Глава 2

и высшим разрядами увеличилась с 1:5 до 1:8. Журав-ский проанализировал социальные аспекты нововве­дения. По новой системе каждый вид труда оплачивал­ся в соответствии с теми трудовыми усилиями, кото­рые ранее были затрачены на то, чтобы получить требуемую квалификацию. В новой тарифной сетке более квалифицированный труд оплачивался выше, чем каждый предыдущий вид работы. Разница в оплате от­ражала различие в сроках подготовки работников. Так,' на обучение малоквалифицированного рабочего уходи­ло несколько месяцев, на обучение высококвалифици­рованного рабочего — несколько лет (обычно до 5), а специалиста — 10 лет и более.

Пока советская власть не успела подготовить соб­ственную инженерную прослойку, она пользовалась услугами так называемых буржуазных спецов, опла­чивая их труд вне всяких тарифов, т. е. по личным заслугам и трудовому вкладу. В эпоху нэпа была введе­на система тантьемы, т. е. определенного (обычно от 0,5 до 3,0%) процента от прибыли предприятия, выпла­чиваемого специалистам. С одной стороны, у специа­листов возрастала заинтересованность в безубыточной работе предприятия. С другой стороны, возрастала и социальная дифференциация, которая особенно болез­ненно воспринималась малоимущими слоями, в число которых обычно попадали малоквалифицированные рабочие.

Но очевидно было и другое. Советские нотовцы и экономисты того времени доказали эмпирически, что физические затраты у квалифицированного рабочего выше, чем у неквалифицированного. Журавский при­водит данные исследований, свидетельствующие о том, что наибольшая интенсивность и напряженность в труде требуется как раз от высококвалифицированных рабочих¹⁹3. Стало быть, и оплата труда, позволяющая им компенсировать потери, у них должна быть выше, чем у неквалифицированного персонала. Новая тариф­ная сетка — дитя эпохи нэпа — устанавливала необхо­димую разницу в разрядах и оплате, которая выступа-

Журавский А.Ф. Научная организация труда. М — Л., 1926. С. 50.

362934

История социологии труда и экономической социологии |

ла дополнительным, если не главным фактором моти­вации и повышения заинтересованности в труде. Она была правильной с экономической и технико-органи­зационной точки зрения, но неправильной с социаль­ной и политической точки зрения. Они-то и вышли со временем на первый план, и можно видеть, как по мере развития социалистического труда сокращалась раз­ница между разрядами в тарифной сетке. В конечном счете, в 1970— 1980-е гг. уборщица, занятая неквали­фицированным трудом, стала получать столько же или больше, нежели инженер или профессор, заня­тые высококвалифицированным трудом. (Причины резких изменений в социальной шкале оценки видов труда можно обсуждать отдельно; здесь и отток с ма­лопрестижных на более престижные рабочие места, и искусственно поддерживаемый дефицит рабочей силы, и использование квалифицированных рабочих на неквалифицированных рабочих местах и многое другое.)

А. Журавский, как и другие нотовцы 1920-х гг., в своих исследованиях не отрывался от насущных со­циально-экономических проблем. Применяя конкрет­ные исследования и привлекая статистику, он изучал социальные последствия широкомасштабных нововве­дений в народном хозяйстве и предлагал вполне кон­структивные рекомендации. Они, в частности, касались вопросов подбора и расстановки кадров. Журавский подробно рассматривает проблемы профотбора и пси­хотехники, структуры управления и административной работы, биомеханики человека как рабочей силы, клас­сификации типов рабочих в зависимости от их психо­физиологических качеств, гигиены труда, организации и культуры быта.

Представляет определенный интерес анализ «ра­боты по-видимости». Если организм человека психоло­гически утомлен ежедневной монотонной или сверх­напряженной работой, рассуждал Журавский, то на следующий день из 8-часового дня с полной отдачей он сможет трудиться лишь 5 — 6 часов, а остальное время уйдет на восстановление сил. По-видимости, труженик находится на своем рабочем месте, но он

История социологии труда и экономической социологии

861981

I Глава 2

лишь делает вид, что работает. Подобная разновидность «саботажа» является формой физиологической самоза­щиты. Огромное число прогулов, которые в 1920-е гг. совершали советские рабочие, ничем иным, как стрем­лением организма к экономии сил не назовешь, пола­гает Журавский.

