Семантика потери и лексическая сочетаемость глагола потерять

Т. А. Шароглазова

Сибирский федеральный университет, г. Красноярск

Семантике действия посвящено немало работ (Ш. Балли, Н. Д. Арутюнова, Фр. Ф. Джусти и т. д.). Обычно действие понимается как «процесс, подчиненный представлению о том результате, который должен быть достигнут, то есть процесс, подчиненный сознательной цели» (А. Н. Леонтьев). Однако Т. И. Стексова и Т. В. Шмелева выделяют кате-горию невольность осуществления, отражающую отсутствие волевого начала в осуществлении какого-либо события.

Данная работа посвящена потере как ситуации особого рода. Целью данной работы является рассмотрение особенностей ситуации потери и разнообразия лексической семантики глагола терять, обозначающего эту ситуацию.

Потеря связана с пресуппозицией посессивного отношения. В ситуа-ции потери подразумевается, что изначально некий субъект обладал неким объектом. Прототипическая ситуация потери характеризуется из-менением этого отношения, скачкообразным и неконтролируемым, т. е. не зависящим от воли субъекта: субъект не отмечает его протяженности, и случается, что он даже не знает о потере или замечает ее только спустя некоторое время.

Влияние лексического окружения на семантику глагола было исследо-вано на выборке 300 контекстов. Анализ показал, что сочетание глагола с существительными разных семантических классов создает большее или меньшее отклонение от прототипической модели, например: Я теряю терпение, где отсутствует мгновенность потери.

Несмотря на то, что для ситуации характерно отсутствие цели или намерения, необходимо отметить, что встречаются случаи, когда интенция есть в контексте, при этом она должна выражаться эксплицитно. Обычно присутствуют какие-либо маркеры намеренности, что также блокирует отнесение данной ситуации к прототипической модели.

В докладе будут показаны конкретные примеры сочетания глагола те-рять с существительными разных семантических классов, приводящего к ослаблению или утрате скачкообразности процесса или «невольности осуществления».

Научный руководитель – д-р филол. наук, доцент И. Е. Ким

Социология

47

УДК 316.334.56

Особенности функционального зонирования в городах и точка зрения жителей (на примере нескольких российских агломераций)

А. В. Пироцкая

Новосибирский государственный университет

Тема города является актуальной и привлекает внимание социологов на протяжении практически целого столетия. Феномен города и городской жизни получили рассмотрение у таких классиков социологической мысли как Макс Вебер, Георг Зиммель, Фердинанд Тённис, Эмиль Дюркгейм. Наиболее яркое выражение социология города получила, став объектом изучения Чикагской социологической школы и таких её представителей как Роберт Парк, Эрнст Бёрджесс и Луис Вирт.

Несмотря на широкое освещение проблемы городской жизни классиками, это явление остаётся широко проблематизируемым и по сей день. Этому можно найти ряд объяснений: с одной стороны семимильными шагами идёт процесс урбанизации - всё больше людей сейчас живут в городах, небольшие населённые пункты приобретают городской статус, разрастаются уже существующие города. С этой точки зрения интерес для социологического исследования представляет то, как специфика существования в городе меняет образ жизни людей, как они приспосабливаются к меняющимся условиям, что они думают по этому поводу. С другой стороны, люди, живущие в городе, постоянно подвергают его различным изменениям в соответствии со своими потребностями, приоритетами; это воздействие всё усиливается с каждым днём. А значит, идея изучения некого симбиоза человека и города становится всё более актуальной. Помимо этого злободневной остаётся проблема трактовки города как опасного и порочного, противопоставление его с сельской общиной. Несмотря на то, что с момента зарождения такой теории наука и техника шагнули вперёд, что, на первый взгляд, снимает вопрос о пагубности городского образа жизни, выявляя его преимущества, как для человека, так и для общества в целом, при более детальном рассмотрении заставляет задуматься о действительных экологических эффектах появления больших городов и рассмотрении сельского образа жизни как альтернативы городскому.

