанг. Они освобождали заключенных, жгли дома «голландских прихвостней», расправлялись с полицейскими и чиновни­ками, распространяли лозунги Сарекат ислама. Местные армейские контингенты были разгромлены. Лишь стянув войска с Явы и из Минангкабау, в декабре 1916 г. голландцам удалось сокрушить движение, перебив сотни его участников, приговорив 76 из них к смерти, а 1738 — к тюрьме и каторге. Вместе с тем, сознавая неизбежность уступок, ко­лонизаторы несколько снизили налоги и ограничили объем керджа роди на всей Суматре.

Угроза иностранного вторжения в НИ побудила голландцев раз­вернуть в колонии «движение за обороноспособную Индию» (Индис феербаар) с задачами масштабного укрепления колониальной армии и флота и создания так называемой «туземной милиции». Был даже принят закон, обязывавший население колонии участвовать в оборони­тельных мероприятиях; обсуждался второй — о введении всеобщей воинской повинности. Однако национальные организации, прежде всего Сарекат ислам и политизировавшийся в эти годы Буди Утомо, заявили, что поддержат все эти меры лишь при серьезных уступках колониза­торов: разрешении политической деятельности и открытии в НИ пред­ставительного органа. Под давлением обстоятельств, считаясь с учас­тившимися народными выступлениями, Гааге пришлось пойти на неко­торые уступки. Как пишут индонезийские историки, хотя законопроект о всеобщей воинской повинности и не прошел^, закон о предстоявшем в 1918 г. создании Фолксраада^ был утвержден в декабре 1916 г. Ге­неральными штатами.

В 1915 г. наконец была пересмотрена и пресловутая 111-я статья Уложения об управлении колоний. Предусматривалось, что с сентября 1919 г. жителям НИ будет предоставлено право союзов и собраний, «если они не угрожают общественному порядку». Хотя на проведение открытых митингов требовалось разрешение властей, агентура которых наделялась правом присутствовать на любых собраниях и закрывать их, если они приобретут «подстрекательский характер», все же это бы­ла крупная победа национально-освободительного движения. Теперь оно могло использовать общедемократические формы борьбы. Продол­жая «децентрализацию управления колонией», власти создали первые муниципальные советы на Суматре (1917). На Яве с 1916 г. индонезий­цы были допущены к участию в выборах в эти советы. Вместе с тем установленные для избирателей образовательный и имущественный цензы были чрезвычайно высоки. В 1914—1916 гг. колонизаторы посте­пенно отменили на Яве такой пережиток феодализма, как керджа роди, компенсировав ущерб увеличением подушного налога. Барщина была тяжким бременем, и население с энтузиазмом встретило уступку. На­конец, в годы войны голландцы сочли за благо уравнять на ряде предприятий жалованье индонезийских и голландских служащих, а в армии открыть «туземцам» доступ к офицерский званиям. Естественно, от этих мер выиграли лишь высшие слои коренного населения.

Расточая посулы, идя на вынужденные уступки, Батавия, однако, не забывала и о «политике кнута». Так, генерал-губернатор фан Лимбург Стирум, которого даже индонезийские историки характеризуют как «самого гуманного и мягкого» главу колониальной администрации в XX в., заигрывая с национальными союзами НИ, одновременно не преминул учредить Политическую разведывательную службу, другими словами, охранку.