Ученый приводит статистические данные, показы­вающие, как по годам (выбраны 1913, 1920 и 1922 гг.) изменялось суммарное количество неявок, приходяще­еся в год на одного рабочего (статистика по всей стра­не). Рассматривались такие причины неявок как бо­лезнь, прогулы по вине рабочих, отдых и праздники. Если вычесть из годового фонда рабочего времени непроизводительного времени, то фактически отрабо­танных дней соответственно по годам приходится: 257,4; 219,5; 251,9. (Для сравнения приведем данные о потерях рабочего времени в 1970— 1980-е гг.: каждый рабочий в промышленности РСФСР в течение года не дорабатывал от 45 до 60 дней¹⁹⁴.)

Отсюда Журавский делает вывод: всякий раз, ког­да наблюдается попытка увеличить количество часов, отведенных на обязательную работу, организм челове­ка отвечает ростом внутреннего сопротивления, пони­жением среднесуточной производительности. Совер­шенно очевидно вытекает вывод о вредности любой сверхурочной работы. Вместе с тем, если в качестве сверхурочного занятия выступает работа в саду или общественная деятельность, то вреда для организма нет, поскольку речь идет о другом процессе — пере­мене родов деятельности. А она восстанавливает зат­раченные силы.

Интересовала его и внепроизводственная сфера, так как «образ жизни» в значительной степени воздей­ствует на здоровье работников и повышение произво­дительности их труда. Используя данные о влиянии алкоголя на понижение трудоспособности, а также ряд других представлений (о связи между правильным

режимом питания и эффективности работы, отдален­ности места жительства и утомляемости человека), Журавский приходит к выводу: «В настоящее время рабочий проводит свое время не так, как следует. Поэтому наука о труде должна своими исследования­ми сознательно способствовать правильному образу жизни»¹⁹⁵.

Таким образом, Журавский расширяет сферу науч­ного исследования, вовлекая в нее внепроизводствен-ную деятельность, то, что названо им образом жизни. (Только в 1970-е гг. советские социологи снова вспом­нили о необходимости изучать образ жизни. Правда, ни­кого из своих предшественников, кроме К. Маркса, один или два раза упомянувшего это понятие, они не назы­вали.) Он полагал, поскольку образ жизни и состояние здоровья людей влияют на производительность, «наука о труде должна своими исследованиями сознательно способствовать правильному образу жизни»¹⁹⁶.

Одним из первых Журавский предложил расши­рительную трактовку науки о труде в целом и социо­логии труда в частности. В сферу компетенции той и другой науки он включал вопросы производственной и внепроизводственной деятельности. Такой подход к определению объекта изучения социологии труда не прижился в советском обществоведении, и впос­ледствии сферу социологии труда ограничивали ис­ключительно областью производственной деятельно­сти.

ПСИХОТЕХНИКА

Особо надо сказать о развитии в 1920-е гг. психо­техники. Она занималась разработкой конкретно-пси­хологических методов решения практических задач: профотбором и профконсультациями, профессиональ­ным обучением и рационализацией труда, борьбой с профессиональным утомлением и травматизмом, пси­хогигиеной и психотерапией.

¹⁹⁴ Гупалов В.К. Управление рабочим временем на предприя­тии. М.: Финансы и статистика, 1991. С. 7.

¹⁹⁵ Журавский А.Ф. Научная организация труда. М.-Л., 1926. С. 176.

¹⁹⁶ Там же. С. 176.

