2.4 Масштабы политической этики: цели – институты – действия

В связи с тремя английскими понятиями для обозначения политического мы уже называли три направления вопросов политической этики. Мы должны спросить, хороши или оправданы цели и программы политики (policy); хороши ли средства, это в основном институты, правила и законы политического порядка (polity); хороши ли действия действующих лиц, включая всех граждан как непрямых действующих лиц (politics).

В этом смысле основная структура политической этики как этики целей, институтов и действий или добродетелей должна быть в дальнейшем раскрыта в три этапа. Следующие разделы (с 3 по 5) служат дифференцированию этого основного наброска в постоянном сопоставлении с характерными особенностями политического. При этом такие феномены как интерес, конфликт, власть и насилие должны находиться на переднем плане; поскольку преимущественно из-за них вспыхивают моральные проблемы и дискуссии.

2.4.1 Цели: мир – свобода – справедливость

Прежде всего, необходимо исключить возможное недоразумение. Если мы говорим здесь о мире, свободе и справедливости как о целях политики, то тем самым мы не хотим утверждать, что вся известная политика ориентирована на эти цели – как раз наоборот, и именно поэтому мы должны вспомнить о политической этике. Мы не утверждаем также, что вся политика объединений, партий, государств должна быть непосредственно направлена на достижение этих целей. Политика на законных основаниях соответствует различным интересам. Так заинтересованное объединение стремиться повлиять на налоговое законодательство или на дотационную политику правительства в свою пользу. Политическая партия всегда стремиться к тому, чтобы удержать своих сторонников, выиграть выборы, иметь как можно больше своих людей в парламенте и правительстве, а также на других постах. Государство хочет утвердиться во «взаимодействии факторов» государственного общества, обеспечить сохранность своих границ, добиться выгодных коммерческих условий для своей экономики. Политика, как мы ежедневно наблюдаем, есть попытка многих действующих лиц, наиболее эффективно использовать свои интересы в конкуренции интересов.

Этическим вопросом в рамках аспекта цели является, во-первых, можно ли оправдать интересы, во-вторых, должны ли конкуренция интересов и разрешение конфликтов подчиниться некоторому вышестоящему общему интересу всех действующих лиц и всех, кого это касается. Староевропейская политическая этика называла такой общий интерес всеобщим благом. Об этом мы будем говорить в связи с интересами (см. 3.1). Здесь основные составные части, целевые ценности общего интереса или всеобщего блага, должны быть одновременно обоснованы в свете современного политического мышления как мир, как свобода и как справедливость. Мы встречаем их один за другим и также все вместе в различных вариантах попыток построения политического порядка на основании идеи договора всех участников.

Томас ГОББС исходил из природного состояния войны всех против всех. Состояние всеобщей неуверенности и страха, в котором более сильный был также неуверен в своей жизни, как и более слабый. Целью договора, в котором все отказываются от применения насилия и подчиняются господству, является обеспечение внутреннего мира. Таким образом, мир – в интересах всех; предпосылка, которую делал ГОББС такова, что внутренний мир для каждого более выгоден, чем угроза физического насилия.

ДЖОН ЛОКК добавил следующую предпосылку, которая вела к миру в свободе как к цели договора. Люди не только хотят быть в безопасности от насилия, но и иметь возможность развиваться в рамках своих данных природой прав на жизнь, свободу и собственность. Таким образом, политический порядок должен создать не мир через угнетение, а мир в свободе. Правительство, которое недостаточно соблюдает и защищает права на свободу граждан, может быть снято – это основная мысль основанного на свободе конституционного государства.

Опыт социальной нужды вследствие индустриальной революции и капиталистической экономики труда с 19 века, частично в связи со старыми представлениями о «государстве всеобщего благосостояния», вел к развитию социальной политики и социальной государственности. Тем самым, наряду с миром и свободой, как третья основная цель политики, на передний план выступает старая всеобъемлющая цель - справедливость, но теперь выраженная более узко, как социальная справедливость. Поэтому также не удивляет, что современные попытки обновления старых теорий договора выдвигают справедливость в центр своих рассуждений.

