Глава 2

то управление народным хозяйством представляется задачей слишком специального характера, чтобы спо­собность к ее осуществлению могла определяться все­народным голосованием»²⁰⁶.

В 1920-е гг. еще можно было поспорить с ленин­ской утопией о том, что государством может и дол­жна управлять каждая кухарка. Позже, когда она стала оплотом ортодоксальной концепции социаль­ного управления, возражать было категорически зап­рещено. И мы видим, как в 1960— 1970-е гг. советс­кие обществоведы подводят под утопическую идею прочный теоретический и практический фундамент, как нелепую по своей природе идею стремятся пре­вратить в респектабельную рациональную конструк­цию, привешивая ярлык нового слова в науке. Исто­рическая попытка опровергнуть всеобщую законо­мерность роста профессионализма управления, представляющая собой желание соединить несоеди­нимое — централизацию и демократизацию управ­ления, — закончилась, как и положено заканчивать подобным мероприятиям, усилением бюрократизма. При монократическом управлении, заключает свои мысли В.М. Штейн, бюрократические извращения яв­ляются не случайным свойством, а необходимым мо­ментом внутреннего развития²⁰⁷.

Критический пафос, которым было пронизано боль­шинство материалов «Экономиста», объясняется поли­тическими и экономическими промахами большевиков. Захватив власть, они проявили себя как неподготов­ленные и политически близорукие администраторы. Затеянная ими гражданская война унесла миллионы жизней русских людей, привела к резкому сокраще­нию площадей зерновых, а значит, послужила не­посредственной причиной наступившего в 1921 г. мас­сового голода. Его, возможно, удалось бы смягчить, проводи большевики мудрую и взвешенную экономи­ческую политику. Но у крестьянства в централизован­ном порядке и под угрозой расстрела отбирали не толь-

²⁰⁶ Штейн В.М. Кризис идеи промышленной демократии // Экономист. 1922. № 3. С. 44.

240 ^{ет Там же}-^с-⁴³-

История социологии труда и экономической социологии j

ко излишки хлеба, но и жизненно необходимые его запасы. П. Чубутский сообщает о массовом распрост­ранении трупоедства и людоедства, отмечает распро­странение железнодорожных хищений, принявших невиданные масштабы. Под угрозой вымирания оказа­лась самая многочисленная социальная группа — кре­стьянство. «Массовое уничтожение скота, изношен­ность инвентаря, сокращение семенных запасов и ослабление физических сил от голодовки — все эти очень важные обстоятельства способны значительно усилить процесс «раскрестьянивания» земледель­цев»²⁰⁸.

В подобных условиях умные государственные по­литики активно бы поддержали крестьянство, выделив дополнительное финансирование и сократив поборы. Роль государства должна быть в такие моменты осо­бенно весомой, так как только оно может снабдить товарным и семенным зерном пострадавшие облас­ти²⁰⁹. Но не таково большевистское государство, оно отбирает у крестьянина все, что позволяет ему прокор­мить себя и участвовать в рыночном обмене. «Кресть­янин, высевающий только на свое пропитание, безо всякого участия в меновом обмене, является в обще­ственно-государственном отношении величиной нуле­вой, а крестьянин голодающий — величиной отрица­тельной»²¹⁰.

Почему же большевики рубили сук, на котором сидели? Ведь крестьянство — основной кормилец большевистской власти. Автор указывает на теорию мировой революции, которой придерживались в на­чале 1920-х гг. большинство большевистских лидеров. По мнению одного из них Ю. Ларина, любой ценой в ближайшие годы надо продержаться при самом скуд­ном пайке и подождать наступления мировой револю­ции. Чем более голодны рабочие, тем они злее и актив-

Чубутский П. Предпосылки реальной экономической поли­тики // Экономист. 1922. № 3. С. 46.

²⁰⁹ Там же. С. 45.

²¹⁰ Там же. С. 46. 247