Часть II. А была ли "первобытность" или это изнанка зеркала?

Если хочешь снова стать ребенком,

победи и свою юность

Фридрих Ницше, Exordium

 

Существуют термины, судьба которых складывается весьма неудачно, ибо они становятся столь расхожими, что порой сложно докопаться до их истинного смысла. А ведь в "смысле" слова заложена причина его возникновения, причина, по которой люди начали этим словом пользоваться. Попробуем разобраться в причинах, по которым западному человеку понадобилось слово "первобытный". Попытаемся хоть ненадолго отвлечься от убеждения, что XIX век - это торжество истинного, то есть, научного знания над мракобесием, и одним из элементов победного шествия являлось раскрытие истинной истории человечества. Может быть, интерес к так называемой первобытности возник по каким-то иным причинам, может быть мы вкладываем неосознанно в этот термин совсем другое содержание. Начнем с изучения личности примитивного дикаря, первобытного предка, а точнее мы начнем с рассмотрения той модели дикаря, которая постепенно сложилась в научной литературе, и которой столь упорно придерживаются ученые. Каков он - дикарь?

Прагматизм первобытных людей подтверждается многочисленными археологическими и этнографическими свидетельствами, и ни у кого особо не вызывает сомнения. Любой из профессионалов (антропологов, археологов), имеющих дело с "живой" первобытностью, объяснит, что способности человека, воспитанного в первобытных традициях, в первобытном мифе, ничуть не меньше способностей современного человека. Эволюция человечества сотни тысячелетий творилась руками разумных существ, мышление которых, однако, казалось столь мало похожим на современное, что Люсьен Леви-Брюль (дотошный и глубоко мыслящий французский антрополог) назвал это мышление - пра-логическим, подчеркивая тем самым, его особую природу.

Между тем, найти общий язык с любым первобытным человеком несложно. Вы можете обнаружить массу общих тем для разговора, пока дело не коснется ключевых для любой мифологической системы[3] вопросов: сотворение мира, строение космоса, смысл жизни, структура личности. Именно в этих вопросах любое мышление, будь оно пра-логическим, логическим или же каким угодно другим, четко и бескомпромиссно заявляет о своих правах на описание и толкование бытия.

Первобытное мышление получило свое название по одной простой причине: считалось, что оно было "первым" типом сознания в истории человечества, и сам термин одновременно подчеркивал наличие "современного сознания", качественно отличного от первобытного. С некоторых пор стало весьма модным изучать первобытное мышление в чистом виде, сознательно дистанцируясь от него, подчеркивая, что подобное исследование имеет смысл лишь для того, чтобы показать совершенство современного мышления, историю его происхождения.

Любовь к истории - характерная черта XIX - XX века, и философии еще предстоит объяснить этот парадокс в жизни человечества, объяснить это удивительное стремление "оглядываться назад", столь несвойственное человечеству в предшествующие эпохи и ставшее навязчивой идеей с приходом цивилизации. Иногда создается ощущение, что мы изучаем свое прошлое не из досужего любопытства или антикварного интереса, а для того, чтобы разобраться в "истории болезни". Так психоаналитик копается в детстве невротика, пытаясь понять истоки болезненного раздвоения личности. (Одним из первых почувствовал болезнь Фридрих Ницше, прокричавший: "Бог умер!"). А одним из антибиотиков для исцеления стала антропология с ее кропотливым анализом первобытного мышления.

Не настало ли время показать, что подобная структура мышления характерна не только для первобытности, что в принципе не существует двух видов мышления у человечества (одного - первобытного, другого - современного), не зависимых друг от друга, сменяющих и отрицающих один другой. И, может быть, более корректным будет говорить о двух мифологических структурах, свойственных двум типам цивилизации?

Создается ощущение, что в основных глубинных побуждениях современные и первобытные люди не просто похожи, они одинаковы. И мы - такие же первобытные люди, а живем мы в современном первобытном обществе.

