Глава 2

История социологии труда и экономической социологии

ни, дурные нравы и пьянство, безделушки и техничес­кие приспособления, при помощи которых они уничто­жают не только природу, но и самих себя⁸⁴. Правда, подобное происходит лишь с теми племенами, которые задержались в своей эволюции и встретили другие народы на высоком уровне развития. Всего человече­ства, планомерно переходившего от собирательства и охоты к скотоводству и земледелию, «разрушительное влияние культуры», при встрече с передовыми наци­ями, не касалось.

«Плановый» переход человечества к земледелию, по мнению А. А. Кауфмана, происходил под действием двух факторов: увеличение численности населения и сокращение численности дичи, которой первое пита­лось. Отсюда поиск новых и более эффективных форм хозяйствования: одни племена, обнаружив «растение с вкусными и питательными семенами или корнями, выпалывали вокруг него сорную траву, взрыхляли почву палкой или первобытным заступом, и мало-по­малу доходили и до того, что начинали сажать семена такого полезного растения. Другие приручали живот­ных и из бродячих охотников становились кочевника­ми-скотоводами»⁸⁵. При объяснении причин межфор-мационного перехода взгляды А.А. Кауфмана практи­чески ничем не отличаются от воззрений на социальный прогресс, скажем, С.Н. Булгакова или Косинского (как и большинства других дореволюцион­ных мыслителей), четко следовавших за концептуаль­ной схемой Мальтуса.

Гораздо больший интерес представляют взгляды А.А. Кауфмана на роль скотоводства. Он подчеркива­ет, что через эту историческую фазу хозяйства прошли все народы — от древних греков и гуннов до совре­менных киргизов, туркменов, калмыков, бурятов, пасу­щих свои стада на необъятных просторах российских степей. Что касается скотоводческого прошлого русско­го народа, то А.А. Кауфман о нем умалчивает. Видимо,

⁸⁴ Кауфман А.А. Формы хозяйства в их историческом развитии. М, 1910. С. 14-17.

⁸⁵ Там же. С. 16.

его не было вовсе. Понятно, что в культурных контактах чисто земледельческих народов, каковым являются рус­ские, и чисто скотоводческих всегда возникает пробле­ма недопонимания. Последнее преодолевается лучшим знакомством с бытом и укладом жизни соседнего наро­да. Уклад и образ жизни кочевников А.А. Кауфман изу­чил по непосредственным обследованиям народов Сред­ней Азии.

Скотовод кормится целиком от своего скота: от него он получает мясную пищу, молоко и молочные продукты (не исключая водки), одежду (шерсть жи­вотных), жилье (из волос лошадей изготовляют пе­реносные войлочные юрты), домашнюю обстановку (ковры) и домашнюю утварь в роде мехов для моло­ка и кумыса, обувь и сбрую (кожа) и т. д. В отличие от первобытного охотника он сравнительно прочно обеспечен. Тем не менее экономические гарантии ему выданы лишь наполовину, поскольку «скот со­держится исключительно на подножном корму. Уродился корм — скот сыт, сыт и его хозяин; случи­лась засуха, или гололедица, или выпал глубокий снег, — вообще нет или мало подножного корма, скот пропадает массами, многие скотовладельцы остают­ся вовсе без скота, значит — без средств существо­вания⁸⁶.

Скотовод в условиях России — только наполовину скотовод. На вторую половину он кочевник. Только у земледельческих народов скотоводство оседлое. У кир­гизов стада передвигаются в поиске подножного кор­ма круглый год, а вместе с ними кочуют и люди. Ко­чевки — правильные переходы скотовода со своими «стадами с места на место, вслед за подножным кор­мом; отсюда необходимость для скотовода быть ското­водом-кочевником»⁸⁷. Однако в отличие от настоящего кочевника или, точнее сказать, бродячего собирателя-охотника, современный кочевник обладает средством накопления первоначального капитала, так как «скот — это уже имущество, которое может скопляться в од-

Там же. С. 19. Там же. С. 19.

135