Начало правления махараджи кертанагары. Политическая и идеологическая подготовка объединения нусантары

При Кертанагаре (1268 — 1292) консолидация обшеяванского госу­дарства в восточной и центральной частях острова Явы перерастает в борьбу за внешние территории. Кертанагара пытался как военной си­лой, так и идеологическими средствами создать под эгидой Явы своего рода имперское объединение. Эти далеко идущие планы натолкнулись на действия внешних и внутренних сил, существенно осложнявших их реализацию. Это были: монголо-китайская агрессия, натиск Сукотаи в южном направлении, распространение новых массовых форм религи­озной идеологии (буддизма хинаяны тхеравадского толка в континен­тальной части ЮВА и ислама, начинавшего проникать в островную часть региона), наконец — внутрияванский заговор аристократии, недовольной политикой централизации.

В начале правлении Кертанагары вышеназванные факторы внешне­политического характера еще не приблизились к границам Нусантары, а стабилизация государства Сингасари при махарадже Вишнувардхане создавала благоприятные условия для активной внешней политики.

Кертанагара по своему происхождению принадлежал, как и его отец Вишнувардхана, к той линии тумапельской династии, которая брала начало от Тунгул Аметунга. Он был правнуком последнего. Цент­ром государства оставался Тумапель, область со столицей в городе Сингасари. В Дахе (область Кедири) продолжали жить потомки кедирийского королевского рода, внуки последнего короля Кертаджаи, свер­гнутого в 1222 г. Раджасой. Правители Кедири из этой среды выступали в роли наместников сингасарского короля, но сохраняли, очевидно, немалые права.

Еще в 1254 г. Кертанагара был наделен титулом ювараджи (наследника престола) и до 1268 г. (до смерти отца) некоторое время оставался фактически соправителем Сингасари наряду с Вишнувардханой и Нарасингхамурти. После 1268 г, Кертанагара стал одним из немногих яванских королей, пришедших к власти без эксцессов, связанных с проблемами наследования трона, если только за смертью сопра­вителя его отца Нарасингхамурти не стоял заговор, ускоривший коро­нацию Кертанагары.

Сама линия политического поведения Кертанагары и отдельные данные источников свидетельствуют о том, что это была самоуверен­ная и склонная к переоценке личного духовного влияние персона, Несмотря на традиции пиететного отношения к официальной жизни монарха- деспота, образ действий Кертанагары, как и сами планы, не могли не вызывать неприятия со стороны сановников двора, чиновной верхушки, занявшей свое место при покойном Вишнувардхане. Поэто­му не случайно, что в самом начале своего правления Кертанагара предпринял крупные перемещения в составе высшего аппарата управления. Первый министр, опытный политик Раганатха был заменен двумя выдвиженцами Кертанагэры из числа «новых людей» (Панджи Анграгани и Махиша Аненгах); влиятельный сановник Вирараджа, обладавший большими прерогативами в столичных делах, был «понижен в должности» и переведен па место адипати (провинциального главы) на Восточную Мадуру; был также сменен туменггунс (военная должность); ушел со своего поста и глава шиваитской церкви. В этой перетасовке не обошлось без дворцовых интриг, и все это, конечно, способствовало возникновению скрытой или явной оппозиции. Примечательно, что еще около 1270 г., до начала реализации своей объединительной программы, Кертанагара вынужден был применить силу для подавления мятежа, организованного неким «преступным Бхаей». Есть предположение, что эта запись в «Параратоне» имела в виду выступление против Кертанагары лиц, относящихся к бхаянгкара — дворцовой страже, телохранителям государя. Из других деяний Керганагары, направленных на стабилизацию внутреннего положения, надо назвать установление родственных отношений с возможными соперниками. Кертанэгара выдал одну свою дочь за сына наместника Кедири принца Джаякатванга, Ардараджу, другие дочери Кертанагары (их было две или четыре) были предназначены им в жены внуку Нарасингхамурти, правнуку Раджасы принцу Виджае. Объединив таким образом две династические линии (потомков Раджасы и Тунгул Аметунга), Кертанагара получил в лице Виджаи верного союзника.

