Ракитов а. И. Историческое познание: системно-гноселогический подход. – м.: 1982.

Глава 6

Историческое описание и исторический факт

1. Исторический факт как проблема

Описания, как было показано в предыдущей главе, встречаются не только в историческом, но и в естественно­научном познании. Они выражают и эмпирические, и те­оретические знания. На уровне эмпирических знаний опи­сания могут быть средством фиксации единичных дан­ных и фактов. В структуре естественнонаучного познания полные описания однозначно соответствуют определен­ным теориям. Частичные же и единичные описания вы­ступают как формы эмпирических фактов и единичных данных. При этом набор качественных и количественных переменных, характеризующих эмпирические знания, оп­ределяется соответствующей теорией, четкой парадигмой или формулируемыми в их рамках и на их основе иссле­довательскими задачами. В историческом познании, где теоретические знания в современном смысле возникают довольно поздно, выбор таких параметров диктуется боль­шим количеством трудноконтролируемых факторов. В этих условиях вопрос о надежности и достоверности эмпирического базиса исторического познания и форме его выражения приобретает особое значение. Выявление того, какие именно знания содержатся в том или ином историческом описании, какова «технология» и методо­логия построения надежных эмпирических фактов, как соотносятся понятия «историческое описание» и «истори­ческий факт», становится поэтому первоочередной проб­лемой исторической эпистемологии. Начнем ее рассмот­рение с анализа семантики понятий «факт» вообще и «исторический факт» в частности.

Проблема исторического факта справедливо может быть отнесена к числу важных методологических проб­лем исторического познания'.

¹ См.: Данилов А. И. О некоторых вопросах дальнейшего изуче­ния теоретико-методологических проблем исторической науки.— Во­просы истории, 1961, № 3, с. 216—217.

185

Анализ понятия «факт» обнаруживает три наиболее употребительных его значения.

' 1. Факт рассматривается как некоторый фрагмент действительности, объективное событие, ситуация или процесс. В этом смысле фактом является само прибытие зимой 1511 —1512 года в Москву к великому князю Ва­силию III посольства от Казанского ханаГ'

', 2. Факт рассматривается как особое"знание о соот­ветствующем событии, ситуации или процессе. В этом смысле за факт принимается описание казанского по­сольства, приведенное в главе 5.

3. Факт рассматривается как синоним истины. В этом смысле он употребляется, например, в предложении: «Бесспорным фактом является то, что зимой 1511 —1512 года в Москву к Василию III прибыло посольство из Ка­зани для заключения договора о мире и дружбе». Такое применение понятия «факт» вряд ли целесообразно, по­скольку термин «истина», прочно вошедший в научную и философскую литературу, вполне компенсирует устране­ние этого смысла понятия «факт» без какой-либо потери исторической информации. Зато рассмотрение двух пре­дыдущих значений открывает важные аспекты проблемы.

Понятие «факт» в первом смысле широко использо­валось в исторической литературе XIX и XX веков '. Сто­ронником такой интерпретации понятия «факт» был рус­ский историк^А, С..Лаппо-Данилевский. Задача истории, с его точки зрения,— изучение общественных изменений, вызываемых воздействием индивидов на «окружающую среду». Такое воздействие взаимно и обратимо. Вместе с продуктами соответствующих изменений оно и образует исторический факт. Что же, однако, делает этот факт именно историческим? «...Под историческим фактом в его наиболее характерном, специфическом значении,— пишет А. С. Лаппо-Данилевский,—историк преимущественно разумеет воздействие^индивидуальности^на среду>². Под индивидуальностью А. С. Лаппо-Данилевский понимает не только отдельного человека, но и социальную_группу, а под «окружающей средой» — культуру в целом, и преж­де всего общественное сознание. В то же время он при­знает и обратное воздействие среды на индивидуаль-

¹ Краткий обзор наиболее распространенных концепций историче­ ского факта см. в кн.: Косолапое В. В. Методология и логика исто­ рического исследования. Киев, 1977.

