Глава II. Первая русская революция
В Россию Павел Николаевич вернулся уже во время революции, в апреле 1905 года. Его политические позиции еще не были до конца определены.28 Это особо подтверждается тем фактом, что Милюков был принят в разных кругах. Так, Мякотин В.А. предлагал ему вступить в члены Центрального комитета социалистов-революционеров и был очень удивлен узнать, что Милюков не считает себя социалистом.29 А это значит, что для самих современников Павла Николаевича его позиция также не была до конца ясна.
Однако не стоит считать, что взгляды Милюкова были в это время не определены, он ставил перед собой вполне четкие цели. Первая и основная из них – уничтожение самодержавия,30 и следующее за этим установление конституционализма.31 В программе, которую Павел Николаевич написал для земцев в первом номере оппозиционного журнала «Освобождение» значились требования личной свободы, гарантированной независимым судом, равенства всех граждан России перед законом, свободы слова, печати, собраний, союзов и права петиций. Требование бессословного народного представительства в постоянно действующем и ежегодно созываемом верховном учреждении с правом высшего контроля, законодательства и утверждения бюджета. Созываемый по инициативе царя, такой орган должен был решить вопрос о необходимости экономических, финансовых, культурно-просветительных, административных реформах, о децентрализации и переустройстве местного самоуправления. Его же компетенции подлежало рабочее и аграрное законодательства.32
Вскоре начнут создаваться партии, но сначала начались разногласия по некоторым вопросам, которые и станут причиной разделения. Например, у Милюкова состоялся спор с Гучковым на тему польской автономии: «Гучков резко высказался против польской автономии. Я не менее резко и горячо ему отвечал. Этот спор произвел в Москве сенсацию; он послужил позднее первой чертой водораздела между кадетами и октябристами».33
Что касается взгляда Павла Николаевича на парламент, он видел будущий парламент однопалатный, с прямыми выборами. В двухпалатной системе он усматривал ограничение народа представительством класса,34 но в результате полемики Милюков был сбит со своей позиции Кокошкиным Ф.Ф., выступающим за двухпалатный парламент. Прямые выборы, по мнению Павла Николаевича «лучше всего обеспечивают выбор интеллигентного и политически подготовленного представителя. Выборы двухстепенные или многостепенные теснее связывают представителя с его деревней; но это будет не представитель, а ходатай, доступный влиянию и подкупу».35
Кроме того стоит определить взгляды Милюкова на революцию в общем. Он не отрицает революцию как метод, но и не обоготворяет ее: она хорошо только тогда, когда является способом борьбы, а не целью, она не должна вредить делу, которому служит.36 Бывшие союзники обвиняли Павла Николаевича, что он использует революцию,37 но это кажется нам естественным: она уже началась, глупо ее отрицать, особенно когда есть возможность попробовать повернуть ее в правильное, по его мнению, русло. Стоит также отметить, что революция в широком смысле для Милюкова это переворот в условиях жизни, в мыслях, идеях и стремлениях народа,38 а значит нечто само по себе неминуемое при поставленных им целях.
Отношения с другими общественными силами и властью рассмотрены отдельно в следующем пункте.
Примирительная миссия
Павел Николаевич долгое время верил в сотрудничество либералов и социалистов, и позже, когда революция уже началась, он все равно настаивал на этой позиции. Милюков считал, «что только на почве мирного соглашения «либералов» с «революционерами» революция может удаться и достигнуть своей ближайшей цели — политической свободы».39 Конечно, Милюков понимал, что потом их пути разойдутся, но на начальном этапе, чтобы представлять большую силу, нужно было объединиться.