В числе обширных вопросов, обсуждаемых в рамках социологии города, особое внимание уделяется проблемам разделения территории на функциональные зоны. Специфика зонирования города оказывает значительное влияние на образ жизни проживающих в нём жителей и восприятие ими городской структуры. Поэтому вопрос исследования 48

функциональных зон города является актуальным для изучения социологами. В данном исследовании при рассмотрении зонирования городов учитывается как объективный фактор, то есть реально наблюдаемые особенности того или иного города, так и субъективный – представление жителей об этих особенностях. В качестве методов исследования используется анализ карт городов на основе базы данных 2GIS с целью получения информации об особенностях функционального зонирования в данном городе (объективный аспект), а также интернет-интервью с жителями изученных городов с целью выяснения их мнения относительно особенностей функционального зонирования в их городе (субъективный аспект). Анализ карт городов включает в себя сбор информации о примерной численности жителей выбранного участка города (на основе данных о численности избирателей в той или иной УИК), затем о наличии в этом участке зданий, имеющих различные функциональные назначения (например, школы, музеи, больницы, рестораны, разнообразные магазины и пр.).

Выборка городов включает следующие: Екатеринбург, Казань, Красноярск, Нижний Новгород, Новосибирск, Томск, Уфа, Челябинск. Сопоставление результатов анализа карт и материалов полуформализованных интервью с жителями данных городов показывает, что существенные различия в функциональном зонировании между рассматриваемыми городами определяют и существенные различия в восприятии городов их жителями.

В качестве результата исследования получено представление о том, каким образом изучаемые города разделены на зоны, чем это деление различается между собой. Также выявлено восприятие особенностей зонирования города его жителями: как происходит выделение жителями центра города, «спальных» и отдалённых районов, «своего» района, чем похожи и различаются эти районы между собой. В итоге было получено небезынтересное систематическое описание особенностей функционального зонирования в различных городах, дополненное восприятием этих особенностей непосредственно жителями.

Научный руководитель – А. Е. Карпов.

Археология

ОРУДИЙНЫЙ КОМПЛЕКС СРЕДНЕГО ПАЛЕОЛИТА

ИЗ ВОСТОЧНОЙ ГАЛЕРЕИ ДЕНИСОВОЙ ПЕЩЕРЫ

М. Б. Козликин

Новосибирский государственный университет

Институт археологии и этнографии СО РАН

Денисова пещера, расположенная в среднегорной зоне Алтая, в настоящее время является одним из наиболее перспективных объектов для изучения культуры и окружающей среды палеолитического человека на территории Северной Евразии. Археологические работы последних лет ведутся в восточной галерее пещеры и направлены на изучение рыхлых отложений, вмещающих культурные остатки эпохи палеолита. Наиболее выразительная коллекция каменных артефактов среднепалеолитического возраста была получена из литологических слоев 12–15. Одним из актуальных является вопрос об однородности каменной индустрии в пределах этих стратиграфических подразделений. В данной работе приводятся результаты одного из этапов разработки этой проблемы на основе анализа орудийного комплекса.

Набор типологически выраженных орудий из слоя 15 насчитывает 17 экз., что составляет 1,8% от числа заготовок (здесь и далее под заготовками подразумеваются целые и фрагментированные отщепы и пластины). Основу набора составляют зубчатые орудия – 7 экз. Имеется также три скребла, два ножа, три шиповидных и три орудия с подтеской. Наиболее характерный тип заготовки – крупный короткий отщеп; ретушь, как правило, краевая, крутая, чешуйчатая, крупнофасеточная, сильно модифицирующая.

Коллекция орудий из слоя 14 представлена 91 предметом (1,9% от количества заготовок). Зубчато-выемчатый компонент, включающий зубчатые, выемчатые и шиповидные орудия, составляет более половины коллекции – 52 экз. (57%). Многочисленны скребла – 22 экз. (24%). Остальная часть коллекции представлена тремя ножами, семью усеченными, четырьмя тронкированно-фасетированными и тремя орудиями с подтеской. Преобладающий тип заготовки – крупный короткий отщеп, реже орудия оформлены на удлиненных сколах. Ретушь преимущественно дорсальная, краевая, крутая, чешуйчатая, крупнофасеточная, средне- или сильно модифицирующая.