² Лаппо-Данилевский А. С. Методология истории. Вып. II. Спб, 1913, с. 321.

186

1_

ность. Вследствие этого первоначальное определение понятия «факт» утрачивает четкость и превращается в нечто аморфное.

Концепция А. С. Лаппо-Данилевского_целиком и пол-ностыо ддеалиохшша^а внимательный анализ приводит к выводу", что в его позиции синтезированы методологи­ческий индивидуализм Виндельбанда-Риккерта и психо­логизм Зиммеля. Он эклектически добавляет сюда кон-товскую ориентацию на выделение эволюционных серий эмпирических фактов как основную задачу исторической науки.

Вместе с тем в данной концепции можно выделить по меньшей мере^три заслуживающих внимания момента.^ Во-первых, фактом он называет Ойределенные_взаимодей-^> _с.тдия индивидов, социальных групп и социальной среды," а не статичные состояния. Рассматривая эту среду как культуру в целом, а не только в качестве духовной куль­туры, т. е. как единство общественного бытия и сознания в фиксированном интервале времени, можно получить первое определение факта как особого вида социальной .деятельности.

и Д-алёе, во-вторых, деятельность, понимаемая как

" факт, должна быть социально значимой:.ее последствия приводят к изменению «окружающей среды», т. е. куль­туры.

Наконец, в-третьих, факты как фрагменты действи­тельности находятся в определенной причинной связи, об­разующей серии последовательно обусловливающих друг друга событий.

Однако даже с учетом этих моментов позиция А. С. Лаппо-Данилевского оказывается довольно уязви­мой.

Если факт—это наиболее важное социально значи­мое событие, и притом событие, понимаемое как фраг­мент исторической действительности, то зачем вообще нужно удвоение терминологии? Не проще ли говорить не о фактах, а об особо значимых событиях, процессах и ситуациях, имевших место в прошлом?

Еще большие возражения вызывают неоднократные утверждения о том, что историк «построяет», т. е. кон­струирует, создает исторические факты. Если бы Лаппо-Данилевский имел в виду лишь то, что в историческом исследовании реконструируется и восстанавливается не­достающая информация о прошлом, такое замечание было бы простым трюизмом, но он имеет в виду нечто боль-

187

шее. С его точки зрения, историк не только производит отбор и оценку наиболее значимой информации о прош­лом, но в ходе научного анализа видоизменяет и преобра­зовывает ее, создавая знания, которых, быть может, не было в исходных источниках. В этом Лаппо-Данилевский прав, ибо в противном случае просто не было бы истори­ческой науки; ее можно было бы заменить простым чте­нием первоисточников. Но коль скоро дело обстоит так и незаметно для себя он переходит от онтологического плана интерпретации фактов к плану гносеологическому, то отождествление понятий «исторический факт» и «объ­ективно историческое событие» оказывается недостаточно обоснованным. И если можно понять, что историк «пост-рояет» факт как особое знание о прошлом, то совершенно невозможно понять, как он «построяет» сами объективно исторические события, особенно если речь идет о собы­тиях далекого прошлого, участником которых он не мог быть.

Тезис, согласно которому исторический факт строится, конструируется историком из некоего специфического сырья — исторических свидетельств, получил в современ­ной западной методологии истории довольно широкое распространение благодаря так называемому историче­скому конструктивизму. Наиболее полно эта концепция изложена Л. Голдстайном в книге «Историческое зна­ние^» (гл. «Исторические факты») '.

,- Голдстайн. выделяет реалистический и методологиче-скшТВзгляды на природу исторических фактов] Согласно первому,'''факты — это реальные события человеческого прошлого4,'согласпо второму, они являются результатами исторического исследования. Поскольку историк имеет дело не с самими событиями, а с критически проанали­зированными, оцененными и переработанными свидетель­ствами, то предпочтение отдается второму подходу, сторонники которого интересуются обобщенными и интер­претированными фактами. Так как обобщение и интер­претация— явления познания, а не объективной реаль­ности, то и факты рассматриваются как конструктивные элементы познания.

