В.Г. Гак. О плюрализме в лингвистических теориях3

Конец XX века ознаменовался многочисленными попытками ос­мыслить состояние и методологию современной науки, ее достижения и перспективы, в том числе и в области языкознания. Проводились конференции на эту тему (например «Лингвистика на исходе XX ве­ка», 1995), выпускались специальные труды («Язык и наука конца XX века». М., 1995). Подробно описываются различные теории и теоретические парадигмы, сменяющие друг друга. Но, пожалуй, наи­более существенное отличие новых тенденций заключается не в сис­теме конкретных понятий и подходов, используемых в той или иной теории, но в общих положениях, касающихся теории познания. Во всех разделах языкознания проявляется большое разнообразие мне­ний и теорий при истолковании одних и тех же фактов, при освеще­нии одних и тех же объектов науки. Современная методология науки склонна видеть в этом плюрализме мнений не слабость науки и недостаток научных исследований, а их достоинство. «Пролиферация теорий благотворна для науки, в то время как их единообразие ослабляет ее критическую силу» (Фейерабенд 1986, 142). И тот же автор подчеркивает: «В единстве мнений нуждается церковь, испуган­ные или корыстные жертвы некоторых [...] мифов либо слабовольные и добровольные последователи какого-либо тирана. Для объективного познания необходимо разнообразие мнений. И метод, поощряющий такое разнообразие, является единственным, совместимым с гумани­стической позицией» (Там же, 179).

Аналогичную мысль высказал еще Дж. С. Милль, писавший: «Плюрализм мнений, воплощающий в себе свободу мышления, есть необходимое условие истины» (МШ 1909, 222). Догматическое научное образование,

подчеркивал он, несовместимо с гуманистическим мировоззрением (цит. по: Карсавин 1987, 16). <…>

В разнообразии научных мнений, в том числе и в сфере лингвистики, следует видеть не «анархию» в теории познания, не проявление субъективизма исследователей, но отражение свойств самих языковых фактов и явлений, а также отражение свойств человека-исследователя .

Причины плюрализма в лингвистике. Ниже мы подробнее рассмотрим причины различных теоретических истолкований языковых фактов.

В лингвистических трудах с теоретическим плюрализмом мы встречаемся на каждом шагу. Постоянно обнаруживаются расхождения в классификациях, в терминологическом обозначении понятий, в теоретическом объяснении одних и тех же языковых явлений. Одно и то же слово по-разному представлено в разных словарях. Даже самая скромная описательная «практическая» грамматика языка основывается на определенной лингвистической теории: номенклатура частей речи, грамматических категорий, используемая терминология представляют собой результат определенного теоретического осмысления языковых фактов – сравнения, классификации и других мыслительных процессов, составляющих сущность научного познания. <…> Вот характерный пример. <…>

В русской грамматике слова мой, твой, этот и т. п. традиционно относились к местоимениям (см., например, «Грамматика русского языка», 1952, т. 1, 387), хотя и отмечались различия между ними. В «Русской грамматике» (ч. 1, 542) эти слова под названием местоименные прилагательные отделены от местоимений как части речи и включены в класс прилагательных в качестве особой семантической группы наряду с качественными, относительными и порядковыми прилагательными. <…>

Плюрализм в лингвистике не только возможен, но и неизбежен. Как и всякая другая наука, лингвистика преследует двоякую задачу: описание явлений, фактов языка и постижение сущности этих явлений, то есть определение их значимости, их положения в системе языка, их природы и закономерностей их функционирования. Изучая разнообразные формы проявления языковых фактов, наука стремится вскрыть их сущность, их внутреннее содержание. Но путь от «видимых» явлений к «невидимой» сущности непрост: исследователи сталкиваются здесь с рядом факторов, которые осложняют поиски науч­ного решения, делают данное научное осмысление не единственно возможным.

Факторы, вызывающие к жизни плюрализм интерпретации, можно разбить на две группы:

– объективные факторы, касающиеся объекта исследования, или внутрен­ние по отношению к объекту;

– субъективные факторы, касающиеся субъекта исследования, самого ис­сле­дователя, внешние по отношению к объекту лингвисти­ческого анализа.