Однако сотрудничество стало невозможным именно со стороны социалистов, когда на политическую арену вышли социал-демократы. Милюков пишет, что они не могли быть сотрудниками с такой крайне левой позицией, они скорее были потенциальными врагами. Ведь социал-демократы отчисляли их к «мелкобуржуазным» партиям и не воспринимали как союзников. «И как бы мы далеко ни шли влево, мы всё равно не выходили за эти пределы, по классификации с.-д.».40 Но все же «врагами» Милюков назовет социалистов только в 1907 году, хотя по собственному его признанию, непроходимую грань между ними положило декабрьское восстание в Москве.41
Но кроме сотрудничества с левыми силами, умеряющая роль Милюкова, как нам кажется, состояла и в отношении к власти. Да, после начала революции Павел Николаевич говорил о том, что «теперь никакой отдельный государственный деятель спасти положение не может. Слово принадлежит представителям народа».42 Однако он все еще верил в сотрудничество, о чем свидетельствует разговор с Витте, речь о котором пойдет ниже. В целом, позиция Милюкова к власти кажется двойственной. С одной стороны, именно он говорил: «всеми силами, всеми мерами добивайтесь немедленного устранения захватившей власть разбойничьей шайки и поставьте на ее место Учредительное Собрание»... и т. д., «чтобы оно могло как можно скорее покончить с войной и с господствующим до сих пор политическим режимом».43 Довольно революционный призыв, после которого Милюкова перестали принимать за «примирителя» вправо. Но борьбу он всегда предлагал вести в рамках легальности и, создавая партию, подчеркивал, что она не революционная, а конституционная, ее задачей была борьба парламентскими средствами.44 Причина такого построения задачи понятна из цели: смена существующей власти, но не радикальная, а мирная – уничтожение самодержавия, но продолжение монархии, уже конституционной.
Манифест 17 октября
Казалось, что Милюков с кадетами должны были явиться той общественной силой, которая вступит в сотрудничество с властью после уступок со стороны последней. Однако в переломный момент, с изданием Манифеста 17 октября, Милюков не принял этих уступок, он предложил продолжить борьбу, за что впоследствии подвергся широкой критике. Вот как сам Павел Николаевич описывает эту ситуацию.
На учредительном съезде Конституционно-демократической партии в зал вбежал запыхавшийся сотрудник дружественной газеты с текстом Манифеста. Никто не ожидал такой сенсации, общее настроение было праздничным, ведь, наконец, были услышаны заветные слова «никакой закон без одобрения Думы».45
«Мое собственное настроение, после более внимательного ознакомления с текстом манифеста, вовсе не было праздничным».46 По мнению Милюкова победа была одержана, но это была не окончательная победа, «нельзя покидать боевого поста», нужно продолжать вести борьбу.
Именно за эту неуступчивость кадетов, и Милюкова конкретно, будут обвинять многие, включая «своих» членов партии, одним из которых был В.А. Маклаков.
В статье О.В. Будницкого «Маклаков и Милюков: два взгляда на русских либерализм» хорошо описаны все расхождения в оценке различных событий этими деятелями. Касаясь конкретно 1905 года, можно сказать, что Маклаков видел в Манифесте победу либерализма, поэтому отказ от сотрудничества с «исторической властью» вменялся кадетам в вину.47 Защищаясь от подобных обвинений, Милюков пишет, что октябристы пошли именно этим путем – навстречу власти – какого требовали от кадетов, что смогли сделать октябристы на этой позиции?
Кроме того, нельзя сказать, что Милюков не пытался сотрудничать с Витте, у них даже состоялась встреча, но понять друг друга они не смогли. Павел Николаевич убеждал Витте даровать умеренную конституцию по образу той, что Александр II даровал Болгарии, общество успокоится, когда заветное слово «конституция» будет произнесено. Но Витте не мог пойти на подобный шаг, и Милюков делал из этого определенные выводы: нежелание произнести «слово» показывало уверенность, что после потухания революционного шквала уступки можно будет убрать.48
Итак, по мнению Милюкова, в сложившейся ситуации кадеты «должны были оказаться в 1905 г. левее Витте».49 Для Милюкова Манифест не стал окончательной победой, борьба продолжалась, но борьба не иначе, как мирная, в рамках закона. А единственным путем борьбы в рамках закона являлось участие в Государственной Думе.
Хотя Дума не стала выходом из конфликта – она только порождала новые, Милюков считал, что больше они смогут сделать, оставаясь в ней,50 и кадеты были представлены во всех созывах.
***
В целом взгляды Милюкова поменялись к концу Первой революции, но не кардинально. Так, он определенно понял, что «примирительная миссия», с которой он возвращался в Россию, не имеет будущего в силу неспособности левых «друзей» оказать поддержку и объединиться для совместной борьбы.51 По отношению к власти у Павла Николаевича оставались критические взгляды. Он обвинял власть, реакционные действия которой еще больше разжигали сопротивление, по его мнению, она с неуклонностью двигалась к той самой бездне, которую хотела избежать.52 Однако сам Милюков придерживался своей позиции борьбы конституционными средствами.