Не следует, однако, упрощать позицию Голдстайна. Представители первого подхода (он относит к ним Лан-глуа и Сеньобоса) грешат тем, что игнорируют творче­скую роль историка;! представители второго (он относит

¹ ОоЫ$1ет I. I. Н!з{опса1 Кпо\у1ес1ее. I., 1976.

188

к ним Марроу) впадают в ошибку кантианского отрица­ния объективной действительности, ибо сомневаются в возможности отнесения к ней исторических суждений.

Стремясь избежать этих крайностей, Л. Голдстайн предлагает свой собственный, как ему кажется, ориги­нальный подход. Отождествляя исторический реализм с онтологическим направлением в теории познания, при­нимающим факт за фрагмент действительности, а мето­дологический подход — с логическим направлением, сво­дящим факт к языковым конструкциям типа «Джон зна- . ет, что р», оц^ обосновывает новое эпистемологическое направление./ Согласно Голдстайну, «факт есть нечто, установлеппоп ходе какого-либо вида интеллектуаль­ной деятельности, в ходе какого-то исследования, пред^ принятого с целью установления требований к знанию»^ При этом под требованиями к знанию понимаются соот­ветствующие логические и эпистемологические критерии, такие, как истинность, доказательность, объективность и т. п. Разумеется, эти критерии, так же как и их реаль­ное содержание, меняются в зависимости от общей эпи­стемологической п методологической позиции исследова­теля. Критерии, применимые в естествознании, ведут к реалистической точке зрения и уже в силу этого оказыва­ются, по мнению ГолдстаГша, неприемлемыми для исто­рического познания. Резкое противопоставление критери­ев естественнонаучного п исторического познания — характерная черта субъективистской версии историче­ского конструктивизма. Помимо указанных требований, решающее влияние на содержание факта оказывают ме­тодика и техника исследований.

Голдстайн прав, подчеркивая творческую активность историка и целенаправленный характер исторического исследования, а также возможность построения различ­ных знаний на одном и том же эмпирическом материале, в зависимости от различных целевых установок. Однако он совершенно неправ, отказываясь от оценки правомер-г-ности самих целей и выбора методологии исследования. .' Именно здесь проходит водораздел между историческим .^конструктивизмом и историческим материализмом.'Этот водораздел определяется отношением к исторической истине. Завершая рассмотрение генезиса исторического знания, мы специально выделили вопрос об исторической истине и об исторической оценке как центральный для исторической эпистемологии.

¹ ОоШ(ет I, ^. Н1з1опса1 Кпо\у1ес1§ге, р. 83.

189

_, Отвергая саму целесообразность критериев объектив­ности и истинности, Голдстайн утверждает: «Критерии истины и объективности, которые подразумевает истори­ческий реализм, оказываются неэффективными при на­личии конфликтующих требований к историческому зна­нию» '. В признании того, что^йсторический фактов рам­ках эпистемологического анализа может рассматривать-ся\как особый тип знаний, конструируемых на основе ана­лиза исторических свидетельств с применением спеццаль-ной исследовательской техники и критики текстов^нет ничего оригинального. О конструировании или построе­нии таких фактов говорил еще А. С. Лаппо-Данилевский, ошибкой которого было отсутствие четкого разграниче­ния объективных событий, ситуаций и процессов, с одной стороны, и соотносимых с ними и более или менее адек­ватных эмпирических знаний — фактов — с другой. Вме­сте с тем он не отрицал значимость критериев объектив­ности и истинности при оценке научного статуса истори­ческих фактов. Коренной недостаток позиции Голдстайна заключается в том, что, отказываясь от этих критериев, он вообще лишает исторический факт^с1а1у_с.а_научнрго знания — ведь построение истинного знания, достижение "'"объективной истины есть фундаментальная цель любой науки.