Среди объективных факторов можно отметить:

1) недискретность многих языковых явлений;

2) асимметрию, свойственную языковым знакам;

3) многоаспектность языковых явлений.

Недискретность языковых явлений обнаруживаются в частом отсутствии жестких разграничительных линий между ними, что создает объективные трудности для их различения и классификаций. Во многих случаях анализируемые языковые явления образуют своего рода спектр, где между отрезками четко различающихся цветов находятся переходные зоны, которые трудно приписать определенному цвету.

Факты языка формируют некоторый континуум – цепь постепенных переходов; крайние звенья этой цепи четко различаются между собой, но они связаны зоной постепенных переходов, где невозможно раз и навсегда провести разграничительные линии. Исходя из того или иного фактора исследователи проводят эти линии по-разному, различным образом строят классификации внутри этого континуума, вследствие чего различно определяется природа одних и тех же фактов и формулируются разные теоретические решения.

Язык, как и другие явления действительности, может изучаться в четырех аспектах: во времени и в пространстве, в структуре и в функционировании.

Недискретный, континуальный характер языковых явлений, при котором между явными, четко различающимися элементами имеется промежуточный слой, в котором наблюдается постепенный переход от одного элемента к другому, может проявляться во всех отмеченных четырех аспектах.

Во временном аспекте континуальность проявляется наиболее на­глядно в периодизации истории языка.

Языковое развитие идет непрерывно и при этом неравномерно: значите­ль­ные изменения в сфере фонологии или бурное развитие словарного состава языка не обязательно сопровождаются столь же существенными сдвигами в грамматическом строе языка, и наоборот. В связи с этим возникают различные мнения по вопросу о периодизации истории языка, и нередко периоды определяются не только на основе фактов внутренней эволюции языкового строя, но в еще большей степени исходя из явлений внешней истории языка, которые оказывают влияние на функционирование языка, а через него и на развитие его строя. Так, начало периода старофранцузского языка одни авторы связывают с началом правления Карла Великого (768 г.), другие – с распадом империи Карла Великого и выделением французского государства (843 г.), третьи (А. Доза) – даже с воцарением династии Капетингов (987 г.). Любая из этих «точных» дат оказывается неточной: новый этап в развитии языка охватывает длительный отрезок времени, и любая привязка его к определенному историческому событию окажется условной. Но без подобных условных вех обойтись нельзя.

Континуум языковых фактов наблюдается и в пространственном аспекте, в связи с чем во многих случаях оказывается затруднительным проведение границ между диалектами, вариантами языка, выделение и классификация самих языков. Ввиду несовпадения изоглосс, при выделении и классификации диалектов, иногда и языков, в качестве идентифицирующего принимают какой-либо определенный признак, чаще всего фонетический. Естественно, что при обращении к иным признакам границы диалектов и их классификация будут определены иначе. Нередко и в этом случае оказываются решающими факты внешней лингвистики – государственные границы, наличие литературной формы языка и пр. Например, каталанский язык структурно близок к окситанскому (провансальскому), но они не только считаются разными языками, но причисляются к разным языковым группам (соответственно к иберо-романским и галло-романским), поскольку в течение веков первый находился в орбите испан­ского языка, второй – в сфере влияния французского.

Вообще романские языки четко различаются на уровне литературных форм: перелетев из Парижа в Лиссабон или в Рим, мы сразу чувствуем, что попадаем в сферу иного языка. Но на уровне сельских диалектов зона романских языков (Коташа) похожа на ковер, в котором один цвет постепенно и незаметно переходит в другой. Если идти пешком по деревням, где сохранились диалектные особенности, то будет незаметно, как валлонский диалект Бельгии перейдет в пикардский во Франции, последний в нормандский, нормандский в западные и далее в юго-западные диалекты французского языка, затем наступит область гасконского диалекта, являющегося промежуточным между окситанским и испанским языком и, наконец, через испанские диалекты Арагона, Кастилии, Кантабрии и Астурии мы войдем в зону галисийского языка, который занимает промежуточное положение между испанским и португальским языками. Не случайно ученым, занимавшимся классификацией романских языков и диалектов, приходилось вводить специальные названия для таких промежуточных явлений в романских языках. Например, Асколи выделил франко-провансальский язык, объединяющий признаки француз­ского и провансальского, Амадо Алонсо ввел понятие о языках-мостах, занимающих промежуточное положение между испанским и окситанским (провансальским). <…> В силу пространственной недискретности определе­ние самого числа романских языков дает основание для различных решений.