Поскольку первобытное мышление продолжает существовать и в нашем обществе, хотя и в неявном виде, постольку изучение его может носить и практический смысл: ведь это не просто некоторое явление в чистом виде, - оно расположено в глубинах подсознания человечества, и диктует его поступки как на индивидуальном, так и на коллективном уровне. Чем внимательнее мы проследим нюансы первобытного мышления, тем понятнее нам будут некоторые поступки наших современников.

В этом смысле мы не претендуем на роль "первооткрывателей темы". Философы, культурологи, психологи на протяжении ХХ века постоянно обращаются к проблеме глубинного единства мышления человека на различных стадиях своего развития. Скажем, ряд психоаналитических школ строят свои исследования на предположении о том, что сфера подсознания универсальна у всех людей во все времена. И именно это обстоятельство формирует похожесть культур. Таковы, например, школа аналитической психологии Карла Густава Юнга, школа трансперсональной психологии Станислава Грофа.

Термин "первобытное мышление" вошел в научный оборот в конце XIX - начале XX века. При этом подчеркивалось, что его не следует понимать буквально, ведь речь шла о тех народностях, с которыми вошли в соприкосновение белые завоеватели Нового Света и которые хотя и напоминали людей каменного века, но при этом жили не в древности, а рядом с ними.

Кстати, люди каменного века в некотором смысле не более первобытны, чем современные, ибо разум появился на Земле миллионы лет назад, а мы судим более-менее уверенно лишь о последних десяти тысячах лет жизни человечества. В конце концов, деление истории на первобытность, древность, средневековье, современность имеет значение только для профессионалов - историков, да и то, если только они придерживаются общего взгляда на историю как на некий единый мировой поток.

Любопытный парадокс! Очень часто суждения о ""древней", "настоящей" первобытности" являются результатом проекции моделей, полученных в результате исследования "современной первобытности", т.е. тех самых народов, которые стали объектом пристального интереса антропологов и сразу же получили массу уничижительных названий: "примитивные", "варвары", "дикари".

А еще чаще на древнюю первобытность просто-напросто переносятся современные чаяния и надежды, все, к чему стремится современный разум, получает свое обоснование, идеологическую и историческую подпитку там, в глубокой древности. Не в этом ли такое удобство рассуждений и "научных изысканий" о первобытности, которую никто не видел и не увидит своими глазами?

Пример тому - популярность археологии. Несомненна ее ценность как основного поставщика фактов для реконструкции первобытной до-письменной истории. Но любопытно, что как только доходит дело до интерпретации, то есть попытки осуществить глубинный прорыв в сущность древней культуры, так археологи превращаются в культурологов, философов, оккультистов.

Невозможно постичь мертвую культуру, да и есть ли в этом такая уж нужда? Под видом интереса к древности мы осуществляем оригинальную и гибкую попытку саморефлексии. И не настало ли время открыто сказать о том, что в нашем интересе к древности нами больше движет неосознанная тоска по цельности и гармонии, нежели краеведческое стремление устраивать из науки лавку древности.[4] Однако в любом случае понятие "первобытности" играет некую важную и до конца не понятную роль в функционировании современной культуры.

Первоначально подразумевалось, что первобытные люди "недоразвиты" до нас, им еще предстоит стать такими как мы, белые цивилизованные люди. Их следует изучать, описывать как забавный казус, диковинку, которую можно наколоть, как бабочку, на булавку. Правда, антропологи (особенно - эволюционисты) в XIX веке утверждали, что перед нами - чудом сохранившееся прошлое человечества, что все мы были такими: в шкурах, с бубнами, нечесаные и не знающие благ цивилизации. Это-то и заставляло умиляться: человечество - де прошло длинный путь славных свершений. Точно так же не очень умный, но весьма сентиментальный взрослый умиляется шалостям и парадоксальным высказываниям детского ума, не ощущая мудрости и свежести детского восприятия.

Лишь во второй половине XX века начались разговоры о том, что прогресс человечества заключается всего лишь в совершенствовании материальной сферы, что это - обычная смена одного уровня благосостояния другим, менее прочного более прочным, менее быстрого более быстрым и т. д. К тому же сопровождающегося потерями. Так, человек, взрослея, становится быстрее, выше, сильнее. Но меняется ли он сам, его дух?