История социологии труда и экономический социологии

Та^, в Казанском институте НОТ изучалась зави­симость скорости работы от настроения, темперамен­та и мышечного напряжения, исследовались вопросы трудоспособности женщин, утомляемости при заняти­ях умственным трудом, в психотехнической лаборато­рии были составлены профили ряда профессий (педаго­га, инженера, врача, бухгалтера). В начале 1920-хгг. здесь трудились А.Р. Лурия, М.А. Юровская, И.М. Бурдянский и др. В 1918 г. по инициативе академика В.М. Бехтере­ва в Петрограде было организовано учебное и научно-практическое учреждение — Институт по изучению мозга и психической деятельности. Здесь действовали лаборатории рефлексологии труда, экспериментальной психологии, психологии профессиональных групп, Центральная лаборатория по изучению труда и др. Бехтерев же явился инициатором организации работы по профконсультации в стране, при его участии было создано первое Бюро по профконсультации на базе биржи труда. Руководил им А.Ф. Кларк. За время су­ществования ленинградской лаборатории было обсле­довано более 7 млн. человек по всей стране, организо­вана широкая сеть (несколько десятков городов) бюро профконсультации в РСФСР.

Созданная в 1932 г. Психофизиологическая лабо­ратория при Горьковском автозаводе (К.А. Платонов) имела в своем составе кабинет производственной физ­культуры, санитарно-гигиеническую лабораторию, кабинет по учету и анализу травматизма и заболевае­мости, музей и исследовательский сектор. Лаборатория ГАЗа развернула фронт работ по двум направлениям: расстановка рабочей силы (разработка психофизиоло­гических паспортов рабочих мест и рационализация женского труда, труда подростков, профотбор) и раци­онализация режима труда и отдыха (оргтехника, вне­дрение «микрофизкультуры», анализ трудового про­цесса, введение пауз для снятия утомляемости). На московском заводе «Шарикоподшипник» В.М. Давидо­вич, К.М. Караульник, Х.О. Ривлина и Ю.И. Шпигель в середине 1930-х гг. провели ряд производственных экспериментов по ритмизации трудового процесса, ко-Сйа торые привели к значительному повышению произво-

дительности труда. В 1920— 1930-е гг. в стране действо­вала широкая сеть психотехнических и психофизиоло­гических лабораторий на фабриках и заводах. Для это­го периода характерно хорошо налаженное сотрудни­чество психологов, физиологов, гигиенистов труда, инженерно-технического персонала предприятий, спе­циалистов по организации и охране труда. В стране функционировали лаборатории, которые проводили комплексные исследования человеческого фактора и трудовой деятельности. В лаборатории Московского элек­трозавода (руководитель А.Ф. Гольдберг) проводился ос­новательный психофизиологический анализ процесса работы на агрегатах, изучались санитарно-гигиеничес­кие условия труда в цехах. К 1924 г. в большинстве авиационных школ организуются психофизиологические лаборатории, экспериментально-психологические иссле­дования проводятся на железнодорожном транспорте, в учебных и научно-исследовательских учреждениях, на стройках и промышленных предприятиях. Колебания работоспособности занятых на конвейере изучались Н.А. Эппле, деятельность Н.М. Добротворского каса­лась вопросов, которые сейчас определяются как эр­гономическое обеспечение проектирования, создания и эксплуатации самолетов. На московских заводах «Серп и молот» и «АМО» исследование проблем соци­альной активности, мотивации поведения работников, организации соцсоревнования и ударничества, удов­летворенности работой проводил В.М. Коган. Причем использовались как социологические, так и психоло­гические методы изучения. Широко применялись хро­нометраж, самонаблюдение и объективное наблюде­ние, эксперимент, массовые опросы, анализ докумен­тов и статистики.

В середине 1930-х гг. по стране прошла волна по­литических репрессий. Они коснулись и психотехни­ков, и нотовцев. В кратком именном справочнике, по­священном советской управленческой мысли 1920-х гг., приведено около 100 фамилий. Годы жизни многих управленцев той поры не установлены, а против дру­гих значатся годы смерти: 1936 — 1938. Известно, что и А. Гастев был репрессирован в те же самые годы, а его 238

■■L. Глава 2

детище ЦИТ к середине 1930-х гг. превратился в ордн- ' нарный отраслевой институт авиационной промышлен­ности. В результате с середины 1930-х до начала 1960-х гг. в СССР образовался разрыв поколений, социология труда практически не развивалась. В это время в США было создано огромное количество социологических кон­цепций, в том числе и в области социологии труда.