В аспекте функционирования можно отметить в первую очередь зыбкость границ между стилистическими уровнями (регистрами) речи. Последние также образуют континуум. Например, во французском языке между диалектами и литературным языком располагают­ся промежуточные формы: «офранцуженный» диалект и региональный литературный язык. Таким образом, в языке образуется система из четырех уровней: литературный (кодифицированный) французский язык – региональный литературный язык – «офранцуженный» диалект (dialecte francisé) – собственно диалект. <…>

Недискретность в высшей степени свойственна и структурному аспекту языка. Языковые структуры образуют ряды, в которых лишь крайние элементы явным образом отличаются друг от друга, но эти элементы связаны промежуточными явлениями, так что нередко трудно провести между ними четкие границы. Например, между одним словом, составляющим один член предложения (читаю), и двумя, образующими два члена предложения (читаю книгу), находится цепь промежуточных явлений: аналитическая морфологическая форма слова (буду читать), два слова, составляющие один аналитический член предложения (хочу читать), так что границы слова и члена предложения могут определяться по-разному. Стану читать и начну читать занимают место, по-видимому, между буду читать и хочу читать, причем приходится специально определять, почему стану читать нельзя рассматривать как аналитическую форму глагола, подобную буду читать (Виноградов, 570). <…>

Вторая причина сложностей теоретического осмысления языкового материала заключается в асимметрии, то есть в несоответствии плана выражения (форм) и плана содержания (значений). <…>

Ограничимся некоторыми примерами. <…> Лингвисты … порой считают, что совершенство природы языка заключается в стройности и полагают исследование завершенным, если удастся языковую стихию отобразить в виде определенной симметричной схемы, заполнить в ней «пустые клетки» и т. п. Однако язык представляет собой чрезвычайно «асимметричное» явление, ввиду асимметрии одно и то же языковое явле­ние может получить несколько разных теоретических толкований, число которых, однако, всякий раз ограничивается природой данного конкретного объекта.

Например, в русском языке система глагольных времен обнаружи­вает асимметрию:

Несоверш. вид читал читаю буду читать

Соверш. вид прочитал – прочитаю

Форма прочитаю получила в науке троякую интерпретацию: 1) она рассматривается как будущее время, но при этом допускается асимметрия: два времени в одном виде, три в другом; в несовершен­ном виде обнаруживается «пустая клетка» – отсутствует настоящее время; 2) она рассматривается как форма настоящего-будущего; в этом случае асимметрия принимает форму многозначности: одна форма реализует два значения; 3) она рассматривается как реализация двух омонимов: формы настоящего и формы будущего времени. В этом случае пустая клетка схемы заполняется, но асимметрия сохра­няется: различия в значениях не подкрепляются различиями форм. <…>

Аналогичное явление рассматривалось в русском словообразова­нии. Наименования жителя типа: волгоградец, лондонец, парижанин являются морфологически прозрачными, симметрично сформирован­ными. Они состоят из основы (Волгоград, Париж) и суффикса -ец, -анин. Однако в наименованиях орл-ов-ец, ялт-ин-ец, харъков-ч-анин между основой и суффиксом появляется дополнительный элемент -ов-, -ин-, -ч-. Этот элемент в теории русского словообразования получал троякую интерпретацию:

– его присоединяют к основе, в связи с чем признается существо­вание двух основ: краткой и расширенной: ор(е)л- и орлов-; последняя употребляется в производных словах: орловский, орловец. В этом случае признается асимметрия основы;

– его включают в суффикс, в связи с чем признается наличие двух форм суффикса – краткой и расширенной: -ец и -овец, -иней; -анин и -чанин. Асимметрия в этом случае усматривается у суффикса;

– его считают «вводным элементом», «интерфиксом»: -о-, -е-, -ин-, -ч-, не принадлежащим ни к основе, ни к суффиксу, при таком решении носителем асимметрии является сам этот элемент.