Приверженец конституционного права МАРТИН КРИЛЕ в кратком эскизе описывает процесс формирования этого триаду целей современного свободолюбивого государства следующим образом:

«рассуждения, что мир, свобода и справедливость являются основами законности демократического конституционного государства, могут показаться на первый взгляд абстрактными. В действительности эти понятия при помощи избитых фраз обозначают очень сложные отношения вещей. Они получают содержание и жизнь в конкретных исторических ситуациях гражданской войны, террора и несправедливости, которые означали воззвание к человеческому разуму, и ответом на которые является развитие демократического конституционного государства. Конфессиональная гражданская война за свободу вероисповедания 16 века возбудила стремление к внутреннему миру. Только основанное на принципе суверенности современное государство смогло покончить с гражданской войной. Но в своем абсолютистском варианте оно одновременно принесло опасность конфессионального и духовного террора и пробудило стремление к свободе, которое смогло успокоиться только после обуздания государства путем создания конституционного государства. Конституционное государство однако в своей первоначальной форме оказалось связанным с рабством, разделением на классы и социальным бедствием. Стремление к большей справедливости могло и может возникнуть только в дальнейшем развитии на пути к демократическому и социальному конституционному государству» (КРИЛЕ 1981, стр. 12 f.).

Для дальнейшего пояснения трех целевых ценностей для политической этики кажутся особенно важными четыре точки зрения.

Во-первых, мы уже установили, что конкретная политика вытекает из специфических положений интересов и имеет целью непосредственное проведение определенных интересов. Политическая этика только требует использовать интересы таким образом, чтобы три цели не были ущемлены или вовсе поставлены под вопрос. Использование интересов должно происходить в системе правил так, чтобы по возможности действия действующих лиц одновременно содействовали укреплению мира, свободы и справедливости. Таким образом, «реализация» этих целевых ценностей всегда происходит косвенно в построении соответствующего им институционального порядка и в действиях, которые соблюдают этот порядок. Даже хорошо организованное демократическое правовое и социальное государство не может непосредственно проводить в жизнь мир, свободу и справедливость. Оно может только – и в этом его смысл – держать наготове институты для мирного урегулирования конфликтов, для свободолюбивого использования интересов при обязательном одновременном социальном уравнивании и развивать их дальше в соответствии с требованиями новых проблемных ситуаций. Все политические действующие лица обязаны, а в определенных границах даже вынуждаются в своих действиях уважать смысл этих институтов и правил. Таким образом, мир, свобода и справедливость являются не целями, достигаемыми раз и навсегда, а постоянными задачами в обществе, исторически постоянно находящемся в движении.

Во-вторых, отсюда следуют указания на распространение и границы целевых ценностей для политических действий. Мир, свобода и справедливость являются ориентировочными масштабами, направляющими линиями. В этом смысле мы можем назвать их также принципами, основами действий, или совместно с КАНТОМ регулятивными идеями. Но принципы или регулятивные идеи в конкретных ситуациях не могут нормировать или даже предопределять действия в деталях. Они должны пронизывать их, они должны привлекать внимание, руководить действиями; но, исходя из принципов, нельзя с уверенностью заключить, что должно быть сделано. Ситуации не могут быть как бы геометрически зафиксированы как точки пересечений принципов; нельзя полностью проникнуть в их суть. Согласно КАНТУ регулятивная идея является эвристическим понятием; он не показывает, какими свойствами обладают предметы нашего опыта, а помогает нам искать их свойства и их взаимосвязь. Таким образом, чтобы проводить хорошую политику не достаточно иметь хорошие принципы. Люди, у которых их принципы постоянно на языке, могут даже стать помехой для разумного формирования мнений и воли в конфликтных ситуациях; тем более, если они связывают бравирование своими принципами с упреками других в беспринципности. Но для политической борьбы мнений это означает также, что ее не следует вести в первую очередь большими целевыми понятиями. В политических буднях они являются «громогласными фразами»; они мало говорят о конкретных возможностях решений, и кто ими оперирует, делает их убийственными словами. Тем самым он как раз отвергает связанные с ними цели.