Хотя сведения источников о личности махараджи Кертанагары и способах осуществления его планов воспринимаются как весьма разноречивые, все же нет оснований отрицать, что при нем был взят курс на сколачивание под эгидой Сингасари межостровного военно-политического объединения, которое явилось если не начальной формой, то своеобразной прелюдией создания крупнейшей в истории Нусантары державы имперского типа. Остается неясным, с какого времени яван­ское государство для исполнения этих целей стало использовать прямую военную экспансию и засылать морские экспедиции. Одни источники относят это к середине 70-х гг. XIII в. Другие к последним годам жизни Кертанагары (1290—1292 гг.). При этом необходимо учитывать, что это была лишь одна, возможно, не главная, сторона объединительной программы. Другая предусматривала совокупность традиционных невоенных, религиозно- политических способов утверждения власти и территориальных амбиций вне Явы. Но с ней были связаны различные аспекты политического поведения Кертанагары с самого начала его правления.

Прошло не менее пяти-шести лет со дня восшествия на прстол сингасарского махараджи, прежде чем были предприняты декларативные акции, свидетельствующие о начале объединительной политики за пределами Сингасари. За это время укрепились позиции буддийской религии в системе государственной идеологии за счет приверженности самого Кертанагары к мистической философии и обрядности калачакры, учения таенрйиского буддизма, которое культивировалось яванским и малайским двором. На Суматре у правителей Мелаю калачакра была известна еще в XI — XII вв., и теперь она послужила обоснованию яванской экспансии. В систему своих тайных мистических обрядов калачакра использовалась Кертанагарой как средство обретения «космиче­ских сил», но в аспекте, обращенном к подданным государства и его соседям, это была составная часть нового унифицированного варианта культа обожествленного монарха, власть и личность которого теперь преподносились кок олицетворение синкретического божества, объеди­нившего черты Шивы и Будды. Силой шакти (всепроникающей магиче­ской силой) этого божества и намеревался править Кертанагара, и с этим были связаны две идеологических акции.

С началом своего правления Кертанагара приказал воздвигнуть на Восточной Яве, в местности, где некогда аскетом Бхарадой была проведена пограничная линия, разделившая Джанггалу и Кедири, статую Будды — Аксобхьи, символизировавшую господство централизаторской идеи, идущей от монарха-деспота, над сепаратистским началом. Это не могло не усилить враждебных отношений со стороны кедирийской вер­хушки. Происходила постепенная монополизация высшей власти в стра­не родом тумапельских правителей. В центральных провинциях хозяе­вами становились прабху — родственники государя, сам же монарх счи­тался «божественным прабху» и как таковой носил особый титул — «бхатара», оставляя за собой и титул верховного правителя — маха­раджи. По данным эпиграфики с 60-х гг. XIII в. Джанггалой и Панджалу (Кедири) управляли так называемые «подчиненные прабху» (самантапрабху). Джаякатванг, став свойственником Кертанагары и войдя в среду прабху, очевидно, правил именно в этом статусе «подчиненного прабху». Но его, потомка древнего кедирийского рода, вряд ли это устраивало.

В 1275 г. в Сингасари было объявлено об обретении Кертанагарой сущности Шивы-Будды, Это произошло при активном участии новых министров. Как носитель титула бхатары Кертанагара объявил себя инкарнацией синкретического божества, сочетавшего качества дхьяни-будды (будды созерцания) и свирепого аспекта Шивы — Бхайравы. Конечно, эта акция вряд ли была возможной без религиозной политики отца Кертанагары, Вишнувардхаиы, и в этом смысле явилась ее логи­ческим завершением. Апофеоз Кертанагары должен был означать, что подчинение сингасарскому суверенитету есть благо, так как все сторо­ны света подвержены воздействию благодатной шакти этого монарха, Однако не лишено оснований предположение, что побудительным мо­тивом, ускорившим не только эту конкретную акцию, но и в известной мере проведение объединительной программы в целом, была нарастав­шая угроза монголо-китайского вторжения.