Стремление видеть обязательно стройность в структуре языка побуждает ученых предлагать разные решения одних и тех же проблем. <…>

Полиаспектностъ объекта – третье обстоятельство, обусловли­вающее разнообразие теоретических решений, – состоит в том, что сам исследуемый объект имеет множество граней, связей, проявлений. Любой научный анализ является углублением нашего представ­ления об объекте, но вместе с тем и абстрагированием от некоторых его свойств. В процессе научного познания делается упор на определенную грань объекта, что позволяет углубленно изучить данный аспект явления, но вместе с тем делает возможными различные решения. Многие расхождения в интерпретации языковых явлений, о которых шла речь выше, определяются тем, что само явление многосторонне. Так, местоименные прилагательные совмещают формальные грамматические признаки прилагательных и семантические признаки местоимений, что позволяет их классифицировать по-разному. Будущее время выражает действие проблематичное, которое еще не совершилось. Вследствие этого оно несет в себе определенную модаль­ную окраску. Это заставляет видеть в форме будущего времени то временную форму индикатива, то предположительное наклонение. <…>

Различные интерпретации акцентируют то или иное свойство языкового явления, способствуют расширению и углублению знания о нем. При этом следует подчеркнуть, что число разнообразных теоретических интерпретаций, касающихся определенного языкового явления, не бесконечно: оно определяется самой спецификой данного явления. <…>

Расхождения в терминологии также могут объясняться тем, что, формируя термин, авторы берут за основу различные признаки одно­го и того же явления.

Этимологически термин может обозначать либо собственные признаки языкового явления (семантические, формальные или функцио­нальные), либо его положение по отношению к другим явлениям (в синтагматике или парадигматике). При синтагматической основе наименования указывается сочетаемость данного элемента с другим либо его позиция по отношению к другому элементу; при парадигматическом обозначении отмечается позиция данного элемента в условном парадигматическом ряду. Эти типы номинации причудливо объеди­няются в терминологических системах. Если взять систему обозначе­ния частей речи, то мы увидим, что некоторые части речи получили свое название по содержанию (существительное – субстантив – обозначение субстанции), другие – по функции (союз – калька с conjunctio – соединение; функция союза – соединять слова и предложения), третья – по синтаксическим связям (предлог, прилагательное, наречие). В глагольной системе одни времена (настоящее время, имперфект и др.) названы исходя из значения форм, другие (сложное будущее в русском языке, простое и сложное прошедшее во французском) – исходя из формы, третьи – по их положению в парадигматическом ряду (Futurum I, II в немецком языке). В русской грамматике все падежи получили семантические обозначения (именительный, дательный и т. п.), кроме предложного, названного так по его синтаксическому признаку (он всегда употребляется с предлогом). <…>

Таким образом, недискретность, свойственная многим языковым фактам, их полиаспектность, а также частая асимметрия, отход от взаимооднозначного соотношения формы и содержания в языке стимулирует теоретический плюрализм в языкознании. Однако признание закономерности теоретического плюрализма отнюдь не ведет к гносеологической анархии (не «все дозволено» = не «все годится»), так как разнообразие точек зрения на объект не бесконечно: число и характер интерпретации определяется самим данным объектом, их, следовательно, можно логически исчислить и предсказать. По каждой проблеме может быть лишь ограниченное число решений, определяемых характером самого объекта, и нередко некоторые интерпретации оказываются квазиплюралистическими: они в иной терминологии лишь повторяют уже высказывавшуюся в науке теорию. <…>

Из субъективных факторов особое значение для возникновения плюрализма в теоретическом истолковании языковых явлений имеют два, связанные оба с особенностями человеческого мышления:

– нежесткий, расплывчатый характер понятий, которыми опери­руют люди;

– избирательность субъекта познания по отношению к объекту; пластичность человеческого мышления и восприятия, тесно связанно­го с прагматизмом, с интересами и потребностями человека в момент речи, в любой данный момент.

