Социально-экономические и политические последствия деятельности оик в нусантаре

Как свидетельствуют источники, появление и экспансия голланд­цев в Нусантаре воспринимались индонезийцами-современниками как очередное вторжение внешней силы, подобное индийскому, сиамскому, монгольскому, португальскому, а не как нечто необратимое. Следова­тельно, оставалась надежда на устранение этой силы. Борьба ОИК за утверждение торговой монополии на пряности также не рассматрива­лась как принципиально новое явление. Реальность опрокинула эти представления. В отличие от индийцев древности, арабов и гуджаратцев средневековья, голландцы, осев в Нусантаре, не ассимилировались традиционным местным обществом. Купеческая христианская колония ОИК оставалась чужеродным телом, повинующимся законам развития иной общественной формации, иной культурной модели. Она в возрас­тающих масштабах привязывала Индонезию к складывающемуся ми­ровому капиталистическому рынку. При этом, однако, ценные экспорт­ные продукты Нусантары мобилизовывались докапиталистическими ме­тодами (выше уже говорилось о контингентах и лефёренсиях) и прев­ращались в товар уже вне территории Индонезии.

Распространенное в современной Индонезии представление о 350-летнем периоде господства Голландии в Нусантаре не выдерживает критики. На большинстве островов — Суматре, Калимантане, Нуса-тенггаре и Сулавеси (кроме Макассара) — присутствие европейских анклавов до середины — конца XIX в. едва ли оказывало существенное воздействие на традиционный образ жизни населения; на Яве, в зоне прямого управления ОИК, серьезное воздействие европейцев на соци­ально-экономическую жизнь местного общества проявилось лишь в кон­це XVIII — начале XIX в. Только на Молукках вмешательство Ком­пании действительно проявилось с самого начала XVII в. и вызвало фе­номен исторического регресса: ОИК насаждала в местном феодальном обществе фактически рабские формы производственных отношений. Эта компания, как подчеркивалось, пустила в ход весь существующий ап­парат деспотизма для того, чтобы выжать из населения последний грош поборами и заставить его работать до полного истощения, сочетая в своей деятельности все практическое искусство политика со всем моно­полистическим эгоизмом купца.

Однако на других территориях Ост-Индская Компания способствопала процессу феодализации традиционных структур, прежде всего там, где феодализм только еще складывался. На Яве, где он уже существовал, Компания, подобно сусухунанам, ввела на территориях пря­мого управления государственно-крепостническую систему эксплуата­ции^. Разумеется, кроме оброка, голландцы требовали от населения также несения государственной барщины (керджа роди) и безвозмезд­ного обслуживания своих чиновников (керджа панчен), отнюдь не ос­вобождая его при этом от аналогичных повинностей в пользу собствен­ных феодалов — прияи, которые, бюрократизируясь, становились одно­временно агентами фиска ОИК. В результате тяжесть феодального бре­мени удваивалась. Это вызывало бегство крестьян, рост их выступле­ний, квалифицируемых как «аграрный бандитизм», «пиратство» и т. п. В итоге подвергались запустению и обезлюдению целые провинции, происходило разрушение производительных сил.

Немногим лучше было положение дел в княжествах Явы, где вслед­ствие разорительных леференсий Компании феодальная эксплуатация непосредственного производителя также резко усилилась.

Другим ярким примером феодализации было введение категории «Частных земель» вокруг Батавии и других крупнейших городов. Дабы пополнить опустевшую казну, генерал-губернатор фан Имхофф впервые приступил к распродаже в полную собственность земель в окрестностях столицы «нетуземным подданным», т. е. голландцам и богатым хуацяо. Вместе с землями собственник получал феодальное право на труд си­девших на них крестьян-общинников. Доходы от контингентов и лефе­ренсий, прямых и косвенных налогов, словом, от прямой феодальной эксплуатации, а также от огромных контрибуций, которыми облагались побежденные княжества, а также крупные судебные штрафы, — все это в совокупности уже в середине XVIII в. далеко превосходило торговые прибыли ОИК.

Уже подчеркивалась ответственность Компании за умерщвление местных промыслов и оживленной морской торговли Пасисира. Роль яванцев, слывших прежде искусными ремесленниками и мореходами, опытными купцами, была сведена исключительно к земледелию: произ­водству риса и экспортных культур. Зарождение торгово-буржуазного сословия из коренного населения было пресечено. Но поскольку посред­нические функций, внутренняя торговля были необходимы и поле их применения неуклонно расширялось, голландцы, будучи не в состоянии обеспечивать все это собственными силами, переуступили их богатым местным хуацяо. Они также нередко арендовали земли Компании или феодальных князей под выращивание немонополизированных культур, занимались ростовщичеством, откупом сбора налогов и пошлин. Сово­купность этих факторов лишь формировала инонациональную имущую прослойку между «верховным коллективным феодалом» (ОИК) и на­родом и вело не столько к развитию зачатков капиталистических отно­шений, сколько, в лучшем случае, к первоначальному накоплению ка­питала; частная инициатива китайцев также была крайне затруднена. С другой стороны, открывшиеся в XVIII в. горнорудные промыслы (добыча золота и алмазов на Калимантане, олова на островах Банка и Белитунг) осуществлялись китайцами-трудящимися, формировавшими свои клановые «бригады» — конгси (гуньсы). Разделение труда подталкивало развитие обмена (закупки китайскими конгси продовольствия, одежды и т.п.).

Учитывая все эти обстоятельства, приходится констатировать, что, разрушая производительные силы индонезийского общества, нарушая нормальное течение его развития, ОИК, детище торгового капитализма Нидерландов, способствовала развитию в Индонезии не капиталистических отношений, а закреплению и распространению феодализма.

Политические итоги двухвековой деятельности Компании драматичны. С конкуренцией западных соперников было, по крайней мере на время, покончено. К концу XVIII в. ОИК превратилась в огромную территориальную державу с большим числом осударств-вассалов, в распрях между которыми ОИК выступала — не без выгоды для себя — в излюбленной роли третейского судьи. (Только Аче, Банджар, Бали и небольшое число других княжеств сумели сохранить свою независимость). Отныне перемены стали необратимыми, а политическое объединение хотя бы Явы (не говоря уже о всем архипелаге) — невозможным. Десятитысячная голландская община, используя междо­усобицы местных властителей, привлекая в свои войска наемных сол­дат, принадлежащих к местным народностям, превратилась в домини­рующую военно-политическую силу Нусантары XVIII в.

Вместе с тем как форма колониальной власти ОИК изжила себя. Колоссальные расходы, связанные с территориальными захватами, устаревшие методы хозяйствования, перенапряжение сил Компании, прогрессирующая деградация ее аппарата — все это властно поставило в повестку дня переход Индонезии под прямое государственное управле­ние метрополии.