В-третьих, целевые ценности оставляют большие возможности для интерпретации в споре интересов и убеждений. Поэтому их не нужно впутывать в политический спор, чтобы оставить как можно больше места для регулируемого спора. Их намного легче определить как отрицательные, чем как положительные; с их помощью можно легче провести границу требуемого или позволенного, чем положительно сказать, что они означают с точки зрения содержания. В страстной дискуссии о мире, проводимой в восьмидесятые годы часто была слышна веская жалоба на то, что наши дети скорее умеют играть в войну, чем в мир; когда от них потребовали «играть в мир», то, к сожалению, они не знали, что они должны делать. В этом тогда видели упущение воспитания. Ошибка в данном случае на стороне жалующихся. Если дети играют по правилам, считаются друг с другом, не ранят друг друга, то между ними мир, даже во время «игры в войну»; это не выступление в пользу этого типа игры. Мир является не наличествующим состоянием, а видом обхождения друг с другом, а именно, моделью свободного от насилия сосуществования в конфликтах. С другими целевыми ценностями, ориентированными на наши действия, дело обстоит точно также. Врач намного легче определит болезнь, чем здоровье; и без определенного тщеславия он будет понимать здоровье как отсутствие болезни. Практически так же мы понимаем свободу как отсутствие принуждения, справедливость как отсутствие кричащей несправедливости.

В-четвертых, наконец, нельзя обойти вниманием, что существуют целевые конфликты; конфликты между миром, свободой и справедливостью. Хотя между ними оказывается положительная взаимосвязь, которая была видна раньше в наших выводах из истории договорной мысли и свободолюбивого конституционного государства. В долговременной перспективе и при взгляде на политический базовый опыт необходимо констатировать, что мир подавления и грубой несправедливости является не только плохим миром, но и непрочным. Когда-нибудь люди восстанут против него, и тогда грозит гражданская война и революция. В обратном случае свобода без мира была бы анархией, состоянием без договора, которое как раз необходимо преодолеть. Свобода без справедливости означает государство локтей и фактическую несвободу для более слабых. Справедливость без свободы создает диктатуру предполагаемого добра или тех, кто обладает истиной; они имеют склонность добиваться ее даже при помощи насилия и террора.

Все это не является «истиной в конечной инстанции»; но это насыщенные опытом, антропологически убедительные и поэтому достаточные основания для попытки создать политический порядок на обязательном балансе мира, свободы и справедливости; поставить ему задачу всегда заново оптимизировать имеемые ввиду ценности, вместо того, чтобы усиливать одну за счет других. Но для конкретных конфликтов и проблемных положений это означает, что цели, опираясь друг на друга, всегда находятся в напряжении. Мы вращаемся в конфликтах целей. В отношениях свободы и справедливости такие конфликты целей выражаются в вопросах экономического и социального порядка. В отношениях свободы и внутреннего мира напряжение выражается в задаче создания порядка свободы, ибо речь идет о конкретных свободах всех в совместном сосуществовании. Так же и в отношении внешнего мира и свободы нам известен конфликт цели, как, например, конфликт между волей к самоутверждению более слабого по отношению к воле более сильного соседа, что, в экстренном случае, грозит войной.

Поскольку существуют эти конфликты, для прояснения политико-этических базисных вопросов мало чем полезно взаимозаменяемое определение целевых понятий. Имело свои положительные стороны то, что ИОАН ГАЛЬТУНГ говорил об отрицательном и положительном мире, и последний отождествлял приблизительно с социальной справедливостью. Свои положительные стороны имело и то, что именно мир и справедливость поддерживают друг друга. Несправедливость может стать основанием для войны. Но обеспечение мира остается собственной задачей даже тогда, когда в государствах и между ними на данный момент достигнута наивысшая степень справедливости. Основания и поводы для групп людей прибегнуть к насилию - многообразны. Их нельзя «лечить из одной точки».

Их вообще нельзя вылечить политическим путем, чтобы они исчезли из мира сего; так как «из такого корявого дерева, из которого сделан человек», как формулировал КАНТ, нельзя построить ничего совершенно прямого. Обеспечение мира, установление свободы, умножение социальной справедливости остаются постоянными задачами политики в том смысле, что использование интересов, урегулирование конфликтов, решение проблем должно происходить в ориентации на эти целевые ценности. Но эта ориентация не преподносит правильные действия в политической ситуации.