Первая особенность мышления – нежесткость, расплывчатость, недискретностью, континуальным характером самих явлений, отображаемых мышлением. Вторая соотносится со вторым и третьим объективными факторами: многоаспектностью объекта и асимметрией языковых знаков. <…>

Нечеткие понятия. В современной лингвистике уже прочно укре­пилось представление, что человек мыслит нечеткими, расплывчаты­ми понятиями. В научном анализе вследствие этого следует исходить из существования нечетких множеств. Это было обосновано в работах Л. Заде, который подчеркивал, что элементы нечеткой логики и приблизительных способов рассуждении более подходят для гуманистических систем, нежели обычные численные методы анализа (Заде 1976, 5). В качестве примера он привел понятия, связанные с возрастом. Границы между понятиями «очень молодой», «молодой», «старый» нежестки, разные носители языка устанавливают их по-разно­му. Р. Г. Пиотровский наглядно показал это, сопоставляя понятия русского языка, относящиеся к возрасту. Значения слов младенческий, детский, отроческий, юношеский, молодой, среднего возраста, старый имеют колеблющиеся границы, перекрывают друг друга (Пиотровский 1975, 209). Аналогичное явление имеет место и во французском языке (Гак 1966, 31).

Нечеткие множества и соответствующие им расплывчатые понятия представляют собой динамическое явление. Они могут подвергаться операции сгущения, уменьшающей их нечеткость, и размывания, увеличивающей их (Пиотровский 1975, 213). В языковом оформлении расплывчатых понятий большую роль играют «аппроксиматоры», выражающие приблизительность, такие слова как более или ме­нее, примерно, наверное и тому подобные квантификаторы и модаль­ные слова.

С расплывчатыми понятиями лингвисты столкнулись еще в начале века, когда стали изучать способы обозначения различных объектов в романских диалектах. <…> Они [расплывчатые понятия] представляют собой «понятия с твердым ядром и нечеткими границами» (Quadri 1952, 99). Вокруг относительно постоянного ядра такого понятия образуются сильно изменяющиеся элементы пред­ставлений и ощущений. Действительно, например, опыт, произведен­ный Р. Г. Пиотровским по разграничению понятий «утро», «день», «вечер», «ночь», показал, что в отношении какого-то часа у испытуемых расхождения нет (например, все 100% опрашиваемых определили полночь – 0 часов – как ночь), в то время как по поводу некоторых других периодов суток был значительный разброс мнений (например, 4 часа одни определили как ночь, другие как утро). Момент 0 часов составил, таким образом, ядро понятия «ночь», тогда как 3-4-5 часов образовали нечеткую периферию понятия, постепенно переходящую в понятие «утро».

Положение о том, что обычные понятия содержат твердое ядро и нечеткие границы, является первостепенным для истолкования язы­ковой семантики. Благодаря наличию твердого ядра в понятии и, следовательно, в значении слова осуществляется взаимопонимание людей, говорящих на одном языке. Нечеткость границ понятия (и значения слова или грамматической формы) позволяет языку нор­мально функционировать как средству общения. Язык должен быть организован так, чтобы на нем можно было бы все сказать, выразить даже то, для чего нет специального обозначения в языке. <…>

Избирательность. Прагматический характер процесса формиро­вания понятий и наименования. Известно, что объекты избираются согласно потребностям животных (Поппер 1983, 26). Согласно своим конкретным потребностям … смотрит на предметы объективного мира и человек. В одном и том же объекте выделяются различные черты в зависимости от отношения к нему наблюдателя. Наблю­дение, восприятие всегда носят избирательный характер, и один и тот же молодой человек в университете воспринимается как студент, для своих соучеников он будет приятелем, другом, однокурсником и т. д., в транспорте он окажется пассажиром, придя домой – сыном или братом, для соседки – сыном соседа и т. п. В зависимости от этого он подводится под различные понятия и в речи получает различные обозначения. Даже когда мы употребляем слово, казалось бы, в его одном и том же значении, мы можем иметь в виду различные свойства обозначаемого им предмета в зависимости от конкретной «потребности» или конкретного «интереса» по отношению к данному предмету.

