Непознанность

Предмет познания неисчерпаем для рациональной мысли.

Я не знаю, что нас ждет впереди, грядущее необозримо. Река впадает в море, моря сливаются с океанами и наш человеческий плот выносит на простор. Можно плыть, оставаясь самим собой, можно тонуть и изменяться. Можно двигаться, сопротивляясь ветрам и течениям и, плывя, оставаться на месте, можно овладевать ветрами. Повернешь на северо-восток - будет остров, а на юго-западе - континент. Если плыть и оставаться самим собой, обязательно доберешься до берега, потому что у любого океана есть берега. Но выбор, все-таки, остается за нами: ждем мы чего-нибудь впереди или не ждем, хотим чего-то или нет, направляет нас желание или заставляет стоять на месте и бессмысленно созерцать глубину и бескрайность.

Бредут трое по пустыне: алкоголик и два наркомана: кокаинист и морфинист. Вдруг перед ними высоченная стена.

- Выпьем и обойдем! - Сказал алкоголик.

- Нет, понюхаем и перепрыгнем! - Предложил кокаинист.

- Нет, ребята, давайте уколемся, и порадуемся, какая она большая! - Воскликнул морфинист.

(О разных программах реформ. Русский анекдот первых лет после советский власти).

Абсолютная изменчивость оборачивается высшей неизменностью, врощенностью человека в мироздание. Самоизменение становится неизменностью, бесцельность - целью. Тогда я, человек, тождественен миру. Я - микрокосмос и весь мир в превращенной форме пребывает во мне. Он же - макрочеловек, он - я в моем истинном бытии (это уже почти метакодика по Анаксагору или Кузанцу). Пробудившись от иллюзий и став Буддой, я обнаруживаю себя Космосом! А тогда от меня в мире нет никаких тайн, нет ничего необычайного, я никогда не окажусь в ситуации, заставляющей переживать очевидную непознанность своей жизни и своего положения в мире, попадать в тупики.

Значит, мне нечему удивляться, это экзистенциальное состояние оказывается невозможным! Если нечему удивляться, то передо мной не стоит никаких проблем, мне нечего решать и ничего решать в принципе не надо. Даже вопрос о выборе снят еще до его постановки. Тогда зачем разум? - В нем нет необходимости. Разум, оказывается, не характеризует человеческое бытие. А так как я нахожу себя разумным и принимаю это как свою природу, то, следовательно, разум - мое небытие, ошибка мироздания. Он - воздушный пузырек в бесконечной океанской толще, вечно выталкиваемый в никуда? Правда, став Буддой, я и Космоса никакого не найду, это, должно быть, удивительно!

Разум есть осмысленная активность сознания. Человеческая природа без разума уже не является человеческой. Но в чем же, в таком случае, человеческое бытие, если мой разум ошибочен, что я такое есть на самом деле, без всякого самообольщения, самообмана, без иллюзий? Идиот вселенной? Что такое человеческая жизнь, которой я наделен: тюрьма за кармические грехи? Психиатрическая больница? Испытательный полигон? Стройплощадка человека совершенного? Или, все-таки, школа, в которой я должен научиться быть человеком разумным?

Разум нужен для того, чтобы решать свои проблемы, если я разумен, то они у меня есть. Если есть проблемы, значит, я удивлен, я все-таки влип в ситуацию. Если удивлен, то жизнь моя необычайна и полна тайн, я глазами вижу непознанность своей жизни. Любая вещь неисчерпаема для рациональной мысли и я, как вещь мира неисчерпаем для самого себя. Опять древняя, библейская интуиция, первая ситуация, в которую попали люди, была изгнанием из Эдема, весь ворох человеческих проблем связан с этим.

Я живу вместе с непознанностью, и когда я иду по улице, то это не значит, что идет та моя часть, которую я знаю, а то, что я не знаю, как бы топчется на месте. Напротив, это значит, что я иду целиком. Когда я говорю, в каждом моем слове запечатана вся бездна моего существа, она выражается интонациями, оговорками, оттенками смысла. Без этой глубины мои слова всего лишь пустые звуки, они бесконечно беднее петушиного крика. Сколько бы я пустых слов ни сказал, я знаю, что все слова на свете одной души вовек не создадут.

 

В начале было слово.

Я сказал

немало слов

и грустных, и веселых,

но я ошибся:

все слова на свете

одной души вовек не создадут.

Нет, был в начале крик,

а он рождал слова!

Я помню, я кричал,

но только эхо

мне возвращало:

- Тише, не шуми!

И я просил чего-то?

Я кричал,

должно быть, слишком громко?

Я бестактен.

Простите мне нечаянный порыв,

клянусь,

я буду мудрым, словно глыба,

чувствительным как муха на стекле.

У Блока поучусь, не у Рабле,

и про любовь сложу тринадцать строчек,

а может быть еще одну - про спорт.

Но есть ответ:

Тоска была в начале!

Глупа та жизнь, которой суждено

в иронии разыскивать свободу,

ворчать на безответственность богов

и кукиш им показывать в кармане.

В начале боль была!

Болело тело

земли,

болело небо, голова, цветы, моря, деревья -

все болело

как рана от удара топором.

Я тосковал, не в силах боль облегчить,

и я кричал и говорил слова:

- Уйди, мгновенье, ты - невыносимо!

Так начиналась суета сомнений

и исчезала радость суеты.

Тогда я вычислял, и вычисленья

приобретали зримые черты:

Рождался мир с душистой юной кожей

как яблоко, счастливый, золотой,

как лес тысячедуший, непогожий,

рыдающий осеннею бедой.

Какая малость... Кончилось, заглохло.

Лишь только ветер колотился в стекла

да осень приблудилась ко двору.

Бездомная летела в небо птица,

чтоб не дождем, а тучами напиться

и улетела в облаков дыру...

 

Когда я гляжу на другого человека, я могу еще представить его телом, но мое собственное тело для меня наполнено разумной мыслью, оно - мыслящее и жизнь моя - мыслящая жизнь, разумная и необычайная. Именно с этих позиций каждый из нас выступает в мире как индивидуальное существо. Стоит потерять необычайность и состояние непрерывного удивления, вместе с этой потерей пропадает разум, а человек становится идиотом вселенной, из него уходит его личная человечность, ему ставят двойку и исключают из школы.

Я живу целиком, объединяя своей жизнью все, что я знаю о себе и чего не знаю. Выпутываюсь из проблем, опираясь на собственное представление о смысле. Смысл направляет жизнь и превращает мышление в разум - в способ выбирать направление и решать проблемы.