Остается загадкой, почему одна из лучших в мире систем НОТ осталась в Советской России без употреб­ления. Хотя именно В.И. Ленин указывал на то, что советским ученым и руководителям необходимо изу­чать, распространять и внедрять в практику систему Тейлора. На заседании президиума ВСНХ в 1918 г. Ленин прямо заявил: «Без нее повысить производитель­ность нельзя, а без этого мы не введем социализм».

Таким образом, лидер большевиков ставил победу социализма в зависимость от успехов внедрения сис­темы управления. А. Гастев, которого называли «рус­ским Тейлором», правильно понял указания вождя. Однако на смену ленинскому нэпу пришла сталинская индустриализация — форсированное развитие про­мышленности. Наука управления и ЦИТ не нужны были там, где дело решали приказ, жесткая дисципли­на, идеологические методы управления.

ШКОЛА ЖУРНАЛА «ЭКОНОМИСТ»

Допущение в годы НЭП известной интеллектуаль­ной свободы привело к неожиданным для большеви­ков результатам. В первые же годы в стране было за­регистрировано 143 частных издательства, возрожда­лись и возникали новые альманахи, журналы, газеты. Примером может служить газета «Накануне», в ряду собственно экономических изданий назовем журналы «Вестник сельского хозяйства», «Сельское хозяйство», «Экономист» и «Экономическое возрождение». В печа­ти стали появляться материалы с более или менее выраженной антимарксистской направленностью. Одним из наиболее ярких примеров была довольно большая статья Б. Бруцкуса «Проблемы народного 240 ^хозяй^{ства П}Р^И социалистическом строе», опубликован-

Истсрия социологии труда и экономической социологии |

ная в журнале «Экономист». В ней автор доказывал принципиальную несостоятельность идеи построения социализма. Позднее, уже будучи в Берлине, он сам признавал: «Под этим заглавием я скрыл свою теоре­тическую критику системы научного социализма» и старался доказать, «что экономическая проблема мар­ксистского социализма неразрешима, что гибель... со­циализма неизбежна, что строй частной собственнос­ти и частной инициативы можно преобразовывать, но его нельзя разрушить»¹⁹⁷ .

Самостоятельным и достаточно оригинальным яв­лением в истории отечественной социологии труда и производства следует признать журнал «Экономист», издававшийся в начале 1920-х гг. в Петербурге Русским техническим обществом. К сожалению, свет увидели всего несколько номеров. Прекращение издания надо, видимо, связывать с идеологической позицией авторов и сотрудников журнала, которые, судя по статьям, не полностью разделяли взгляды большевиков.

Официально журнал являлся вестником IX отдела РТО и должен был выходить 8—10 раз в год книжками по 12— 15 авторских листов. Программа деятельности редакции журнала включала следующие позиции:

■ теоретико-политические вопросы, затрагиваемые в рамках общественных наук;

« практико-экономические проблемы в рамках от­дельных отраслей народного хозяйства;

■ анализ и рецензирование текущей литературы.

К участию в журнале привлекались в частности Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, Н.Д. Кондратьев, И.М. Ку-лишер, В.В. Леонтьев, К.А. Пажитнов, А.Н. Потресов, СИ. Солнцев, П.А. Сорокин, Е.В. Тарле и другие. Все персоналии, за исключением, пожалуй, только А.Н. По-тресова, во-первых, относились к разряду мыслителей мирового либо европейского уровня, во-вторых, напря­мую были связаны своими идеями и работами с социо­логией в целом либо социологией труда и экономичес­кой социологией в частности.

Бруцкус Б.Д. Социалистическое хозяйство. Теоретические мысли по поводу русского опыта. Берлин, 1923. С. 3 — 4, 71.