"Дабы полезным быть для боя..."

Идут все полки могучи, Шумны, как поток, Страшно-медленны, как тучи, Прямо на восток... М. Ю. Лермонтов. "Спор"

Судя по общему говору и "особенно по словам государя, сказанным на нынешнем выходе (1 января 1854 г.) генералам и кавалергардам, с припоминанием Кульма и Шампенуаза, судя по статейкам Греча в "Северной пчеле" и какого-то Беднякова в "Инвалиде", судя, наконец, по говору о наборе по 14 с тысячи – должна быть война", – записал в свой дневник очевидец.

Манифестом 11 апреля 1853 г. возвещено было о занятии русскими войсками Дунайских княжеств. Манифест этот не возбудил энтузиазма.

Приведение на военное положение гв. корпуса в Восточную войну шло ещё медленнее, чем в Венгерский поход: 4 января 1854 г. отдано было в полковом приказе о том, что последовало высочайшее утверждение расписания о сборе бессрочно отпускных нижних чинов; через два месяца (1 марта) офицеры и нижние чины 7-го резервного и 8-го запасного эскадронов были отчислены от полка. За эти два месяца полковая жизнь мало чем отличалась от обыденной мирной.

8 марта приказано было офицерам приобрести положенные пистолеты, а "эскадронным командирам сделать испытание в полковом манеже, не производят ли слишком сильной отдачи употребляемые ныне нижними чинами пистолеты и штуцера при стрельбе из оных боевыми зарядами".

Первый приступ к мобилизации полка следует считать 19 марта, когда поручик Задонский был командирован на две недели в Москву для покупки полковых подъёмных лошадей, где им и было приобретено восемнадцать "отличнейших во всех отношениях лошадей".

В один и тот же день (13 апреля) отдано было в приказе "немедленно приступить к отточению палашей и заострить концы пик", для чего "непременно завтра доставить в полковую слесарню все палаши, сабли и пики", и назначена "репетиция церемониального марша".

15 апреля состоялся высочайший смотр 1-й бригаде гв. кирасирской дивизии, а затем приступлено к покупке подъёмных артельных (по две на эскадрон, ценою по 100 руб.) лошадей.

Из опасения, что союзники произведут десант на Балтийском побережье, гвардия была стянута к морю. 1-я кирасирская бригада составила "стрельнинский отряд" под командой генерала Безобразова, выступила из Петербурга и расположилась в самой стрельнинской колонии и окрестных деревнях. Стоянка в Стрельне ничем не отличалась от обычной лагерной жизни в Красном Селе. За всё нахождение полка в "стрельнинском отряде" встречаем один только приказ полкового командира, имеющий боевое значение ("чтобы атаки в карьер как взводами, так и эскадронами делались сомкнуто и стремительно"); остальные же напоминают о церемониальных маршах и даже "тихим" шагом, а не об атаках. 1 июня состоялось на стрельнинском плацу учение бригаде в высочайшем присутствии. С 11 июня полк стал, по обычаю, готовиться к даче развода в Петергофе 1 июля. Начались пешая выправка поэскадронно и репетиции в стрельнинской колонии.

Цесаревич Александр Николаевич старался облегчить парадную службу войск и приготовить их к боевой службе, но можно проследить, даже по полковым приказам, что уступки боевым требованиям делались медленно и неохотно. Инициативе цесаревича офицеры обязаны были введением наконец походной шинели. До этого же офицеры имели только одни шинели, крайне неудобные для строя вообще, а для конного – в особенности, или же надевали сюртуки. И обыкновенная шинель и сюртуки резко отделялись и своим цветом и покроем от солдатских шинелей и способствовали увеличению потерь офицерского состава армии. 8 февраля состоялся смотр корпусного командира походным шинелям, для чего от каждого полка было послано по одному офицеру в таковой шинели. Прошёл месяц; 5 марта цесаревич "одобрил образцы походной офицерской шинели" и приказал "гг. офицерам ныне же приобресть походные шинели".

15 апреля приказано было носить походную форму, во внутренний караул ходить без ружей (с палашами) и офицерам надевать "походные шинели, когда нижние чины бывают в шинелях на службе". Это приказание на другой же день было вновь подтверждено. Прошёл месяц – последовало разрешение носить новые шинели "и вне службы", но не в столице; прошло еще две недели – разрешено было "носить и в столице во всякое время и вне фронта".

1 мая получено было нижеследующее предписание, которое отдано было в приказе по полку только чрез 1,5 месяца: "Наследник цесаревич главнокомандующий, осмотрев на нижних чинах шинели с двумя карманами, пришитыми с внутренних сторон пол, для мелочных вещей, изволил изъявить соизволение, чтобы карманы эти были введены во всех войсках гвардейского и гренадерского корпусов, не требуя от казны за холст денег, а чтобы нижние чины сделали таковые собственным иждивением, потому что они дозволены иметь собственно для мелочных вещей, как-то: трубок, табаку и прочее".