"Дело не в том, признаём ли мы конструктивность как принцип построения исторического факта, а в том, явля­ется ли этот факт адекватной формой воспроизведения и отражения исторической реальности. Подмеченное Голд-стайном обстоятельство, что факты не извлекаются исто­риком из исторических источников в готовом виде, а пред­ставляют собой результат интеллектуальной активности, определенной исследовательской процедуры, не меняет существа наших возражений. Не меняет его и то, что факты получают различное осмысление, различную ин­терпретацию и значение в трудах разных историков. В этом случае, по мнению Голдстайна, построение эмпи­рического знания определяется не его объективным со­держанием, а концептуальной схемой конструирования исторических знаний. Голдстайн не учитывает при этом того обстоятельства, что, по существу, мы имеем здесь дело с полиструктурными системами знаний и значений. Так, известный из истории крестовых походов эпизод, когда один из крестоносцев во время приема у византий-

¹ ОоШ$1е1п I. I. ШзЬпса! КпсгяЛе^ее, Р- 89-

190

ского императора бесцеремонно уселся на его престол, интерпретируется одним исследователем как проявление грубости нравов, рыцарского своеволия и агрессивности, а другим — как проявление корпоративной чести, само­уважения, определенного правового и морального созна­ния '. Здесь исторический факт, отражающий объектив­ный эпизод истории, функционирует как элемент двух частично пересекающихся концептуальных структур, что отнюдь не ведет к устранению его истинности. К сожале­нию, эти принципиальные недостатки исторического кон­структивизма не получили соответствующей оценки в нашей исторической и философской литературе. Прошли мимо этой стороны дела и зарубежные критики Голд­стайна.

Таким образом, в нашем распоряжении остается вто­рой из трех выявленных смыслов понятия «факт»². Но даже приняв этот смысл, мы еще не достигаем полной од­нозначности. ГА. Я. Гуревич, например, полагает, _зтр _факт„—^это особая абстракция, сохраняющая некоторые конкретные черты зафиксированного в ней объекта. Вме­сте с тем факт выступает у него не как понятие, а как _«наузно-познаватель.иь1Д-образ>,-т. е._единство абстрак­ции _и конкретно-чувственного представления об объек­те³. Правильность такого понимания вызывает некоторые сомнения. Не вполне ясно, какова специфика абстракций, выделяющих факт среди других типов знания; что под­разумевается под «научно-познавательным образом»; как осуществляется единство абстрактного и чувствен­ного; на каких событиях, ситуациях и процессах строят­ся факты, выступающие как исторические; наконец, чем отличаются они от наглядно-образных моделей, зафикси­рованных в чертеже или рисунке. К тому же, излагая свою концепцию, А. Я. Гуревич иногда использует поня­тие «факт» как синоним понятий «историческое собы­тие» и «процесс», что создает дополнительную не-

¹ Ср.: Заборов М. А. Крестоносцы на Востоке. М., 1980; Гуре­ вич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1972.

² Такая интерпретация факта в настоящее время широко распро­ странена среди естествоиспытателей и философов. «...То, что ученые обычно называют фактом,— пишет Э. М. Чудинов,— представляет собой не элемент объективного мира, а определенный вид нашего знания о нем> (Чудинов Э. М. Природа научной истины. М., 1977, с. 39). С теми или иными уточнениями эта позиция принимается в многими исследователями исторического познания.

³ Гуревич А. Я. Что такое исторический факт.— Источниковеде­ ние. Теоретические и методологические проблемы. М., 1969, с. 32.