Орудийный комплекс из слоя 13 насчитывает 15 экз. (2,5% от числа заготовок). Шесть зубчатых, два выемчатых, три шиповидных орудия. Единичными экземплярами представлены скребло, нож, резец и орудие с 20

подтеской. Типы заготовки и характер вторичной обработки во многом схожи с материалами из двух нижележащих слоев.

Более многочисленная коллекция орудий характерна для индустрии из слоя 12 – 176 экз. (6% от количества заготовок). Лидирующую позицию занимают скребла – 76 экз. (43%). На втором месте группа зубчато-выемчатых изделий – 56 экз. (32%). Остальную часть коллекции составляют ножи, пластины с ретушью, усеченные орудия, острие на отщепе, проколка, скребки, резцы, долотовидные, комбинированные орудия и изделия с подтеской. Среди заготовок преобладают крупные удлиненные сколы. При доминировании дорсальной краевой крутой чешуйчатой крупнофасеточной средне- или сильно модифицирующей ретуши возрастает удельный вес захватывающей и распространенной, субпараллельной и параллельной ретуши.

Представленная характеристика орудийных наборов, несмотря на ее весьма сжатый вид, демонстрирует явную неоднородность в среднепалеолитическом комплексе восточной галереи. В индустрии из слоев 15–13 более половины коллекции орудий отводится на хорошо развитый зубчато-выемчатый компонент. В коллекции из слоя 12 его удельный вес падает до 32%. Любопытно количественное распределение скребел – от 24% в индустрии из слоя 14 до 43% в комплексе из слоя 12. При этом параллельно с количеством, увеличивается и типологическое разнообразие скребел – с 8 до 26 наименований соответственно. Аналогичное явление происходит с группой орудий, характерных для верхнего палеолита. Если в слоях 15–13 отмечено малочисленное присутствие ножей, усеченных орудий и изделий с подтеской, то в слое 12 их количество не только возрастает, но и появляются скребки, пластины с ретушью, резцы, проколки и т.п. Определенная динамика отмечена также в использовании заготовок. В индустрии из слоев 15–13 предпочтение отдавалось крупным коротким отщепам; в коллекции из слоя 12 преобладают крупные удлиненные заготовки, впервые зафиксированы орудия на пластинах. Изменения происходят и в приемах вторичной обработки.

Таким образом, анализ орудийного комплекса показал, что индустрии из слоев 15 и 14 однородные, типично среднепалеолитические с хорошо развитым зубчато-выемчатым компонентом. В индустрии из слоя 12 заметно присутствие верхнепалеолитических традиций. Из-за малочисленности материалов, пока не до конца понятен характер коллекции из слоя 13, где наряду с зубчатыми и выемчатыми орудиями встречены изделия с подтеской и резец.

Научный руководитель – д-р истор. наук М. В. Шуньков

ПЕТРОГЛИФЫ БАЛЫКЧЫ И САРЫ-КАМЫША (ТЯНЬ-ШАНЬ)†

† Исследование выполнено при поддержке Министерства образования и науки Российской Федерации: соглашение № 14.B37.21.1994 «Сравнительное исследование культуры средневековых кочевников Южной Сибири, Алтая (Россия) и Тянь-Шаня (Кыргызстан)»

К. Т. Акматов

Новосибирский государственный университет

Настоящая статья посвящается новым наскальным рисункам, обнаруженным в северных окрестностях города Балыкчы и села Сары-Камыш в предгорьях Кунгей Ала-Тоо. Здесь насчитывается несколько десятков камней с изображениями, рассеянных с севера вышеназванных населенных пунктов до гор. Наиболее компактное местонахождение петроглифов расположено у входа в ущелье Калмак-Ашуу.