Слово окно определяется в словаре Ожегова–Шведовой так: «отверстие в стене для света и воздуха, а также рама со стеклом, закрывающая это отверстие». Когда мы говорим В этой комнате много окон и трудно расставить мебель, то имеется в виду только «отвер­стие в стене», вопрос света и воздуха нас не интересует. Однако фраза Она подошла к окну, чтобы прочитать письмо показывает, что че­рез окно в комнату проникает свет; фразы Здесь душно, открой окно и Не стой у окна: дует подчеркивают, что через окно в комнату вхо­дит воздух и это может быть хорошо или плохо для человека. Фраза Мальчишки, играя в мяч, разбили окно отражает признак окна: его стекла; предложение Окна покрасили в зеленый цвет соотносится уже с другим его признаком – рамами, а Это окно закрасили белым снова возвращает нас к стеклам. Фраза На окнах стояли цветы указывает уже не на само окно, а на связанный с ним соседний предмет – подоконник, так же как и Он сел на окно. Окно связывает помещение с внешним миром, что отражается во фразах: Посмотри в окно: почему такой шум на улице; Кто-то постучал в окно; Он выбросил это в окно (= на двор, на улицу).

Каждый раз воспринимающий и говорящий субъект выделяет определенные аспекты, свойства объекта; другие его свойства остаются «в тени», так как они не представляют практического интереса в данный момент. Невозможно говорить, однако, об изменении значения слова окно в приведенных выше фразах: референтное отношение остается одним повсюду, но это выделение разных аспектов предмета при его обозначении содержит в зародыше возможность изменения значения слова, это как бы «предполисемия слова». Об этом свидетельствует то, что данное слово в разных контекстах можно заменить синонимами внутри данного языка (ср. стекло, рама, подоконник)… Кроме того в каждом употреблении слово имеет различную дистрибуцию и выбор глагола или прилагательного может свидетельствовать, какой аспект окна имеется в виду. Например, большие окна, слишком маленькое окно указывают на окно как на источник света, прилагательное цвета показывает, что речь идет о раме, глаголы открывать, закрывать показывают, что имеется в виду связь с внешним миром и т. п.

На основе выделения различных аспектов предметов формируются производные значения слова, которые реализуются в собственной по­лисемии слова, в его дериватах и во фразеологических единицах. Так, окно в расписании восходит к основной характеристике окна – «отверстие в стене», «разрыв в сплошной поверхности (стены)», так же как и значения слова окно – «просвет для пропуска воды в дам­бе»; окно в мир (или окно в Европу) символизируют другой аспект окна, «связь с внешним миром».

Избирательность, прагматичность (зависимость от конкретных условий и интересов) и пластичность (легкость перехода от одного аспекта объекта к другому) человеческого восприятия касается и объ­ектов исследования в науке. Способность исследователя выделять разные черты у изучаемого объекта, по-разному группировать, классифицировать объекты также является одним из важных факторов научного плюрализма. <…>

Но следует подчеркнуть, что эта избирательность не бесконечна, она зависит от свойств самого объекта, от его отношений к другому объекту и к наблюдателю. Следовательно, во многих случаях можно заранее определить, логически исчислить все возможные паузные интерпретации данного объекта исходя из свойств самого объекта. Выше мы видели, что по вопросу о форме приду в русском языке может быть три мнения, то же и относительно элемента -ч- в харьковчанин. <…>

Разнообразие научных мнений – объективная данность, в нем не следует видеть ни «анархии», ни проявления пустого субъективизма исследователей, но отражение свойств самих фактов и явлений, если речь идет о лингвистике, а также свойств человека-исследователя. Произвол и «анархия» устраняются благодаря исчислимости вариантов научных решений.

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОПРОВЕРКИ

1. В чем заключается плюрализм современной теоретической лингвистики?

2. Почему, по мнению В.Г. Гака, плюрализм в лингвистике возможен? Неизбежен?

3. Назовите объективные факторы, обусловливающие плюрализм современной лингвистики.

4. Какие виды языковой недискретности выделяет В. Г. Гак? Дайте определение темпоральной, пространственной, структурной и функциональной языковой недискретности (континуальности). Приведите примеры.

5. В чем заключается полиаспектность языкового знака?

6. В чем проявляется асимметричность языкового знака?

7. Чем определяются пределы интерпретации языкового явления исследователями ?

8. Назовите субъективные факторы, обусловливающие плюрализм современной лингвистики.

9. Какие особенности восприятия человеком мира и языка обусловливают плюрализм современной лингвистики?

10. Почему понятия, которыми оперирует человек, называются нежесткими?

11. Охарактеризуйте избирательность, прагматичность и пластичность человеческого восприятия.