"В 6 часов пополудни четыре великолепных полка стояли влево от шоссе из Петергофа в Петербург, недалеко от Стрельны. Полки занимали три фаса четырёхугольника, четвёртой стороной которого было шоссе. В назначенный час прибыл император в форме Конного полка, в каске и кирасе. Сев на коня, он въехал в каре. Музыка заиграла, штандарты склонились, и неумолкаемое "ура" грянуло навстречу обожаемому государю.

По переезде в Петергоф императрица Александра Фёдоровна изъявила желание, чтобы кавалергардские офицеры находились у обедни в церкви Петергофского дворца в праздничные и воскресные дни, и 13 июня отдано было в приказе по полку: "Во исполнение высочайшей августейшего шефа полка воли предписываю, чтобы на означенных выходах находилось непременно по четыре офицера с каждого дивизиона, по назначению гг. дивизионных командиров". Увольнение офицеров по праздникам было ограничено одним полковником и по одному офицеру с эскадрона...

В конце июня явилось предположение направить гв. кирасирскую дивизию в Лифляндию, ближе к границе.

С 7 июля полк начал готовиться к походу. Из полковых приказов видно, что при этом главное внимание было обращено на церемониальный марш и на подбор флангов. Репетиции церемониального марша были ежедневны до самого высочайшего смотра дивизии в день выступления полка, 10 июля.

По поданному знаку поднялись опущенные палаши офицеров, музыка замолкла, и император объехал фронт полков, подробно их осматривая. Потом поскакал он в середину каре и могучим, далеко слышным голосом обратился к войскам. Как он говорил, свидетельствовали переполненные волнением и воодушевлением глаза воинов.

Император обнажил голову, все последовали его примеру, и в то время, как царствовала мёртвая тишина, – он молился! Затем, приподнявшись высоко над седлом, он распростёртыми руками благословил своих воинов, выступающих в поход, и заключил словами: "Бог в помощь, – а теперь проститесь с вашей матерью, вашей императрицей". Он вынул палаш и провёл войска мимо коляски императрицы. Императрица участливо кланялась то одному, то другому, называла некоторых по фамилии и протянула руку одному из кавалергардских вахмистров..."

Кавалергарды были направлены через Ропшу, Нарву и Иевве в Везенберг, куда и прибыли 30 июля. Но на другой же день был получен в полку маршрут движения к Брест-Литовску: угрозы десанта оказались пустыми, но зато приходилось считаться с явно неблагоприятным для нас сосредоточением на наших западных границах прусских и австрийских войск. 5 августа полк выступил из окрестностей Везенберга на Феллин, Вольмар и Венден; 9 сентября кавалергарды перешли Двину у Крейцбурга, 15-го были в Динабурге и 29-го в Вильне. В Вильне и её окрестностях полк простоял до 25 октября, когда выступил через Сломим, Кобрин и Брест-Литовск в Бялу, где и расположился 12 ноября на зимние квартиры.

Поход был совершён вполне благополучно (12 августа был один случай заболевания холерой со смертельным исходом, но этим и ограничилось). Переходы делались каждым эскадроном отдельно, причём полковой командир назначал время, не ранее которого он дозволял выступать; часы выступления были в августе не ранее 6.30, в сентябре 7.30; авангарды и арьергарды не высылались; с лошадей сняли пахвы и поперсья (Пахва - нахвостник, ремень от седла, в который продевается хвост лошади, чтобы при движении седло не съезжало; поперсье - конский нагрудник) ; предоставлено было на усмотрение эскадронных командиров разрешать ехать в коротких перчатках, но с тем, чтобы все нижние чины эскадрона были в одинаковых перчатках. Вместе с тем генерал Бреверн требовал, чтобы "гг. взводные командиры были полными хозяевами их взводов, имея величайшее попечение о нижних чинах и строевых лошадях их взводов. Одним словом, они должны быть настоящими помощниками гг. эск. командиров".

В общем Бреверн не обращал, по-видимому, внимания на мелочи и требовал лишь необходимого и возможного: чтобы здоровье людей, тело и ноги лошадей были сбережены и чтобы седловка была безупречная. Тем более следует это отметить, что начальник дивизии предъявлял самые неумеренные требования, а именно замечал, что "гг. частные начальники не обращают должного внимания на то, чтобы во время похода нижние чины сохраняли правильную посадку, а так как не должно быть другой таковой, как та, которой обучают людей в манеже, то эту самую посадку нижние чины непременно должны сохранять во всех случаях и не сметь думать, что походное время даёт им право опуститься в посадке и иметь оную самопроизвольную. Также замечено было, что не обращается должного внимания на правильность в седлании лошадей, кроме Кавалергардского Ее Величества полка. Каждый день выступления эскадронов должен быть день смотровой; частный начальник не должен себе позволять пропускать без внимания какого-либо отступления от правильной седловки лошадей".