Среди петроглифов Балыкчы и Сары-Камыш встречаются изображения горных козлов, архаров, оленей, быков, верблюдов, лошадей, собак и людей. Имеются многофигурные композиции и солярные знаки. Большая часть рисунков нанесены на поверхности валунов техникой точечной выбивки при помощи металлического инструмента.

Самыми многочисленными образами в петроглифах Балыкчы и Сары-Камыша являются рисунки горных козлов и архаров. Различие между ними определяется по степени изогнутости рогов. У козлов они выгнуты дугой, а у архаров закручены в спираль. Встречаются одиночные, парные и групповые изображения горных козлов и архаров. Судя по многочисленным сценам, они были главными объектами охоты.

Ниже рассмотрим наиболее интересные изображения, которые могут помочь при определении датировки и семантики петроглифов.

На одной каменной плоскости изображены две фигуры архаров, композиционно составляющие одно целое и имеющие одинаковые патины. Но по стилю они различаются друг от друга. Первая фигура – силуэтная, в своеобразной позе, вторая – схематичная. При определении даты памятника первая фигура имеет большое значение, поскольку аналоги ее широко известны в искусстве ранних кочевников. Этот мотив, который называется «скифские олени, стоящие на цыпочках» был широко распространен в скифское время.

Аналогии в искусстве скифов имеют еще два петроглифа с изображением горного козла, архара и собаки (волка). Во-первых, сам мотив характерен для ранних кочевников, в искусстве которых широко встречаются сцены терзания 33

жертвы. Хотя, следует признать, что рассматриваемые петроглифы не являются «классическими» примерами. Во-вторых, интересна поза архара, собаки и горного козла, как бы притормаживающие после стремительного бега. Это так называемая «поза внезапной остановки», встречающаяся в изобразительном творчестве древних саков.

Среди многофигурных композиций наиболее распространенными являются сцены охоты. В древних петроглифах охотники вооружены луком и стрелой, в более поздних ружьем. Судя по изображениям, охота часто сопровождалось собаками, среди которых выделяются тайганы с закрученными в конце хвостами. Встречаются, как и индивидуальные, так и коллективные сцены охоты.

При определении датировки этих петроглифов большое значение имеют изображения луков. На отдельных рисунках изображены охотники с луками с вогнутой серединой, выпуклыми плечами и загнутыми концами. В научной литературе такие луки называются «скифскими». Они были широко распространены в степях Евразии в скифское время. Наряду «М» – образными сложносоставными луками в петроглифах Балыкчы и Сары-Камыша встречены изображения простого лука в виде одной изогнутой линии. Но возможно, по конструкции он сложносоставной, так как средняя часть кибити слабо вогнута, тогда как концы круто изогнуты.

О том, что охота имела большое значение в жизни населения региона в течение длительного исторического периода, свидетельствуют многочисленные сцены охоты, относящиеся к разным эпохам. Среди них по патине и по сюжету выделяются сцены охоты этнографического периода. В одном из таких петроглифов изображены двое всадников, вооруженные ружьями и целящихся на горных козлов.

При определении назначения и семантики петроглифов большое значение имеют наскальные рисунки, обнаруженные у входа в ущелье Калмак-Ашуу. Там на одной крупной каменной поверхности изображены разные животные. Среди них особо выделяются две фигуры быков. Один из них крупный с длинными волнистыми рогами. Второй бык поменьше, с коротким хвостом шаровидным окончанием. По размеру и хорошей исполненностью, фигуры быков резко отличаются от других рисунков. Возможно, что данный петроглиф имел культовое значение для создателей этих образов. Как известно, культ быка был одним из распространенных явлений в религиозных представлениях у разных народов в древности. Вероятно, местоположение данного петроглифа – на вершине горы, не случайно, «как место наиболее приближенное небу».

Таким образом, в петроглифах Балыкчы и Сары-Камыша ясно выделяются изображения эпохи ранних кочевников и этнографического периода. Причем, первые значительно преобладают. По имеющимся материалам выделение рисунков других эпох не представляется возможным.

Научный руководитель – д-р истор. наук, проф. Ю. С. Худяков