191

13

ясность '.^Однако он безусловно прав, рассматривая исторически?! факт как особую абстракцию, фнкспрую-_щую определенные. черты эмпирического объекта Л

Часть отмеченных выше неясностей устраняет" опре-- деление А. И. Уварова: «Исторический факт — это такое ' достоверное знание о событиях и процессах социального прошлого, где чувственное и рациональное знание син­тезированы, а общее — обязательно облечено в единич­ную или особенную формы, знание, которое строго фик­сировано по отношению к определенным историческим явлениям и относительно завершено в самом себе» ². В этом определении не только отмечается, что факт есть форма знания, но и выявляются его специфические чер­ты: отнесен.нос.ть. ^социальному прошлому, рациональ­ность и, что особенно важно, достоверность н замкну­тость. Несколько далее А. И. Уваров, говоря об отличии исторического описания от исторического факта, заме­чает, что факт, выступая в форме описания, обладает до­стоверностью, тогда как описание отнюдь не всегда досто­верно. Наконец, факт, по существу, есть обобщающее знание, выступающее в форме единичного описания. Факт и описание оказываются тесно связанными: истори­ческий факт всегда выступает в форме описаний, но не всякое описание по своему содержанию является фактом.

историче-

__

ских описании, позволяющее, с одной стороны, отделять достоверные описания от недостоверных; с другой — эм­пирические описания от неэмпирических; наконец, с тре­тьей — исторические описания как действительно значи­мые для понимания истории от неисторических или псевдоисторических. Однако не всякое достоверное со­держание эмпирических описаний является научно обос­нованным историческим фактом. В известном смысле сходную ситуацию мы имеем и в естествознании.

Ранее мы уже сталкивались с понятием «факт» при обсуждении процедуры эмпирической проверки за­кона свободного падения тел. Ф_акт в этом контексте вы­ступает как особое статистической резюме ряда единич­ных данных, как простая среднеарифметическая величи­на. Может ли понятие «факт» в этом же смысле приме-' няться и в историческом познании? Чтобы ответить на

- и - • -

¹ Гуревич А. Я. Что такое исторический факт. — Источниковеде­ ние. Теоретические и методологические проблемы, с. 87.

² Уваров А. И. Гносеологический анализ теории в исторической науке, с. 21—22.

192

этот вопрос, необходимо ввести особое понятие «принци­пиальная статистическая модель».

Мы постоянно имеем дело с массовыми совокупно­стями случайных явлений — так называемыми статисти­ческими совокупностями. Это потоки автомобилей в го­роде, молекулы жидкости или газа, температурные коле­бания воздуха, миграционные потоки населения и т. д. При изучении таких совокупностей возникают большие трудности. Каждый элемент совокупности включен в столь большое число связей и взаимодействий, что за­фиксировать одновременно их все оказывается невоз­можным. Кроме того, органы человеческого восприятия несовершенны. Вследствие утомляемости, рассеяния внимания и т. д. в наблюдениях за элементами случай­ных совокупностей возможны неточности и ошибки. Это усугубляется ограниченностью времени наблюдений и техническими помехами. Поэтому описание статистиче­ских совокупностей через описание их элементов оказы­вается неполным. Для преодоления подобных трудно­стей был создан аппарат математической статистики. Его методологическую основу составляет выдвинутое еще античными мыслителями положение о том, что за текущим, изменчивым, случайным, чувственно данным можно отыскать нечто неизменное, необходимое, всеоб­щее, а потому и наиболее значимое в познавательном отношении, истинное. Современная статистика распола­гает арсеналом математически обоснованных расчет­ных методов, позволяющих на основании переработки единичных эмпирических данных устанавливать так на­зываемые истинные значения массовых случайных явле­ний и процессов. Статистическое понятие «истинное зна­чение» следует в философском плане истолковывать как количественное приближение к объективной истине.

Статистическое построение знаний о массовых случай­ных процессах требует четкого различения единичных данных и построенных на их базе эмпирических фак­тов '. Условия наблюдения (если речь идет о научно ор­ганизованном наблюдении), количество собираемых

¹ Логико-методологическая сторона этого дела в самом общем виде была рассмотрена в статье: Ракитов А. И, Статистическая ин­терпретация факта и роль статистических методов в построении эм­пирических знаний (в сб.: Проблемы логики науки. М., 1964), а так­же в ряде последующих работ. Однако в них не затрагивалось исто­рическое познание и логическая проблематика исследовалась на материале естественных наук.

193