Так двигался полк до середины сентября, когда стало известно, что цесаревич Александр Николаевич "проедет по тракту следования дивизии", и потому было приказано "делать переходы не иначе как справа по три; на фланги отделений ставить людей с красивой и правильной посадкой и самых видных и сытых лошадей; непременно высылать от каждого эскадрона авангард и арьергард; пахвы и поперсья иметь постоянно пристёгнутыми; служителям офицеров быть в установленной форме, и чтобы волосы у них были острижены; на переходах пропускать эскадроны церемониальным маршем и в особенности обратить внимание на держание пик и палашей, на бодрый взгляд людей и на приветствие их".

В Бяле и окрестных деревнях кавалергарды простояли до средины лета 1855 г. 20 июля полк выступил на Седлец, 27-го переправился через р. Буг у Нура и в первых числах августа направился через Ломжу на Августов и Мариамполь; переправился 22 августа через Вилию у Янова и 24-го вступил в Вилышмир. Поход в 488 вёрст полк сделал поэскадронно в 36 дней, из коих 10 днёвок. Часы выступления – 8 часов утра; пахвы и поперсья были сняты; авангарды и арьергарды высылались при приближении начальства и тогда же производился церемониальный марш. В самом Вилькомире расположился штаб полка и по очереди один эскадрон; остальные эскадроны стояли разбросано по деревням кругом города.

Ещё зимою, 18 февраля 1855г., скончался император Николай Павлович. 26 февраля кавалергарды присягнули императору Александру II Николаевичу. 25 марта по полку было объявлено о выступлении не в Петербург, а в Москву, на имеющую быть там коронацию...

Новый дух не сразу проник до полка: 16 августа отдан был приказ по гвардейскому и гренадерскому корпусам, требующий боевого обучения солдат, а 18 октября командир гв. кавалерийского корпуса Пав. П. Ланской указывал, чтобы при обучении нижних чинов не только "в точности им руководствовались", но приступили бы к делу, "вникнув в смысл приказа этого, заключающего в себе всё, чему солдат должен быть обучен, дабы быть полезным для боя". Хотя в приказе, дополнял его корпусный командир, "и не упомянуто особо о пешей выправке, но... дабы приготовить солдата к требуемым упражнениям с оружием и в прочих предметах, необходимо и ею заняться в такой мере, сколько нужно для кавалерийского солдата".

"Объявляю о сем для точного и непременного исполнения по полку, – писал граф Бреверн. – Делаю также известным по оному и выписку из приказа по корпусам за № 302, заключающего в себе следующее: согласно с высочайшей волею его с-во главнокомандующий требует, чтобы в настоящее время учили солдат преимущественно тому, что нужно для войны. Нынешняя война указала всю важность искусной стрельбы и одиночной развязной ловкости солдат. Для сего его с-во предписывает: при обучении кавалериста надо доводить одиночную ловкость и развязность его, а также умение владеть оружием до возможного совершенства, ибо удачная кавалерийская атака всегда оканчивается одиночным рукопашным боем. Чтобы быть уверенным в успехе атаки, надо, чтобы каждый всадник с уверенностью владел копьём и оружием и был свободен и ловок во всех движениях. Одерживает победу тот, в коем выше эти достоинства. Неповоротливый солдат будет изрублен прежде, чем схватится за оружие для обороны.

Всё это его с-во повторяет не для формы, а чтобы напомнить, как необходимо настоящее приготовление солдата к бою, и поэтому каковую важность его с-во придаёт этому существенному предмету, составляющему главное назначение солдата.

При обучении его с-во желал бы, чтобы постоянно имелось в виду объяснить солдату, чтобы он не гонялся за приёмом, а, понимая цель удара, действительно и ловко наносил оный; чтобы обращено было особенное внимание развязывать человека во всех движениях, дать ему ловкость, чтобы в каждом его приёме видно было, что он понимает своё дело и совершенный в нём мастер. Особенно чтобы умел стрелять; в кавалерии учить стрелять сначала пешком, потом верхом на месте и, наконец, умеющих хорошо стрелять учить стрелять на скаку. Не оканчивать ни одного урока, пока он не принесёт положительной пользы, не ограничивать ученья назначенным количеством пуль, а более успевшим сокращать ученье; стрелять, пока обучающий не убедится, что урок принёс пользу, приучать стрелка к оружию, если он уже начал верно попадать в цель. Стрелять надо каждый день, чтобы большая часть выучилась этому искусству; без практики самый опытный стрелок разучается..."

Следовательно, вопрос сводился к определению, сколько нужно для кавалерийского солдата пешей (т. е. одиночной) выправки. Вопрос этот, как увидим ниже, не получил коренного решения и в последующее двадцатипятилетие.